Андрей Бондаренко - Северная война
— Полковник, а ведет себя — как последний мальчишка! — недовольно проворчал себе под нос Егор. — Ничего, вот дело закончится, я тебе, воинственный ты наш, такую знатную головомойку устрою, век не забудешь…
Все вокруг сразу пришло в движение, загремели первые выстрелы: это солдаты третьего батальона, не участвующие в «водных процедурах», уничтожали сонных шведских моряков, неосторожно заночевавших на берегу. Егор снова приник к окуляру подзорной трубы: вдоль всей береговой кромки были видны силуэты многочисленных лодок и плотов, медленно, но целенаправленно продвигающихся к вражеским кораблям, совершенно беззащитным и беспомощным при полном штиле.
Очень похоже, что на шведских судах началась классическая паника. Одни капитаны велели поднять якоря, что привело только к тому, что фрегаты и шняги начали неуклюже вращаться вокруг своей оси. Другие же шкиперы велели спустить на воду гребные шлюпки — чтобы попытаться уйти на веслах к западному берегу, бросив сами корабли на произвол судьбы. Загрохотали беспорядочные пушечные залпы, дружные ружейные и пистолетные выстрелы…
Лодки и плоты — с русскими солдатами — густо облепили шведские корабли. Вот уже с передней мачты «Катерины» был спущен шведский сине-желтый флаг, а по штормовым трапам, переброшенным через борта «Каролуса», начали шустро карабкаться наверх крошечные фигурки…
Неожиданно над флагманской яхтой-красавицей вверх поднялся яркий огненный шар, через мгновение по ушам больно ударила сильная звуковая волна, подзорная труба предательски выскользнула из рук. «Наверное, кто-то из шведских офицеров, не желая сдаваться в плен, подорвал пороховой погреб! Скорее всего, что и сам Лешерт, больно уж он, по рассказам пленных и перебежчиков, горд и заносчив», — понял Егор, сильно тряся головой, чтобы избавится от противного звона в ушах.
Когда он в следующий раз навел подзорную трубу на место завершающейся схватки, то увидел только гигантское облако грязно-серого дыма, из которого время от времени выныривали одинокие лодки и плоты, стремящиеся вернуться на берег…
Через полтора часа из трофейной шведской шлюпки на песчаную косу, слегка пошатываясь, выбрался Михаил Сомов — командир второго батальона. Мишкина голова была туго обмотана какой-то окровавленной тряпкой, раненая правая рука располагалась в широкой холщовой перевязи, переброшенной через голову.
— Господин генерал-майор! Эскадра шведского командора Лешерта полностью переведена под руку русскую! — смертельно усталым голосом доложил Сомов. — Три судна затонуло во время взрыва порохового погреба на флагманской яхте «Каролус», остальные находятся на плаву и готовы к плаванию!
— Наши потери? — глядя в сторону, спросил Егор.
— Около шестидесяти убитых, сто пятьдесят человек — ранены и контужены!
— Что с полковниками Апраксиным и Смирновым?
— П-погибли оба, Александр Д-данилович! — заикаясь, сообщил Мишка и заплакал, тоненько всхлипывая…
Егор сидел на речном обрыве, свесив ноги вниз, и, изредка прикладываясь к горлышку прямоугольной бутылки с зубровкой, разговаривал сам с собой:
— Два молодых полковника, оба — Никиты. Молодые, русоголовые, широкоплечие, кровь с молоком — если говорить коротко… Погибли вот. Жалко — до слез… А ведь по всем документам, которые я читал раньше, в двадцать первом веке, эскадра командора Лешерта была захвачена с минимальными потерями. Причем на дно пошла только флагманская яхта, так как пороховой запас на «Каролусе» был совсем незначителен. Правда, произошло все это на три года позже… Что же получается: данные страшные смерти — плата за спешку? История так подло мстит — за свое ускорение? «Параллельный мир» собирает свою дополнительную дань?
Глава одиннадцатая
Беспокойное побережье Балтийское
Как говорится: час-другой отдали скорби и печали, помянули павших братьев по оружию, пора приниматься и за дела важные, неотложные. Война на дворе, а эта строгая дама не терпит излишней сентиментальности и расслабленности…
Егор поднялся на ноги и, сильно размахнувшись, забросил в озерные темные воды недопитую бутылку с зубровкой, после чего подозвал к себе Тихона Тыртова — командира третьего батальона, вышедшего из этой баталии без ран и контузий, поинтересовался:
— Как там подполковник Сомов?
— Сестрички милосердные его уже перевязали, дали вволю хлебнуть кагора монастырского лечебного, настоянного на разных травах. Так что уснул наш Мишаня. Барышни уверяют, что он поправится непременно — недели через три-четыре.
