Маркьянов Александр - Сожженые мосты ч.5
А сам-то я — имею право так говорить? Или князь Абашидзе не дворянин? Или я — не дворянин? Имею ли я право обвинять кого-то после того, что произошло?
— Вы собираетесь докладывать Государю?
— Прежде чем продолжать разговор, сударь — я бы хотел послушать и вас.
Вот теперь — можно.
— Меня? Извольте. Относительно ситуации в Междуречье — что, собственно говоря, и было одной из целей моего задания. В Междуречье действует крупная группа заговорщиков из Черной Гвардии. Во главе — генерал-губернатор, князь Абашидзе. Все, кто возглавляет силовые структуры — активные участники этой группы. Цели группы — скорее всего государственный переворот, но точно сказать не могу.
— Откуда у вас такая информация?
— Оттуда, что я теперь тоже член группы. Не так давно я, Абашидзе и еще несколько людей бессудно расстреляли двоих евреев из Хаганы. Может, они были виновны во взрыве отеля Гарун аль-Рашид. А может — и нет. Тем не менее — мы это сделали. И я подозреваю, что где-то есть пленка с записью сего действа.
По тому, как вытянулось лицо Путилова, я понял, что и этого он не ожидал
— Скажите честно, Владимир Владимирович. То задание, которое дали Вы мне перед отъездом — это отвлекающий маневр? Мол — есть человек, уже известный как разведчик, он то и дело мотается в Багдад с непонятными целями. Все внимание контрразведчики естественно уделят ему. Вы ведь не ожидали, что в Багдаде творится такое?
— Вообще-то нет. Наоборот, этот регион всегда числился на хорошем счету. Там если и были какие-то эксцессы — то они быстро пресекались.
— Ну вот. Теперь вы знаете, какой ценой это пресекалось. Между генерал-губернатором Абашидзе и шахиншахом Хоссейни очень мало разницы, хотя ни один из них не признается в этом. Оставим все как есть? Или — будем действовать?
На выработку плана действий у нас ушел почти час. Путилов все же согласился войти к Государю с докладом о том, что творится в Персии — надо было это пресекать тем или иным способом и немедленно. Появление ядерного оружия в руках человека подобного Хоссейни могло привести к непредсказуемым последствиям.
Что же касается информации о Черной Гвардии, то я предложил — а Путилов облегченно согласился — пока держать всю информацию нереализованной. Мы слишком мало знали о Черной Гвардии. Какие цели они преследуют? Как далеко все это зашло. Сколько еще в стране таких тихих, "находящихся на хорошем счету" омутов, в которых водятся черти? Пока ответов на эти вопросы нет — информация эта не может быть реализована. Привлечем к ответственности одних — останутся другие.
Какое-то время я думал, что к Черной Гвардии относится и сам Путилов. Потом понял — не со стопроцентной гарантией, но все же понял — нет, не относится. Такие там просто не нужны. Это очень талантливый бюрократ и не более. Не стоит искать великое злодейство там, где есть только мелкая подлость.
Но мы кое-что упустили. Ни Путилов, ни я не были специалистами в атомной отрасли, нахватались по верхам — и кое-что упустили. Ни один из нас не знал про то, что в Афганистане находятся единственные в мире месторождения обогащенного урана, в котором доля оружейного урана-238 составляет более процента, против десятых и даже сотых долей процента в обычной руде, в том желтом кеке, который мы закупаем у Священной Римской Империи и у буров с их африканскими владениями. При таком исходном материале процесс обогащения ускоряется в разы, и Харон потому ошибся — атомная бомба у шахиншаха уже была.
Но это уже не имело для него никакого значения. Все планы, которые долгими годами лелеял и вынашивал этот выдающийся человек и незаурядный правитель — были повержены в прах. И наши планы — тоже. две чашки чая (турецк.)
14 июля 2002 года
Виленский округ, сектор Ченстохов
Ночной затяжной прыжок да еще и с грузовым контейнером, привязанным фалом к ногам — это не шутки. Когда только разрабатывали схему десантирования — подумали десантировать грузовой контейнер на отдельном парашюте, но решили что не стоит — мало ли куда он попадет. Поэтому контейнер — сорок килограммов — пристегнули к нему. А общий вес всей конструкции — его, парашютов, контейнера — сто семьдесят пять килограммов. И хотя парашют рассчитан на двести… а страшно было не это.
