Кирилл Бенедиктов - Балканы. Дракула
Челядь молча таращилась на Влада и облепленного бараньими кишками боярина.
— Пошли вон, — приказал Влад. — Чтобы никого на пути не попадалось!
Переглядываясь, боярские слуги стали отступать. Обеденный зал опустел, только стонал в углу, держась за живот, ушибленный Батей гайдук.
— Заткнись, — посоветовал ему Батя. — А то еще раз приложу, только по голове.
— Что дальше-то? — осторожно спросил Красномордый. От него дурно пахло, не иначе, обделался с перепугу, подумал князь.
— Дальше мы выйдем из дому, ты велишь своим людям подать повозку и выпустить нас со двора. А как отъедем подальше, я тебя отпущу. Если погони, конечно, не будет. А ты прикажешь, чтобы ее не было. Так, Мирон?
— Ты ж меня не отпустишь. Зарежешь.
— Слово даю. Коли понадобится, я до тебя и потом доберусь.
— Слова мало, — возразил боярин. — На медальоне поклянись.
— На каком еще медальоне?
— На том, что у тебя на шее висит. Дракон.
Владу не понравилось, что Красномордый знал о Драконе, но делать было нечего. Не убирая стилета от жирной шеи боярина, Влад свободной рукой нашарил за воротом медальон, извлек его и сказал:
— Клянусь, что отпущу тебя, как только пойму, что за нами нет погони и нам ничего не угрожает.
— Теперь верю, — буркнул боярин. — Дай хоть рожу оботру от кишок этих чертовых…
— А портки переменить тебе не надо? — ехидно уточнил Батя. — Больно дух от тебя нехороший.
— Не надо. — Красномордый вытерся расшитым рушником и бросил его на пол. — Я тебе не дитенок, чтобы в портки валить с перепугу. Так, воздух малость попортил от неожиданности.
Батя хохотнул.
— Идемте, — сказал Влад Дракул. — И чтобы без шуточек, боярин!
— Да понял я, понял, — вздохнул Мирон.
Боярские людишки тоже понимали, что жизнь их господина висит на волоске. Случись с ним что по их вине, сыновья Красномордого, которых сейчас дома, на беду, не было, по голове не погладят. Поэтому дворня быстро запрягла лошадей в большую четырехколесную повозку-каруцу и боязливо смотрела, как беглецы грузятся в нее. Принесли неподвижного Пантилимона, уложили поудобнее на сено. Покойника решили с собой не брать — если вдруг придется уходить пешком, не на плечах же тащить его…
Мирон пыхтел, боясь лишний раз пошевелиться — стилет Влада по-прежнему упирался ему в горло. На всякий случай францисканец связал боярину руки.
Батя взял вожжи, чмокнул и крикнул:
— Ну, пошли!!
Повозка проехала через торопливо распахнутые ворота и двинулась по дороге к лесу. Позади тревожно переговаривалась челядь. Вскоре ярко освещенный дом Красномордого остался позади, и над повозкой нависли густые ветви деревьев.
— Видишь, никто за нами не поехал, — сказал боярин. — Ты меня далеко не вези, мне ж ногами возвращаться, а я немолод, да и тяжел…
— Ничего, дойдешь, — жестко ответил Влад. — Моя воля, я бы тебя на ремни порезал, да ты хитер — на драконе поклясться выдумал.
— Поживи с мое… — с гордостью произнес Красномордый и умолк.
— Чем ты гайдуков-то положил? — поинтересовался у монаха Батя, правящий лошадьми. — Я и не разглядел.
— Вот, — францисканец показал металлическую звездочку с остро наточенными краями и отверстием посередине. — У меня в сапогах есть потайные карманы, а в них — сюрикены.
— Сюрикен… Занятная штука… Ловко ты, — похвалил Батя. — Я такого и не видал… Откуда ж оно?
— Издалека, — коротко ответил фра Бернардо. Он сложил руки на груди, устроился поудобнее рядом с лежащим Пантилимоном и, казалось, задремал.
Повозка ехала и ехала по ночной дороге.
— Глупость мы сделали, — ворчал старый гайдук. — Надо было жратвы с собой взять, а то я толком и перекусить-то не успел… Хорошо хоть сабли прихватили, хоть и дерьмо, а не сабли.
— Наши некогда было искать. И со жратвой некогда возиться. Дома наешься.
— Когда-то еще дома будем, — вздохнул Батя.
Без остановок они тащились до самого рассвета. Когда сквозь кроны деревьев стало пробиваться солнце, а на обочинах заблестели капли росы, повозка остановилась. Мирон Табара, не сомкнувший глаз, встревожено спросил:
— Чего это мы, господарь?
— Отпустить тебя хочу, — сказал Влад, подталкивая боярина. Тот выбрался из повозки, с трудом переставляя затекшие ноги. — Повернись спиной, руки тебе освобожу, — сказал Влад.