— Ладно, тогда слушай мой приказ! — облегченно вздохнул Егор. — До полного выздоровления подполковника Сомова ты назначаешься командиром Екатерининского полка Преображенской дивизии!
— Слушаюсь, господин генерал-майор! Оправдаю оказанное доверие…
— Не перебивай и слушай внимательно, охламон! Пусть пушкари выделят самую шуструю лошадку с умелым седоком, я сейчас письмо напишу гдовскому воеводе. Необходимо это послание ему доставить как можно быстрей. Девять шведских судов мы успешно захватили, а о корабельных командах и не подумали… Вот пусть воевода и пришлет сюда опытных моряков и рыбаков местных, способных ходить по водам на таких посудинах. Да и ты на каждый кораблик направь по пятку надежных солдат. На всякий случай. Далее, всем судам следовать в Псков — под команду шкипера Емельяна Тихого. Про то я пропишу отдельную бумагу… Теперь по Екатерининскому полку. Идете в Гдов-город, там отдыхаете дня два-три, потом двигаетесь на Псков, далее — на Москву. Все, на этот год для вас воинская кампания закончена: отдыхать, принимать пополнение, проводить маневры… Легких раненых и контуженых взять с собой, тяжелых оставить в Гдове, велеть тамошнему воеводе выделить потом подводы, чтобы доставить всех поправившихся и выздоровевших к полковому подмосковному лагерю. Плененных шведских матросов и офицеров сдать псковскому воеводе, пусть использует их на строительстве крепостных стен, рытье рвов. Ну, вроде бы у меня и все… Понял? Есть вопросы?
— Александр Данилович, а сами-то вы — куда? — чуть помявшись, спросил Тихон.
— Я к Нарве пойду — для начала, а там уже определюсь… Мои-то сотрудники живы? Все уцелели в этой схватке озерной?
— Один убит да другой — контужен сильно…
Еще через час Егор — в сопровождении восьми своих людей — пешим ходом направился в сторону Нарвской крепости. Лошадей в этот раз решили не задействовать:
больно уж низкие берега реки Наровы, вдоль которой пролегал их маршрут, густо заросли различным кустарником и мелколесьем.
На темно-багровом закате, пройдя вниз по течению Наровы порядка семнадцати-восемнадцати верст, отряд остановился на ночевку. Разожгли невысокий походный костер, сноровисто установили парусиновую армейскую палатку — одну на всех. Этот вечер, один из первых июльских, выдался тихим, теплым и очень светлым. В реке громко и часто плескалась крупная рыба, в густых прибрежных камышах сонно крякали утки, чуть слышно гоготали дикие гуси, готовясь ко сну.
После завершения нехитрого, но сытного ужина, Егор вольготно расположился на толстой войлочной кошме, не торопясь, раскурил последнюю — на этот долгий и трудный день — трубочку. Лежал себе и умиротворенно пускал в небо сизые кольца табачного дыма, раздумывая над превратностями своей непростой судьбы…
Неожиданно на противоположном речном берегу послышался громкий и утробный рык, в ответ ему раздался другой — не менее дикий и яростный.
— Что это такое? — вскочил Егор на ноги, выхватывая из-за пояса пистолет.
— Ерунда, господин генерал-майор! — заверил его Фролка Иванов — бывший денщик Якова Брюса, так и прижившийся в охранной Службе после тех памятных ноябрьских событий. — Просто тутошние медведи делят свои угодья.
Рык тем временем превратился в настоящий разноголосый рев. Создавалось устойчивое впечатление, что в этом дружном хоре принимало участие не менее шести-семи крупных медвежьих особей.
— Чего они не поделили-то? — поинтересовался Егор в редкий период тишины, недоверчиво и опасливо посматривая в сторону неожиданной «концертной площадки».
Фролка, усердно кроша в котелок с кипятком куски чаги — чайного гриба, срубленного с ближайшей толстой березы, охотно пояснил:
— Я же, господин генерал-майор, сам псковский, мне это и не внове… Медведей в этих краях — просто ужас сколько! Особенно — чуть севернее Гдова. Это место, где речка Нарова вытекает из Чудского озера, так и прозывается в народе — «медвежий угол»… Поэтому мишки всегда очень тщательно делят между собой все угодья, а всех нарушителей — прогоняют беспощадно. А сейчас-то — что получилось? Был большущий шум — от нашей недавней жаркой схватки с эскадрой командора Лешерта. Потом и вовсе — сильный взрыв… Вот тамошние медведи сильно испугались и от того испуга снялись со своих насиженных мест, решили уйти на другой берег Наровы. А здесь их никто и не ждал. Тут же набежали местные мишки, чтобы решительно прогнать всех пришлых и незваных. Оно и началось…
