Максим Шейко - Мир за гранью войны
Во время отдыха и вынужденного переформирования, всем солдатам и офицерам дивизии наконец-то выдали новое зимнее обмундирование непривычного цементно-серого цвета: теплые штаны и куртки-анораки с капюшонами, а также утепленную зимнюю обувь. Теплое белье и носки выдали еще раньше. Так что теперь эсэсовцы с превосходством поглядывали на своих коллег из вермахта, кутающихся в тоненькие, неудобные шинели, а то и вовсе в разнокалиберные шмотки, конфискованные по случаю у пленных и мирных жителей — отдел вещевого снабжения сухопутных войск оказался явно не на высоте.
Снабжение в последнее время вообще стало больным вопросом. Более-менее регулярно покрывались только минимальные потребности в боеприпасах. Запчастей и продовольствия хронически не хватало. Тем не менее, не смотря на потери и хозяйственные трудности, моральный дух войск был высок. Солдат вдохновляли недавно одержанные победы и ожидание скорого мира — враг разбит, столица взята, скоро домой! На этом фоне тяготы фронтовых будней считались временными неудобствами, которые можно и перетерпеть. Тем более, что со стабилизацией линии фронта, появилась возможность обосноваться в прифронтовых населенных пунктах и как-то наладить армейский быт.
Словом, на душе у Ганса было всё спокойно. Поэтому вызов в штаб батальона он воспринял вполне нейтрально, не ожидая никаких неприятных неожиданностей. Натянув куртку и накинув на голову капюшон, оберштурмфюрер Нойнер покинул дом, в котором обосновался, и, перейдя через заснеженную улицу, направился к единственному административному зданию, расположенному в центре поселка, где, вместе со штабом батальона и связистами, окопался Бестманн.
Над входом в здание лениво колыхалось красное знамя со свастикой, символизируя собой приход новой власти. Другим колоритным символом нового порядка была статуя Ленина, стоящая на постаменте перед входом в бывший поселковый совет. Немцы не стали разрушать памятник, зато дополнили скульптурную композицию противогазной маской, которую натянули на голову вождю мирового пролетариата, и старым жестяным фонарем, повешенным на вытянутую вперед руку, видимо для лучшего освещения дороги в светлое будущее. При виде этой гротескной фигуры, Ганс шутливо вскинул руку в приветствии и весело ухмыльнулся, когда Ленин в ответ дружелюбно махнул "хоботом" противогаза и качнул фонарем под налетевшим порывом ветра. Солдатская шалость немного подняла и без того неплохое настроение и Нойнер, поприветствовав часовых и дежурного, резво взбежал по лестнице на второй этаж и ввалился в, занятый комбатом, кабинет.
— Привет, Вальтер. Чем порадуешь?
— Поручение для тебя есть — радуйся.
— Уже! А что за поручение-то?
— Поедешь в Харьков со сводной командой, заберете нашу технику из ремонта и пригоните сюда своим ходом.
— О как! Да уж, порадовал! Жаль, конечно, что в Харьков, а не в Мюнхен, ну да ладно. А за что мне такой подарок? До дня рождения вроде еще далеко…
— А ты пошевели мозгами, остряк, может, и сам догадаешься?
— Да что тут гадать? Просто моя рота единственная на весь батальон, в которой все еще есть ДВА офицера.
— Вот-вот. Все ты понимаешь, разгильдяй везучий.
— Но-но-но! Это все результат моего умелого командования и выдающихся лидерских способностей!
— Да иди ты, стратег недоделанный! — Вальтер беззлобно отмахнулся от, весело скалящегося, Ганса и спокойно закончил. — Оставишь свою роту на Ланга — пусть попрактикуется, пока все тихо. Возьмешь одного шарфюрера[66] и дюжину солдат — поедете на "блице"[67] снабженцев. В Харькове заберете с ремзавода группы армий двух "шнауцеров"[68], три броневика, "ковшик"[69] и 9 мотоциклов. Заодно и запчастей кое-каких захватите и еще там по мелочи… Вот предписание. Три дня тебе на всё, смотри не загуляй! Verstehen[70]?
— Jawohl! Я буду осторожен и бдителен как никогда!
— Иди уже.
— Погоди. Что там за ремзавод в Харькове объявился, а?
— Русский тракторный. Они его вывезти практически не успели — так по мелочи кой-чего. Танковый увезли, а этот не успели. Ну, вот наши ремонтники там и обосновались. С других заводов еще оборудования подвезли, где что осталось. Ну и свое приволокли, конечно. Местных рабочих тоже запрягли — вот тебе и завод готовый и от фронта не далеко.
— Да какой с него толк, с завода этого? Оборудование-то у них наверняка убогое, да и рабочие… — Ганс всем своим видом изобразил скептицизм.
