Игорь Харичев - Своя вселенная
– Что? – озабоченно спросил Астахов.
– Выпил со мной полбутылки водки и за руль сел.
– Да? И ничего не случилось?
– Слава Богу, ничего. Но я очень опасался, когда с ним ехал.
– Садиться выпившим за руль, это никуда не годится, – осуждающе пробормотал здешний Астахов. И вдруг остановился, глядя на большие витрины, за которыми виднелись столики. – Давайте зайдём сюда. Здесь хорошая кухня.
Вывеска над массивной деревянной дверью гласила: «У Ивана Ивановича». Они с Астаховым прошли внутрь, выбрали свободный столик в глубине, уселись. Тотчас было принесено меню. Астахов принялся внимательно просматривать его, потом поднял глаза на Василия.
– Что вы предпочтете?
– На ваше усмотрение, – скромно улыбаясь, проговорил Петровский.
– Хорошо. А что вы хотели бы выпить?
– То же, что и вы.
– Дело в том, что, в отличие от моего двойника, я не позволяю себе садиться за руль после употребления алкоголя.
– Тогда и мне ничего не надо. Возьмите минеральной воды.
Астахов подозвал тощего официанта с зализанными на старый манер волосами, сделал заказ. С трудом дождавшись, когда он освободится, Петровский нетерпеливо спросил:
– Скажите, Ленин вам известен?
Астахов уверенно кивнул.
– Был такой. Ульянов – Ленин. Лидер большевиков. Преступной группировки. Они власть захватили в тысяча девятьсот семнадцатом году, разогнали Учредительное собрание. Но через два года их скинули.
– Белые?
– Да. Белое движение. Потом пришлось долго налаживать экономику, столько они успели натворить за два года.
– А у нас Белое движение проиграло. И советская власть правила аж до августа тысяча девятьсот девяносто первого года. Это в той вселенной, где я жил. А в той, куда попал перед вашей, до сих пор советская власть. Ну там, правда, руководство одумалось, экономику сейчас всерьёз развивает. Горбачёв у них генеральным секретарём. Там у него перестройка получилась, а в моей вселенной – не получилась. У нас СССР развалился. – Василий пытливо глянул на Астахова. – Имя Горбачёва Михаила Сергеевича что-нибудь вам говорит?
Астахов медленно покачал головой.
– Нет.
– А про Сталина что-нибудь слышали?
– Не слышал. Кто это?
Василий демонстративно-печально вздохнул.
– Главный коммунистический лидер, при котором было расстреляно и сослано в лагеря множество людей. Миллионы.
– Какие лагеря?
– Концентрационные. Где людям приходилось заниматься подневольным трудом. Это продолжалось с тридцатых по пятидесятые годы прошлого века.
– Но… с какой целью?
– С целью борьбы с несогласными, создания атмосферы страха. Всё это нужно было для введения мобилизационной экономики.
Благородное лицо Астахова отражало недоумение:
– Что это за экономика?
– Когда всё делается по приказу сверху и за счёт страха, репрессий.
– Но зачем мобилизационная экономика, если работала обычная?
Василий опять вздохнул, теперь от неожиданно трудной задачи, вставшей перед ним – объяснять очевидные вещи тому, для кого они вовсе не очевидны.
– В нашей вселенной Советский Союз, возникший на месте Российской империи, оставался отсталой крестьянской страной, и в тридцатых годах потребовалось в короткий срок провести индустриализацию. Сталин решил эту задачу страхом и террором. Советский Союз получил современную на то время промышленность, но сотни тысяч были расстреляны, а миллионы оказались в лагерях, и немало из них умерло там, не вынеся тяжёлых условий.
Некоторое время Астахов молчал, осмысливая его слова, потом глянул на Василия взволнованными глазами.
– Дикость какая-то… Знаете, я прежде не до конца верил, что вы из другой вселенной. Разумеется, допускал, что такое возможно, только не на сто процентов. А сейчас верю. После того, как вы рассказали про этого Сталина и про индустриализацию посредством террора. Этакое придумать… Какое счастье, что у нас эволюция пошла другим путём.
К ним приблизился официант с подносом, на котором располагалась часть заказанного Астаховым: салаты, мясная нарезка, две красивые, будто витые бутылки минеральной воды. Блюда перекочевали на стол, вода была разлита по фужерам. Положив себе греческого салата и мяса, Петровский глянул на соседа по столу:
– А семью Николая Второго у вас большевики расстреляли?
Астахов дернулся.
– Кто? Большевики? Нет, что вы. Никто семью бывшего царя не расстреливал. Да и как возможно такое?
