Евгений Белогорский - Труды Отечеству. Часть 1
- Не зевай! – крикнул Алексей и новым выстрелом уложил ещё одного гамина, решившего атаковать его помощника.
- Ясно! – успел выкрикнуть в ответ Чойболсан, подняв своего скакуна на дыбы и рубанув нового противника целившегося в Алексея из винтовки. Гамин упал с разрубленной головой, и схватка развела двух товарищей в разные стороны.
Сам Унгер так же демонстрировал чудеса храбрости и бесстрашия. В числе первых он прорвал обе оборонительные линии врага, наводя священный ужас на гаминов. Те вели прицельный огонь по желтому халату, но всякий раз барон оставался неуязвим. Этому в определенной мере, сопутствовал героизм его монгольского конвоя, который смело, принимал на себя большую часть пуль предназначенных барону. За одно только это сражение было убито трое и ранено семь человек из числа телохранителей Унгерна.
Бросив часть своего отряда на добивание засевших в траншеях китайских стрелков, с основной частью кавалеристов, барон ударил по двум резервным батальонам генерала Сунна, который он с запозданием бросил для закрытия прорыва обороны. Эта медлительность была вызвана городским восстанием, участники которого ценой своей жизни помогли Унгерну одержать победу.
Как только всадники Унгерна ударили с тыла по позициям гаминов, лежавшие в снегу кавалеристы устремились в атаку и совместными усилиями полностью уничтожили оборону противника. Первые соединения Азиатской дивизии ворвались в Ургу к 12 часам дня, круша на своем пути китайских добровольцев, которых генерал Сун бросил в бой, в надежде прикрыть свой отход из города, но жестоко просчитался.
Бросив своих солдат на произвол судьбы, генерал вместе со своим эскортом попал в засаду тибетцев, которые, пользуясь поднявшейся суматохой, уничтожили караульную заставу на южной дороге и при появлении Суна открыли убийственный огонь из двух пулеметов. Те, кто сумел увернуться от пулеметных очередей, были уничтожены гранатами или добиты штыками и саблями тибетцев, убивших беглецов всех до одного.
Лишившись командования, гамины обратились в массовое бегство, отдав Ургу во власть барона. Беглецам сильно повезло, что Унгерн не смог сразу бросить своих конников в погоню за беглецами, занятый наведением порядка в монгольской столице. Ворвавшиеся в город монголы бросились грабить богатые дома и магазины китайцев, полностью отдавшись страстям обогащения.
Разгневанный Унгерн лично застрелил двух мародеров в его присутствии грабивших торговую палатку. Приказ барона вешать грабителей быстро остудил многие горячие головы, но время было упущено и бросившиеся в погоню монголы, смогли пощипать лишь арьергард беглецов.
Победитель получил полностью нетронутый арсенал Урги с запасами продовольствия, патронов и снарядов. Кроме этого, барону досталось огромное количество золота и серебра хранящегося в подвалах двух банков Урги. В этот же день, вернувшийся в свою резиденцию Богдо-Гэгэн, возвел Унгера в ханское достоинство и звание великого Батора, главнокомандующего всеми монгольскими войсками.
Через день «живой бог» пригласил своего освободителя во дворец, где должна была состояться коронация Унгерна, подобной древней коронации великого Чингисхана. Барон прибыл во дворец Богдо-Гэгэна вместе с женой и офицерами своей дивизии. Получивший пулевой ранение в руку, и находясь на домашнем лечении, Покровский посчитал, что коронация обойдется без него, но барон настоял, что бы «его боевой брат» обязательно был во дворце.
Едва Унгерн оказался в зале торжеств, по знаку хозяина, гостю был преподнесен монгольский халат курма, священного желтого цвета. Вместе с этим, барону были вручены желтые сапоги, желтые поводья для его лошади и пятиочковое павлинье перо, которое обычно прикалывалось к головному убору его обладателя. Кроме этого из боковой двери был вынесен зеленый паланкин, расписанный тиграми и драконами, предназначавшийся для передвижения в особо торжественных случаях.
Едва только барон выказал благодарность хозяину, как по велению Богдо-Гэгэна, ему был преподнесен особый амулет, в котором согласно преданию заключался палец самого Будды. Заключенный в каменный футляр, он носился на шеи с помощью желтого шнурка. Получение столь большого подарка, вызвало радость на лице барона, большого поклонника всевозможных амулетов. Надев подарок на шею, Унгерн почтительно поклонился «живому богу» который знаком предложил ему сесть рядом с собой.
