Антон Требунский - Ганза. Книга 1
— Так я и думал! — невольно вырвалось у меня. — Тот был некромантом, а этот больше специализировался на работе с информацией и людьми.
— Раз думал, сказал бы раньше! — возмутился Дитрих. — Нам бы тогда не пришлось руководить униатскими войсками при осаде Кельна.
— В то время, когда в Амстердаме происходила эта бойня, кельнский маг присутствовал здесь, в Оснабрюке. Собственно, я и поехал сюда ради того, чтобы выяснить это.
Я устало потер лицо ладонями — сказывались многочисленные дни в пути, многочисленные нервные потрясения, не совсем еще зажившая рана в бедре и совершенное непонимание того, что происходит:
— А кто тогда этот маг из Амстердама? И что мы вообще здесь делаем?!
— Спокойно, Альберт. Задание мы выполнили, поучаствовав помимо этого в разгроме войск униатов, убийстве графа Рекнагеля и уничтожении мага мятежников. Теперь мы должны получить обещанное вознаграждение и новое задание. Будем ждать инструкций от мастера Боля. Хозяин, еще вина!
Мне хотелось как можно быстрее покинуть Кельн и попасть в Бремен, чтобы получить плату за выполненную миссию и приступить к решению проблемы с фон Эрбахом.
Мы прикончили еще два кувшина с вином, когда фон Вормсвирген внезапно вспомнил:
— Черт, совсем забыл! Гонец из Бремена был найден мертвым вчера вечером. Был зарезан на окраине города. Ни лошади, ни его нехитрых пожиток убийцы не тронули, — речь Себастьяна становилась все менее и менее понятной.
Я и Дитрих переглянулись. Наверное мы оба подумали об одном и том же — предчувствие опасности блеснуло в двух парах глаз.
XXIII
— Возвращается государь. Сегодня вечером в Москве будет.
Митрополит Кирилл в одеждах простого чернеца сидел в покоях Ксении. Напротив него царевна, погруженная в свои, государственные мысли, решала судьбу всего Московского царства. С дня на день ожидалось в столице посольство от Густава Адольфа, направляющееся в Персию. А вместе с ним посольство специальное, лично к Ксении от короля свейского.
Федор, усланный предприимчивой Ксенией в Кириллов, на богомолье, тоже ожидал встречи с послами от свеев, а потому намеревался вернуться в этот день в Москву. Царевна и митрополит, один из вернейших ее сподвижников, старались добиться как можно больших результатов за время отсутствия государя в столице.
— Вчера говорила с выборными людьми от стрельцов московских, — заговорила Ксения, словно и не слыша слов митрополита о Федоре. — Клялись мне в верности вечной, в любви своей и преданности.
— Поддержать, поддержать-то обещали? — не стерпел патриарх. — Войско нам нужно, государыня. Которое здесь, в столице, по первому твоему зову, готово будет всех врагов твоих покарать.
— Обещали, как иначе, — усмехнулась царевна. — Зря я, что ли, деньги английские да немецкие горстями раздаю?! Старшие их готовы за меня хоть в огонь, хоть в воду. Знают, случись что со мной, им моей судьбы не миновать.
— Вот и славно, государыня. Быть тебе настоящей правительницей земель московских.
— Тебе, митрополит, особая задача предстоит, — при этих словах царевны патриарх весь подобрался. — Говорят, твоих людей среди стрельцов московских и прочих преизрядно, так помоги мне.
Митрополит заулыбался, покусывая нижнюю губу.
— Мне нужно от немецкой Ганзы ливонские города и Новгород освободить, — патриарх энергично закивал, соглашаясь с речью Ксении, мол, понимаю, народ любить больше будет. — А брат мой, Федор, не желает выполнять договор с Густавом. Нет иного пути, митрополит, кроме как силой или хитростью его заставить.
— Нельзя силой, государыня, никак нельзя.
— Вот и я о том. Нужно мне, митрополит, чтобы твои люди за меня склоняли стрельцов, чтобы в войске Федора меня больше его почитали.
Качнул согласно головой патриарх, улыбнулся.
— Батюшка не раз говорил мне: Тяжела дорога до трона. Никогда его не понимала так ясно, как сейчас. Вроде и близка цель, а не ухватишь, не возьмешь силой. Придется хитростью брать. У Федора свои соглядатаи средь стрельцов есть, когда узнает о том, кого они больше почитают, тогда больше будет прислушиваться к моим словам. И с Ганзой поступит так, как я хочу.
— Государыня, а если узнает Федор, кто стрельцов к бунту толкал? Тебя-то не тронет, испугается. А мне святительское платье на черную одежду менять.