— Дурак. — Бестманн сунул какую-то бумажку в ящик стола и спокойно продолжил. — Оборудование там новехонькое, потому что заводу этому еще и десяти лет нет. А строил его Форд, так что можешь считать этот завод не русским, а американским.
— Scheisse! И много у русских еще таких заводов?
— Хватает. Откуда по-твоему все эти кучи танков и прочей техники, что мы перебили по пути сюда? Не в колхозах же их наделали.
— Donnerwetter, не нравится мне это. Я-то думал, что у иванов остались одни бронетракторы, помнишь? А ты говоришь, что танковый завод эвакуировали — значит, скоро у них снова появятся танки!
Бестманн хмыкнул.
— Не переживай. Всё не вывезли. Так что наделать оружия больше чем было, русским вряд ли удастся. В Харькове расспросишь подробней — там был один из крупнейших промышленных районов советов. Всё, вали отсюда, без тебя забот хватает.
Вот так оберштурмфюрер Нойнер и очутился в кабине грузовика, пробирающегося по разбитой дороге к первой столице Советской Украины.
Мотор уютно урчал, машину качало на ухабах, как пароход в пятибальный шторм, солдаты и шарфюрер Рёш из бронеразведывательной роты сидели в кузове, водитель из дивизионной колонны снабжения спокойно крутил баранку. Ганс дремал, надвинув на глаза кепи, которое носил вместо фуражки с тех пор как получил зимнее обмундирование. Вокруг расстилался монотонный пейзаж заснеженной степи, пересекаемый редкими лесополосами… Из сонной расслабленности Ганса вырвал голос шофера:
— Подъезжаем к Харькову, оберштурмфюрер. Вон и пост уже.
Ганс сдвинул на затылок кепи и бегло осмотрелся. Ага, ведущее от Чугуева шоссе здесь пересекало железнодорожное полотно. Железка пока еще не действовала, а будку железнодорожного переезда облюбовали фельджандармы, устроившие здесь натуральный укрепленный блокпост с баррикадой из мешков с землей или щебнем и русских противотанковых ежей, легким проволочным заграждением, небольшим прожектором и блиндированными огневыми точками. Один из постовых в советском караульном тулупе, с надетым поверх него жандармским горжетом, повелительно махнул рукой, указывая остановиться.
Когда "Опель" послушно тормознул по соседству с баррикадой, жандарм спокойно приблизился к грузовику, не убирая, тем не менее, руки с рукоятки повешенного на плечо МП, ствол которого постоянно был направлен на дверцу кабины. На машину также был направлен ствол МГ34 на универсальном станке-треноге, расположенного за укреплением. Еще несколько фельджандармов с карабинами также были готовы поучаствовать в любой заварушке. Сурово!
Ганс, оценив приготовления "цепных псов", одобрительно кивнул своим мыслям и протянул подошедшему автоматчику с нашивками фельдфебеля свое предписание через опущенное окно. Тот, бегло изучив документ, вернул ему бумагу и несколько извиняющимся тоном проговорил:
— Всё в порядке, герр оберштурмфюрер, но придется немного подождать — полчаса, не больше.
— Я не "герр". Просто "оберштурмфюрер" — у нас так принято. А из-за чего задержка?
— Колонна должна вскоре пройти, а шоссе узкое — чистить не успевают.
— Понял, камрад. Ладно, мы подождем.
Закрыв окно и повернувшись к водителю, Ганс бросил:
— Отгони машину на обочину, но мотор не глуши, а то замахаемся потом заводить.
Едва "Опель" послушно замер, приткнувшись сбоку к импровизированному защитному валу блокпоста, как Нойнер бодро выпрыгнул из машины и, грохнув пару раз кулаком по железному борту грузовика, проорал:
— Стоянка полчаса — всем выгрузиться и размяться!
После чего ловко взобрался на баррикаду и с интересом осмотрелся вокруг. "Тааак: заснеженные поля с торчащим пожелтевшим бурьяном, темная лента шоссе, небольшой лесок в отдалении, железнодорожная насыпь… А это еще что такое? — Ганс вскинул к глазам бинокль и быстро навел резкость. — Похоже на бронепоезд, только странный какой-то. И, что характерно, подозрительно знакомые очертания местами просматриваются". Спрыгнув с заграждения, Ганс подозвал к себе жандармского фельдфебеля и, небрежно махнув в сторону замеченного им странного объекта, поинтересовался:
— А что это за развалина там, на путях?
— Так бронепоезд русский. Разбитый.
Ганс покачал головой и ухмыльнулся.
— Ага, бронепоезд, как же. Внукам своим на старости лет сказки такие рассказывать будешь. — Ганс, не оборачиваясь, ткнул рукой в сторону предмета обсуждения. — Вон та здоровенная зеленая штука, что валяется под насыпью, это русский пятибашенный танк! Я на такие насмотрелся, когда мы "иванов" под Дубно давили.
