Андрей Онищенко - Миссия"Крест Иоанна Грозного"
– Пока еще не все в сборе, давайте немного подождем, – обратился хозяин к присутствующим, а пока, откушайте гости любезные, чего Бог послал. Я специально распорядился не подавать хмельного. Дело у нас важное, разговор серьезный и голова у нас должна быть чистой, впрочем, как и помыслы.
Василий Шуйский, подовая пример гостям, взял с блюда кусок пирога и положил его в свою тарелку. Украшением стола были два больших медных трехведерных самовара с душистым, на полевых цветах и медовом взваре, сбитнем. На блюдах, блюдцах и тарелках из благородного металла, горкой были уложены пирожки, ватрушки, плюшки и различные сладости. Пироги и расстегаи затейливых различных форм, с мясной, рыбной, овощной, грибной и сладкими начинками, украшали стол. Фрукты и ягоды, как свежие, так и сушеные засахаренные, в дорогих серебряных вазах с затейливыми узорами своей палитрой радовали взгляд и манили своей свежестью. В маленьких позолоченных ладьях благоухало ягодное всевозможное и фруктовое варенье, своим ароматом маня сладкоежек порадовать себя. Илья не был голоден, но чтобы не обидеть хозяина, положил на тарелку большой кусок рыбного пирога с белужатиной и квашеной капустой и налил чашку сбитня. Напиток был обжигающе горячим и приятным на вкус. Присутствующие за столом разговаривали между собой на интересующие темы. Потягивая из кружки горячий сбитень и бросая украдкой взгляд на Шуйского, Илья задумался:
– Молодость свою он провел при Грозном и решительно ни чего не выказал, – рассуждал про себя он о хозяине. – Когда родственники его играли важную роль в государстве, Василий оставался в тени. Опала, постигшая его родного брата Андрея, миновала Василия. Годунов, вероятно, считал ничтожным по уму и при том завсегдашним угодником силы. Василий Шуйский терпел все и повиновался беспрекословно. Посланный на следствие в Углич по поводу убийства Дмитрия, Василий исполнил это следствие так, как было угодно Годунову. При первом народном волнении в Москве, Шуйский вышел на площадь и уговорил народ остаться верным Годуновым, уверяя, что царевича Дмитрия нет на свете, а человек назвавшийся его именем, есть беглый диакон Гришка Отрепьев. Но когда после того как прочитанное воззвание Гаврилой Пушкиным с лобного места взволновало народ до того, что можно было ясно видеть непрочность Годуновых, Василий Шуйский, призванный решить вопрос о подлинности Дмитрия, решил его в пользу претендента, тем самым окончательно погубив несчастное семейство Годуновых. Само собой, разумеется, – думал Илья, – что если кто из бояр и был вполне уверен, что названный Дмитрий не сын царя Иоанна, то, конечно, Василий Шуйский, видевший своими глазами труп убитого царевича. И сейчас, на волне всеобщего недовольства поляками, нововведениями иноземных обычаев, попранием устоев православной Веры, при котором им, детям старой Руси, не представлялось возможным играть первой роли, Василий Шуйский решил собрать вокруг себя строгих благочестивых людей и авантюристов, готовых на все ради своего блага и возглавил заговор, главной целью которого, является свержение Дмитрия и занятие им, Василием, опустевшего трона.
– Ну что, все кто пожелал, пришли, – начал свою речь всеми уважаемый потомок Рюриков, – хотя Государь наш и не сын Иоаннов, но мы присягали ему. Присяга, данная в заблуждении или в страхе, не может быть истинной. Мы собрались здесь, чтобы положить конец беззаконию. Самозванец разбазаривает богатства, накопленные поколениями наших Государей начиная с Рюрика, презирает Веру и добродетель, хочет предать нашу Святую церковь Папе, а знатную часть территории России полякам и Сигизмунду. Для исполнения своих умыслов губительных для России, он все больше призывает на нашу землю поганых иноверцев. Вскоре ожидается приезд Воеводы Сендомирского с новыми, еще более многочисленными шайками ляхов. Их поведение и беззаконие, которое они чинят, губительно для Отечества. Древние царские сокровища, как и земли наших предков, уходят в руки поганых ляхов. Я спрашиваю вас, присутствующих здесь, чего мы ждем, и что ждет нас впереди? Некрещеные немцы и поляки ходят в церковь тем самым, оскверняя наши Святыни, при Дворе соблюдаются обычаи богопротивные, а ждем мы того, когда же наш Государь и вовсе изменит православию. У него с Сигизмундом и польскими панами давно составлен уговор, разорить наши церкви и поставить на их месте католические костелы. Докуда мы будем терпеть эти безобразия от раба греха и еретика Гришки Отрепьева, будем ждать, чтобы он еще имел время и придумывал новые способы, как озлобить россиян новыми беззакониями. Пора положить всему конец, покуда земля русская не превратилась в вотчину Папы и латинян.