— Не тронет, меня побоится. Меня и стрельцы тогда твоей помощью слушать будут, и дворяне столичные. Ему одно останется — меня слушать и терпеть.
— Ох, не любит тебя Федор, государыня. Терпеть не может.
— Придется, митрополит. Куда денется. Двинет войска весной на Речь Посполитую, выполнит свейский договор.
— Дело за малым государыня: удержать только стрельцов до вступления свеев в войну.
— Государь, стрельцы к бунту готовятся!
Негодующе заламывая руки, соглядатай рассказывал Федору о настроениях стрельцов, об их подлой измене. Царь сидел молча, только хмурил брови. Умен был государь, понимал, что не может теперь ни ногой, ни рукой пошевелить без позволения сестры. Ненавидел ее лютой ненавистью.
Только много ли одной ненавистью сделаешь?
Ксения была довольна. Только что приказала отдать серебро тому соглядатаю, что Федору о стрелецком бунте рассказывал, пугал государя. Преподнес все в самом выгодном для Ксении свете.
Сейчас царевна беседовала со свеем, тайно оставшимся в Москве, когда все посольство остальное далее в Персию направилось.
Опасно сейчас на юге. Персидский шах Аббас, воспользовавшись малолетством султана Мурада IV, ведет очередную свою войну с Оттоманской империей. Поэтому при посольстве сотня охранников, да еще Федор (по ее, Ксении, наущенью) сотню всадников добавит. И сами свеи — красавцы, про таких былины складывают. Видно, не пугливые собаки, раз не боятся в Персию ехать — львы.
— Мой государь передает свои приветствия и пожелания доброго здравия своей сестре. Он выражает свою искреннею благодарность за всю ту помощь, которую оказывает ему государыня московская.
Приятно, ой как приятно звучит государыня московская. Не слаб свей на язык, да и сам — орел, статен, в плечах широк. А взгляд… Не взгляд, пламя.
— Что еще говорит брат мой Густав Адольф? — трудно от свея взгляд отвести. — Я свою часть договора выполнила. Можешь так и передать.
— Государь мой принимает пожелания своей сестры и обещает предоставить ей свой дом, свою защиту и покровительство, если то ей будет нужным. Помимо того, государь велел передать, что сестра его может требовать от него любые суммы, дабы воля ее претворялась в жизнь.
Красив свей, красив… Не устояло сердце девичье.
XXIV
Четыре всадника в широкополых войлочных шляпах неторопливо спешились. Один из них, немного прихрамывающий, повел лошадей в конюшню; трое остались у входа в постоялый двор. Обмахиваясь шляпами, чтобы избежать вездесущей жары, они ждали возвращения своего товарища и тихо переговаривались:
— Ты, Арнольд, будешь ждать здесь, снаружи, — приказал один из них. — Если кого из них в трактире нет, встретишь, пока мы будем внутри свои дела делать.
— Ага! — осклабился Арнольд, здоровяк в кирасе, обливающийся потом. — А если они все ушли куда? Меня тут порежут, вы даже выскочить не успеете. А когда выскочите, мне уже все равно будет. Прямо туда и отправлюсь.
Он поднял глаза к небу, очевидно претендуя на место в раю. Первый раздраженно бросил:
— А ты нас крикнешь, мы их и встретим.
— Напрасно мы за это дело взялись, парни, — вздохнул другой, длинный как жердь саксонец, которого звали Петер Деринг, а друзья дали ему прозвище «Граф», поскольку он был то ли незаконнорожденным сыном какого-то барона, то ли сам происходил из захудалого дворянского рода.
Вожак сплюнул на землю, обнажил меч и посмотрел на блики солнца, плясавшие по клинку:
— Дурак ты, Граф. Эти трое — большие люди в Ганзе. А мы недаром лучшие солдаты у герцога Фридриха. Это пугало в черном, который рассказал его милости о здешней стоянке католических шпионов, заплатил нам достаточно, чтобы купить себе таверну где-нибудь на севере и жить припеваючи до самой старости.
— Он монах, да? — спросил Арнольд, потягиваясь.
— Как же, держи карман шире! Монах! — рассмеялся вожак, а затем добавил доверительным шепотом. — Он обещал заплатить еще две сотни гульденов, если мы привезем ему голову одного из них. Невысокого, черноволосого ливонца.
— А ливонцы, они как выглядят? — любопытству Арнольда не было предела. — Не люди, что ли? Три ноги, да две головы? Или еще чего у них по две штуки?
Лейтенант Мартин Шиннерт, служащий в войсках герцога Фридриха и слывший среди всех солдат самым бесстрашным и удачливым, проигнорировал вопрос, продолжая рассматривать клинок и улыбаясь чему-то своему.