Первые несколько секунд граф просто орал, беспорядочно кувыркаясь в воздушных потоках, своим истошным криком и ругательствами он хотел вытолкнуть из себя страх, выгнать его, выплюнуть в эти облака и это звездное небо. Потому что если страх не унять — он убьет тебя.
Одно дело — прыгать днем, в составе группы. Совсем другое — ночью и одному. Совсем другое дело.
Потом он начал вспоминать. Вспоминать то, чему его учили: посмотри на то, как вода обтекает разные препятствия. Воздух в свободном падении — это та же вода. Если ты просто сожмешься в клубок — то так камнем и упадешь на землю, никто тебе не поможет. Твое туловище — это центр, через него проходит ось. Руки и ноги — на сорок пять градусов от оси. Между руками и ногами — получается девяносто градусов. Так ты перейдешь в контролируемое падение.
Но это сказать просто — а сделать… Воздух на скорости свободного падения по плотности превосходит воду, ночью ты не видишь где верх, а где низ, ты просто летишь, кувыркаешься и орешь. И разобьешься, если не сделаешь что должен.
Каким то чудом он вытянул правильно одну руку, неконтролируемое вращение во всех плоскостях сразу приостановилось. Потом он сумел правильно поставить ноги и оставшуюся руку, почувствовал, как воздушный потом подхватывает и плотно поддерживает его, он был невесомым и упругим. Вращение прекратилось, и он повис в воздухе в странной, раскоряченной позе, как паук, едва удерживаясь.
Автомат раскрытия был установлен на восемьсот метров над поверхностью, обычно спецы устанавливают на двести — триста, чтобы не маячить в воздухе летучей мышью, пусть и с темным парашютным куполом. Ему сделали восемьсот, чтобы он успел сориентироваться и понять, где нужно приземляться. Но все равно рывок был сильным — таким сильным, что потемнело в глазах, а через долю секунды последовал еще один, не менее сильный рывок, едва не погасивший только что развернувшийся купол парашюта. Это тормозился грузовой контейнер, хорошо, что в составе фала, которым он был пристегнут — был специальный амортизатор, растянувший и частично погасивший рывок тяжелого контейнера.
Как бы то ни было — он был жив, и висел в тихом, черном небе, подвешенный под стропами парашюта, приближаясь к земле. Самое время было осмотреться.
Сектор Ченстохов — это край приграничный, там на удивление немного фермеров, по понятным причинам. Но были. Местность — в основном поля, перемежаемые перелесками, небольшие селения, сильно похожие на маленькие городки, с мощеными улицами, площадью, ратушей и костелом — больших городов в этом крае не было, даже Ченстохов сохранил какой-то налет провинциальности, несмотря на полмиллиона жителей. Поля были засеяны — поляки в этом смысле аккуратисты, и почвенники, пусть контрабанду каждый второй гоняет, а оставшиеся ему так или иначе помогают, но если есть земля — надо ее обработать и засадить. Раньше приграничье патрулировали казаки, искали контрабандистов — теперь этого не было.
Какие-то огни были слева и сзади, там приземляться явно не стоило. Огни, кстати, какие-то странные — костры, что ли, явно не электрическое освещение. Под ним же была чернота, оставалось только сориентироваться, чтобы не сесть на лес, там можно было поломаться.
Сориентировался он, когда до земли оставалось метров двести, лес выглядел такой темной массой, поле было более светлым, хотя хлеб еще не поспел, убирать было рано. Как управлять парашютом он помнил, самое главное — не делать резких движений, чтобы не погасить купол, это точно так же как управляешь лошадью. Он мягко потянул на себя "вожжи" управляющих строп с правой стороны, и почувствовал, как парашют ему подчиняется.
Первым на поле упал большой мешок, он сгруппировался — и упал в колосья сам. Этот парашют, планирующий — он позволял приземляться намного мягче, чем на обычном круглом парашюте, поскольку можно было перевести падение в движение вперед за счет планирования купола до самого последнего момента. Он так и сделал, земля больно ударила по ногам, он машинально пробежал шаг, второй и грохнулся.
Пару минут он лежал, приходя в себя. Похоже, ничего не сломал — ну и хвала Иезусу. Он был жив, он приземлился — и это было самым главным.
Купол парашюта уже погас, он попытался встать, но что-то потянуло его обратно к земле. Фал! Он и забыл про него. У него был маленький фонарик на снаряжении, но он не рискнул его включать, вполголоса ругаясь, нащупал застежку и отстегнул. Потом медленно, как пьяный встал, чего делать не стоило, осмотрелся.