Шуйский умолк, молчали и все присутствующие, находясь под впечатлением речи потомка Святого Владимира и Александра Невского, и только Митрополит Гермоген, пылая ненавистью, прервал молчание.
– Богу противный еретик, желая унизить монашеский сан, везде срамит иноков, занимает деньги в богатых обителях собранные по крупице Боголюбовыми прихожанами и тратит на свои развлечения и вознаграждения своих приближенных, однако не думает платить по долгам. Он затребовал опись имения всех монастырей и изъявляя мысль оставить им только необходимое для умеренного содержания старцев, а все прочие взять себе. Не было такого еще на Руси со времен Святого Крещения. Даже в минуты опасности для Отечества законные Государи недодумывались до такого кощунства. На днях, жуткое богопротивное дело возмутило все Русское Православное Духовенство. Дмитрий выгнал всех Арбатских и Чертольских священников из их домов и поместил там своих иноземных телохранителей. Все пастыри душ человеческих в московских храмах, молясь за мнимого Дмитрия, тайно клянут в нем врага своего и шепчут прихожанам о Самозванце, гонителе православной церкви и благоприятеле всей ереси, ибо он, дозволив иезуитам служить латинскую Обедню в Кремле, дозволил и лютеранским пасторам говорить там проповеди, чтобы его телохранители не имели большого труда ездить для моления в Немецкую слободу.
Перед самым рассветом Илья покинул подворье Шуйского. Заговор разрастался и набирал силу. Решено было общими усилиями, воздействуя на умы москвичей, готовить восстание против ненавистных поляков и Государя еретика.
******
Хотя Самозванец и взял Ксению, силой портив ее воли, но через некоторое время он понравился ей, а она ему, поскольку была образованна, не в пример прочим московским боярским девицам.
– Ксения, я готов перевернуть всю Россию, – в минуты встреч говорил тот, кого она называла Дмитрием, – чтобы научить русский народ самовыражаться и жить так же свободно, как и в прочих королевствах.
Ксения слушала молча, боясь вспышек безрассудного гнева со стороны Государя, иногда случающиеся с ним. Царевна стала жить почти свободно, ей отвели во дворце две комнаты, вернули часть гардероба и украшений. Даже Елизавету вынули из сырого подвала, чтобы прислуживать ей. Только покои ее во дворце всегда охраняли польские копейщики.
Однако не долго посещал Дмитрий Ксению с визитами любви. В конце сентября, воевода Сендомирский Юрий Мнишек сообщил царю о готовности его дочери Марины выехать в Москву на свадьбу. В своем письме из Польши к Дмитрию он излагал следующее:
– Есть у вашей царской милости недоброжелатели, которые распространяют о поведении вашем худую молву. Я, отдавший вашему величеству свое сердце, как сыну, дарованному мне от Бога, прошу вас остерегаться всяких поводов, и так, как дочь Годунова живет в близи вас, то постарайтесь ее куда-нибудь удалить или отослать…
Огорченный Дмитрий пришел с письмом к Ксении и сказал:
– Сердце мое, я имею царскую честь и не волен в своих поступках, а честь страдает из-за этого.
Он развернул письмо и протянул Ксении. Ксения Борисовна прочла и заплакала.
– Нет, это будет хуже того, что ты сделал сперва, – глотая слезы, проговорила она.
– Молчи, девка гулящая! – в приступе ярости и гнева выкрикнул Самозванец.
Вспоминая о поруганной девичьей чести, душевные переживания о будущем, разрыв с человеком, хоть и не по ее воли, но ставшим близким переполняли ее.
На Ксению было жалко смотреть. Рыдания душили ее, слезы градом катились из глаз.
– Хотел я тебя выдать замуж за кого-нибудь из польских рыцарей, что приедут в Москву на свадьбу с Мариной Юрьевной, но теперь вижу, что не годишься ты ей в подружки! В монастырь пойдешь, как в нашей стране издавна водится…
Наговорив всяких гадостей беззащитной царевне и отведя при этом душу, Дмитрий вскочил с места, сильно хлопнул дверью и убрался восвояси, оставив в покое несчастную Ксению.
Вечером, вызвав к себе Патриарха Игнатия, он огласил свой вердикт. Игнатий принял это как должное и на следующий день отрядил в путь иеромонаха Нифонта, который должен был сопроводить царевну и совершить обряд пострижения во Владимирском Покровском женском монастыре, расположенном в Суздале. Усадив Ксению в крытый возок, отец Нифонт махнул рукой, и с Патриаршего Двора они тронулись в путь в сопровождении дюжины поляков и трех десятков казаков.