Красномордый повернулся. Влад одним взмахом стилета рассек веревку, потом еще двумя быстрыми движениями перерезал подколенные сухожилия боярина на обеих ногах. Толстяк с воплем повалился в траву и принялся кататься, причитая.
— Я не соврал тебе и не нарушил клятвы, — с ухмылкой глядя на него, напомнил Дракул. — Ты на свободе. Можешь отправляться домой.
— Перевяжи меня хотя бы! — молил Красномордый. — Я же кровью истеку!
— Сам справишься. От рубахи клок оторви, и все дела, — деловито посоветовал Батя, который с одобрением наблюдал за происходящим. — Господарь даже вены не задел. Ползи себе, авось и вправду доползешь.
Влад запрыгнул в повозку и велел:
— Поехали.
Позади раздавались крики боярина, пока совсем не пропали. Францисканец открыл глаза и заметил:
— Жестоко, но верно.
— Что с твоей раной?
— Все хорошо. Я же сказал — излечить ее очень просто.
— И ты уверен, что способен излечить моего сына?
— Да, князь.
— И как же, если не секрет?
Монах помолчал.
— Позволь мне вначале спросить, что за медальон, на котором боярин просил тебя поклясться?
— Вот, — Влад показал ему дракона и быстро спрятал за ворот.
Фра Бернардо удовлетворенно кивнул.
— Отчего-то мне кажется, что это явления одного порядка, — сказал он и из неприметного тайника под нагрудником извлек металлическую фигурку крысы. — Вот что лечит. Это убило гниль в моей ране и, надеюсь, сможет излечить твоего сына, князь.
— Излечить или повернуть вспять черное колдовство?
— Я полагаю, что дело тут не в колдовстве, князь, — с сомнением произнес францисканец. — Чаще всего магия и алхимия подразумевают под собой вполне обычные вещи. Ученые люди посрамили не одного шарлатана, как и святая инквизиция. Хотя я сам себя опровергну, потому что предмет, который я тебе показал, к науке никакого отношения не имеет. Я сам не представляю, как он действует…
— Он лечит все болезни? Воскрешает мертвых?
— Нет, воскресить он никого не в силах. Да и болезни лечит не все. Скажем, отрубленную руку на место крыса вернуть не умеет и сломанные кости сращивать — тоже. А вот лихорадка, чума и прочее ей по силам. Кстати, а что умеет твой дракон? Хотя нет, не говори мне, князь… В конце концов, это не мое дело.
— И Пантилимона не вылечит?
— Нет. Его стукнули по голове, тут крыса бессильна. — Фра Бернардо пощупал шею безмолвно лежащего на сене молодого гайдука. — Но он жив, сердце бьется, наполнение крови в жилах хорошее… Надеюсь, придет в себя, когда дома за ним обеспечат должный уход. К слову, князь, а зачем мы направляемся в твой замок? Мне не следовало бы удаляться от границы; надо продолжать свой путь в Эдирне, для чего же ездить взад-вперед?
— Но у вас нет ни припасов, ни нормального оружия… — Влад Дракул замялся. — Даже лошади и той нет.
— Мне много и не требуется. Лошадь я могу выпрячь из повозки, вам вполне хватит одной, а без седла я легко обойдусь. Вот эта сабля, — францисканец щелкнул ногтем по лезвию сабли, забранной у мертвого боярского гайдука, — хоть и плохо откована и наточена, тоже сгодится. Припасы я раздобуду в пути, тем более привык довольствоваться малым. Укажите мне дорогу и езжайте домой. У вас, полагаю, много неотложных дел впереди. А мне поскорее нужно прибыть к османам и излечить молодого княжича.
Влад задумался. Фра Бернардо был прав. В Адрианополе он сейчас куда нужнее, ведь кто знает, что происходит с сыном… Вдруг он окончательно превратился в чудовище и даже волшебный амулет францисканца не поможет? А ведь княжича надо еще найти, чего не смогли сделать даже великий визирь и Мехмед…
— Мы доберемся до развилки, и я объясню, как ехать дальше. Если ничего не помешает, к полудню ты доберешься до постоялого двора, им заправляет косой венгр Иштван. Это верный человек, скажи, что ты мой друг, — он накормит, положит припасов в дорогу, даст седло и даже может ссудить немного денег. Пообещай, что я все верну троекратно, — он знает мое княжеское слово.
На развилке они распрощались. Напоследок Дракул передал монаху письмо к султану Мураду, в котором изъявлял готовность выступить против Хуньяди. Хорошо, что их толком не обыскивали — это письмо для Красномордого оказалось бы более важной находкой, чем сам князь… Он тут же отправился бы к Хуньяди, и никакого ужина и тем более побега не случилось бы.
Батя выпряг лошадь помоложе, фра Бернардо вскочил на нее и сказал:
— Ночь прошла, а день приблизился: итак отвергнем дела тьмы и займемся делами света.
После чего, помахав рукой, он ускакал.
