Антон Шаффер - Волки в городе
В тот день он, как обычно, вернулся с работы около восьми. Жены дома еще не было. Обычно Аля не задерживалась, так что Днёв немного разволновался, но подумал, что, скорее всего, она заболталась с какой-нибудь подругой или зашла в магазин. Отовариваться Аля могла и в спецмагазинах МНБ, не отстаивая длинные очереди, но она предпочитала не выделяться и привилегиями пользовалась крайне редко. В этом, вообще, была вся ее суть - она могла быть эстетствующей декаденткой по вечерам, презирающей человеческие стада, но с утра заявить, что в жизни не пойдет в какой-то особенной магазин, а будет толкаться вместе с нормальными людьми в обычном... Эти перемены в ней и пугали, и завораживали Днёва. Но точно он знал одно - в глубине души Аля ненавидела нацкомовскую власть. При этом, она не призывала на баррикады, а просто обустроила свое безопасное гнездо, в котором можно было хоть как-то укрыться от серой обыденности и находится под защитой мужа в погонах.
Когда стрелки часов застыли на цифре десять, Днёв запаниковал. Начинался комендантский час. Але, как жене офицера МНБ позволялось в это время перемешаться по городу, но она, как правило, этого не делала. А если и делала, то всегда звонила и сообщала, где она и с кем.
Развязка наступила около двенадцати. В дверь позвонили. Нармил сообщил, что Аля мертва. На нее напали недалеко от работы. Убивать не собирались - просто грабили. Но когда грабитель обнаружил в ее сумочке документы, говорящие о том, что она жена офицера МНБ, он решил избавиться от ненужного свидетеля и жертвы. Аля была еще жива, когда ее нашли в подворотне. Но сделать уже ничего было нельзя...
Ночи напролет Днёв думал о случившемся. И чем больше он размышлял, тем больше утверждался в мысли, что его жену не просто убили. Борис отказывался в это верить, но мысли стучали в висках одну и ту же фразу: 'Ее убило МНБ'. За что? За своеволие. За нежелание подчиниться общим правилам. За стремление жить по собственному сценарию. Ей (а, значит, и Днёву) не простили свитого в стороне ото всех гнезда...
Но доказательств этой версии у подполковника не было - только интуитивное понимание, не более того.
После смерти Али Днёв с головой ушел в работу, пытаясь самому себе доказать, что он не прав, что только в службе есть смысл. Но эмоции то и дело брали верх. К началу расследования дела волков подполковник Борис Днёв уже не был тем фанатично преданным системе офицером, которым он был когда-то...
***
Проехать мимо поста НАИ без остановки им не удалось.
- Документы, - потребовал хмурый наишник, придирчиво всматриваясь в темноту салона.
- Да свои, свои. - Лёха протянул нармиловское удостоверение.
- Вижу, что свои, - недовольно ответил постовой. - Куда направляемся?
- Да деваху одну навестить решил. - Лёха грязно хохотнул и по-свойски подмигнул наишнику.
- Нашел время...
- Вот именно, братан, что нашел!- подхватил Лёха удачную фразу. - Днем-то все больше службой занимаюсь. На баб времени нет.
- Ладно, езжай. - Наишник вернул документы и посветил фонариком на заднее боковое стекло. - Чего там у тебя за свалка?
- Да... - замялся Лёха. - Не разберусь никак. Все времени нет.
Сердце его застучало быстрее, но через пару секунд он понял, что беспокойство напрасно. Наишник укоризненно посмотрел на него и, поправляя фуражку, сказал:
- Чем по бабам шляться, лучше бы машину в порядок привел. А-то заднего обзора нет, а это нарушение. Ладно, катись. И вставь уж там разок ей за меня.
- Заметано!
Леха дал по газам, и машина выскочила на кольцевую автодорогу. Трасса была свободной. На приличной скорости они миновали несколько участков, держась бетонного разделения полос, подальше от обочины, где, то и дело, мелькали посты НАИ.
- Скоро будем сворачивать с кольца, - сообщил Леха.
Пэм откинула часть барахла, которое уже давно мешало ей нормально дышать. Руки и ноги у девушки затекли, но внутренний страх и ощущение постоянной опасности делали эти физические неудобства малозначительными. Сейчас Пэм была готова сложиться хоть в четверо, но только добраться до пункта назначения - дома Грома. При этом никакой уверенности в правильности своих действий у Пэм не было. Кто мог дать гарантии, что Гром не действовал заодно с Кротом, и ее заточение - не результат их совместного решения?