– А у нас расстреляли.
Ему трудно было поверить Василию.
– Вы серьёзно?
– Абсолютно. Самого Николая, жену, детей, несколько слуг, которые были с ними.
– Но… зачем?
– Думаю, мстили. Прежде всего, Ленин.
– Какой ужас…
Да, история шла в этой вселенной совсем по-другому – гораздо более благосклонно по отношению к России. А точнее, к людям, которые жили в ней, живут и будут жить.
– А Путин вам известен? – на всякий случай поинтересовался Василий.
– Да. Путин – давний начальник Санкт-Петербургской полиции. Очень любопытная личность. Человек недемократичный, но как начальник столичной полиции оправдывает себя.
Это было столь неожиданно, что Василий переспросил:
– Владимир Владимирович Путин?!
– Да, Владимир Владимирович.
«Надо же! – мелькнуло у Василия. – Он проявил себя не только в одной вселенной. Но как! Любопытно.»
– А какую должность он у вас занимает? – вежливо проявил интерес Астахов.
– Должность президента России.
Теперь настала очередь Астахова удивляться:
– Президента? – переспросил он. – Но это невозможно.
– Ещё как возможно, – возразил Василий. – Многие любят его. И всё ему прощают. Но я не принадлежу к их числу. Экономика у нас сырьевая, живём только на нефть и газ, которые продаём в огромных количествах. Коррупция поразила все уровни и ветви власти. В суд без денег лучше не соваться. Гаишники нещадно обирают водителей.
– Кто такие гаишники? – перебил его Астахов.
– Так у нас называют дорожных полицейских. – Увидев понимание на лице собеседника, Василий продолжил. – По телевизору всякую дрянь показывают – сплошное насилие. И книги убогие печатают. Чтиво, а не литература. А хорошие книги не издают. Нельзя напрягать мозги обывателю… Трудно быть довольным такой страной.
Василий замер с хмурым лицом. Но долго молчать ему не пришлось.
– А как всё-таки происходил переход из одной вселенной в другую? – Астахов смотрел на него с неким азартом.
Петровский принялся подробно пересказывать события, происшедшие сначала в длинном переходе в метро, потом во дворе дома на Поварской улице.
– При этом в прежней вселенной произошло замещение: мы с моим двойником поменялись местами, – подытожил Василий. – Весьма вероятно, что здешний мой двойник также сменил меня и в настоящее время пребывает в той вселенной, которую я покинул. Возможно, я смогу в этом убедиться.
– Очень любопытно, – задумчиво протянул Астахов.
Подали горячее. Василий принялся за свиную отбивную, не слишком вникая в это действие – мысли его по-прежнему были заняты сопоставлением вселенных.
– Значит, у вас республика. Есть парламент и президент.
– У нас Государственная Дума. И президент есть. Но главный – председатель правительства.
– Парламентская республика! – воскликнул Василий, немного разбиравшийся в подобных вещах.
– Да, – спокойно согласился Астахов, – парламентская республика.
– А Санкт-Петербург – столица. Но, если мне память не изменяет, большевики в марте восемнадцатого года перевели столицу в Москву.
– Может они и переносили, я точно не знаю. Но с тех пор, как вернулась нормальная власть, столица находится в Санкт-Петербурге.
– При этом в Москве намного больше жителей.
– И что с того? – уверенно отвечал Астахов. – Москва – торговый центр. А Санкт-Петербург – столица. В Соединенных Штатах то же самое – Вашингтон гораздо меньше Нью-Йорка.
Василий согласно кивнул. И тут же пытливо глянул на Астахова.
– А кто сейчас председатель правительства?
– Голиков Егор Тимурович.
– Голиков?! – вырвалось у Василия.
– Да. – Интерес мелькнул у него в глазах. – У вас он тоже известен?
– Известен. Хотя и под другой фамилией.
– Как такое возможно? – опешил Астахов.
– Его дед Аркадий Голиков принимал деятельное участие в гражданской войне. На стороне коммунистов. Командовал полком, несмотря на юный возраст. Усмирял крестьян. Много людей загубил. А потом стал хорошим детским писателем. И выбрал себе псевдоним Гайдар. И сын его Тимур взял этот псевдоним как фамилию. Так что Егор Тимурович известен у нас под фамилией Гайдар. Именно он начал либеральные преобразования после падения советской власти в девяносто первом году. За что одни его ненавидят, а другие ценят.
– Очень интересно, – задумчиво протянул Астахов.
– А у вас Аркадий Голиков не стал детским писателем?