По случаю торжеств, для Унгерна был приготовленный специальный резной трон, установленный рядом с троном Богдо-Гэгэна и бывший чуть ниже трона хозяина по своей высоте. Прекрасно зная монгольские ритуалы, барон сразу оценил этот знак внимания со стороны «живого бога» и, сохранив непроницаемое лицо, стал, ждать продолжение ритуала.
Под грохот священных барабанов четверо священнослужителей принесли шкуру белого барана, которую расстелили перед ногами сидящих на постаменте властителей Монголии. Покинув свой трон Богдо-Гэгэн, взял руку сидящего перед ним Унгерна и торжественно вручил её своим помощникам, которые повели барона к центру разосланной шкуры.
Когда Унгерн встал в нужное место, жрец махнул рукой и барон покорно опустился на землю. Разом замолкли барабаны и в наступившей тишине, раздался глухой голос Богдо-Гэгэна. Сразу открылась потайная дверь за троном и маленький мальчик, одетый в синий халат, на золотом подносе что-то поднес «живому богу» приблизившейся к сидящему на земле Унгерну. Прибывшие на торжество европейцы, затаив дыхание, ожидали увидеть древнюю монгольскую корону, которая в воображении многих была украшена многочисленными рогами. К их огромному разочарованию на голову барона была водружена желтая шелковая повязка, обильно украшенная крупным жемчугом.
Богдо-Гэгэн торжественно прочел слова ритуала посвящения в великие ханы и четверо неизвестно откуда взявшиеся крепыша, легко подняли шкуру вместе с сидевшим на ней Унгерном. Присутствующие в зале монгольские князья и командиры все как один выхватили из ножен свои клинки и, потрясая своим оружием, громкими криками приветствовали своего великого вождя. Немногочисленные русские офицеры, приглашенные во дворец Богдо-Гэгэна, приветствовали Унгерна нестройными криками, которые потонули в шуме, заполнивший зал церемоний.
Под нескончаемо радостные крики присутствующих, барона пронесли по всему периметру зала, описав неровный круг, что бы затем опустить возле трона повелителя. Духовный вождь монголов вновь протянул Унгерну руку и торжественно усадил рядом с собой. Отныне Унгерн стал великим ханом, чей приказ был обязателен для исполнения любому монголу, независимо от его происхождения и знатности.
Вновь затрещали ритуальные барабаны и из боковых дверей вышли танцоры в специальных масках из папье-маше. Отдав дань древнему ритуалу, на чем особо настаивал барон, желающий продемонстрировать всем свою инкарнацию с Чингисханом, Богдо-Гэгэн вернулся к привычному для себя буддийскому ритуалу празднества. Позаимствовав от китайцев искусство танца в масках, монголы интерпретировали на свой манер, оставив его основные черты.
Сидевший на троне Богдо-Гэгэн сделал знак рукой и под звуки музыки, часть масок пришла в движение, начав праздничный танец. Здесь всё было расписано согласно сложившимся канонам религии. Сам танец был разбит на несколько частей, движение в которых регулировал сам верховный наставник монголов, указывая рукой каким маскам начинать движение. Подобно опытному дирижеру, Богдо-Гэгэн руководил этим пестрым хороводом, каждое движение которого было четко определено священным ритуалом.
Унгерн хорошо знавший все части и движения этого «марлезонского балета» приготовил маленький сюрприз всем присутствующим в зале людям, желая продемонстрировать свою власть даже над Богдо-Гэгэном. Когда маски приступили к последней части своего движения, он неожиданно обратился к старцу с просьбой внести изменение в ритуал пляски, дав движение маски Махагалы, хотя по канонам танца в это время должна была начать движение маска Чойчжала. Просьба была произнесена в тот самый момент, когда лама должен был дать знак к движению маски смерти. Услышав просьбу гостя, Богдо-Гэгэн замешался, в движении танца возникла пауза, которая грозила сорвать весь торжественный ритуал. Видя это, барон властно положил руку на локоть соседа, и старец сдался, дав знак вступить в движение маски тигриного демона.
Легкий гул удивления, пронесшийся по рядам монголов, был полностью поглощен треском барабанов, но удивленные лица зрителей наглядно свидетельствовали Унгерну об успехе его действий. Теперь ни у кого не оставалось сомнения в появлении в Монголии всевластного диктатора.
После успешного взятия Урги, барон не стал почивать на лаврах победителя и наслаждаться фимиамом поклонения. Сразу после коронации, он издал приказ о прибытии в Ургу всех воинских подразделений монгольских князей, не приславших ранее ему военную помощь. Вся сложность положения, заключалась в угрозе возможного реванша со стороны разбитых китайцев. Как и прогнозировал Унгерн, оправившись от поражения, бежавшие и не до конца разгромленные китайцы, соединились с корпусом Бао Линя и двинулись к Урге.