Но других вариантов не было. Гром был единственным человеком, которому она могла хоть сколько-нибудь доверять в сложившейся ситуации. Даже родные родители не могли сейчас быть стопроцентной гарантией безопасности и разрешения проблем. Им он просто не могла рассказать всего. Вернее, могла, но не сейчас. Сначала надо было прояснить, что происходит, как развиваются события и в каком положении находится она сама: невинная жертва, пропавшая без вести или подозреваемая в жестоком убийстве?
- Сразу сообщи, как только выедем на шоссе, - попросила Пэм из своего укрытия.
- Само собой, - усмехнулся Лёха, тревожно всматривающийся в ночную дорогу. - Просто не смогу не сообщить. Там начинаются двойные посты, сама знаешь. Ты пока думай, как будем пробираться.
Подумать действительно было о чем. На дороге, ведущей к загородным резиденциям членов Центрального комитета действительно была усиленная охрана. Помимо обычных постов нармилов на спецтрассах дежурили сотрудники МНБ. Впрочем, опыт в таких делах у Пэм уже был. Вот только вспоминать о нем ей совершенно не хотелось...
- Хорошо, - ответила девушка и закрыла глаза.
В голове у нее постепенно складывался план дальнейших действий. Ехать по спецтрассе на машине было, конечно же, самым настоящим самоубийством. Эта поездка продолжалась бы до ближайшего поста, и отговориться Лёхе не удало бы никаким способом - разговоры про девочек здесь бы не прошли. Значит, машину надо было бросать и пробираться дальше пешком.
Местность Пэм знала неплохо. Еще бы! Все детство она провела в тех местах, еще девчонкой бегала по лесам и опушкам, правда под пристальным надзором сотрудников национальной безопасности, которые, как ей и тогда уже казалось, стояли буквально за каждым деревом. Но все же, район был ей хорошо знаком. Пэм не приходилось бродить там по ночам, но она была уверенна, что и ночью легко узнает местность и сориентируется.
Другое дело, что ей и в голову никогда не приходило изучать расположение постов МНБ. Да и были ли эти посты? Или сотрудники просто прочесывали постоянно район вокруг вельможных дач, подчиняясь им одним известному графику передвижения? Пэм склонялась именно ко второму варианту. И это явно осложняло задачу.
В любом случае, выбора не было.
Примерно через пятнадцать минут Лёха сообщил, что они подъезжают к месту съезда с кольцевой на спецтрассу.
- Дальше ехать опасно. - Парень сбросил скорость и повернулся к Пэм.
- Тормози, - скомандовала Пэм.
Леха медленно съехал на обочину и остановил машину под деревьями, которые отлично скрывали ее от посторонних глаз со стороны дороги.
Пэм наконец сбросила с себя давившие тряпки и прочий хлам, с помощью которого ее замаскировали. Выйдя из автомобиля, она потянулась и почувствовала просто неземную легкость. Каждое движение возвращало ее к полноценной жизни. Размявшись, Пэм осмотрелась вокруг и поняла, что место, в котором они остановились, вполне ей знакомом. Действительно, до развязки, с которой можно было попасть на нужное ей шоссе оставалась не больше километра.
По ее расчетам, метрах в двухстах от них должно было располагаться небольшое придорожное кафе и заправка. Сразу после них располагался первый укрепленный пост НАИ, который являлся своего рода началом специального, особо охраняемого, участка.
- И какие мысли? - тихо спросил Лёха, который тоже озирался вокруг, но все больше следил за Пэм и ее реакцией.
- Дальше я пойду одна, - твердо ответила Пэм. - Места мне знакомы, попробую прорваться. Леша, спасибо тебе огромное за все, что ты сделал. Если у меня все получится, поверь, я про тебя не забуду.
- Ты о чем? - как показалось Пэм, слегка надменно поинтересовался молодой человек.
- Ну... - Пэм замялась, понимая, что ситуация принимает несколько пошлый поворот, в том плане, что покровительство никогда не было у нее в фаворе.
В жизни Пэм и сама от этого страдала, так как окружающие относились к ней, не больше не меньше, как к национальному достоянию, что явно не способствовало формированию здоровой самооценки. Кому-то это, может и нравилось. И Пэм прекрасно знала таких людей. Конечно, многие дети членов Центрального комитета партии, да и иных высокопоставленных лиц государства, с радостью пользовались выпавшими на их долю привилегиями и благами. И многие, да что там говорить - большинство - были горды этим и не упускали возможности подчеркнуть свое положение и продемонстрировать превосходство над окружающими.
