Андрей Величко - Гатчинский коршун
ГЛАВА 25
Двадцатого мая 1906 года ИВВФ понес последнюю в черногорской войне потерю: при перелете к месту постоянного базирования разбился выдающийся чукотский пилот капитан Худайбердыев. А через день к канцлеру зашел попрощаться перед отъездом на родину полковник Иочиро Токигава. В честь этого события канцлер устроил торжественный ужин – то есть не стал потчевать гостя тем, что обычно ел сам, а напряг своих поваров по части японского меню. Правда, на всякий случай велел держать наготове пельмени.
Мы выпили саке (гость из чашки, хозяин из стакана), после чего я попытался закусить какой-то дрянью наподобие сырой рыбы, но не преуспел. Так что пришлось извиниться перед полковником – мол, мой гайдзинский организм не дозрел до пищи истинных самураев – и распорядиться принести дополнительно пельменей, водки с огурчиками и пива на десерт.
В качестве подарка на дорогу я показал полковнику акт о списании по причине разбития вдребезги истребителя «ишак» под заводским номером четыре и вручил документы на провоз в Дальний трех ящиков с приобретенными им в Питере «мебелью» и «посудой» (отдельно фюзеляж, мотор и крылья). Правда, рацию мы сняли, тут уж ничего не поделаешь – мне даже пришлось извиниться,– зато пушки оставили!
Токигава поделился со мной своим мнением по поводу работы авиации против флота.
– Бомбы с реактивным ускорителем показали свою эффективность,– заметил он,– но и недостатки тоже. Да, всего одна утопила «Родней». Но ведь это была единственная из пяти сброшенных, которая вообще попала! Значит, имеем повышение убойного действия в обмен на снижение точности. И,– продолжил полковник,– вспомним о подвиге экипажа «кошки» номер сто двадцать два… Попасть бомбой точно в уязвимое место корабля невозможно. Зато управляемым до последнего момента самолетом – вполне. Но это должен быть не обычный самолет, а что-то более похожее на очень большую бомбу с тем самым реактивным ускорителем.
– Да,– согласился я,– такая машина уже делается. Взлет с катапульты, посадка не предусмотрена. Дальность небольшая, какая точно – еще неясно. Нагрузка – триста кило тротила. Скорость на завершающем отрезке более семисот километров в час. Пожалуй, вашей стороне пора определиться с участием в этой программе.
– Летчики? – уточнил Токигава.
– Да, но не тэйсинтай, а испытатели. Риск, конечно, очень велик, но от них потребуется не только слетать, но и выжить – по радио много не расскажешь. То есть нужны настоящие пилоты, а не суррогат. Сможете подготовить человек десять? Они понадобятся осенью. Если среди них будут не владеющие английским либо русским, то и пару хороших переводчиков. Да, и еще парашюты… Придется вам с собой еще один контейнер барахла везти, потому как эти пилоты должны иметь как минимум пару десятков прыжков каждый. Ну а теперь давайте выпьем за то, чтобы в дальнейшем наши летчики висели друг у друга на хвостах только с целью прикрыть, а не наоборот. Огурчик к саке не хотите попробовать?
Дальше беседа плавно перетекла на гастрономические темы. Полковник похвалил гатчинскую стряпню, но сказал, трижды извинившись, что до настоящей японской кухни ей далеко. Он, Токигава, это может сказать точно, потому как его отец имеет ресторан. Правда, последнее время дела пошли чуть хуже, после войны стало меньше клиентов, так что его папа сейчас пытается готовить и для европейцев.
– Слушайте,– осенило меня,– а он не хочет открыть свое дело в России? Бояться незнакомой обстановки не следует, я помогу акклиматизироваться. В Питере успех точно будет, да и в Москве, скорее всего, тоже. Кстати, не исключено, что и русский трактир в Токио окажется к месту, особенно при соответствующей поддержке. Давайте попробуем устроить такой обмен?
Спустя пару стопок мы решили не ограничиваться только общепитом, ибо не хлебом единым жив человек! И не рисом. Нам предстояло отправить в далекое турне труппу Мариинки и какой-нибудь бело-сине-краснознаменный ансамбль песни и пляски, а Япония должна была прислать на гастроли театр кабуки и симфонический оркестр, причем состоящий исключительно из барабанов. Как культурные люди, мы не стали уточнять, сколько именно среди этих поваров и плясунов будет любознательных людей в офицерских погонах, но договорились о взаимной лояльности по отношению к ним.
На момент перехода к пиву было решено, что, кроме всего ранее обсужденного, в Токио будет очень неплохо смотреться универмаг «Москва», а в Питере – «Токио». Ну и еще я напомнил Токигаве, что по договоренности с Ито на смену авиационной делегации к нам должна приехать радиотехническая – кое-что уже можно было рассекречивать. Форест в Америке, несмотря на отвлекающие действия нашей агентуры, таки изобрел ламповый триод. Каково же было его изумление, когда при подаче заявки на патент он узнал, что русские буквально неделю назад уже оформили аналогичную бумагу! Он вроде собирался подать в суд, но вряд ли ему что-то светило, потому как у нас были готовые к предъявлению железные доказательства применения нами триодов аж с японской войны, да и наши возможности поощрения коррупции среди американских судей существенно превосходили таковые у оппонента.
Я же решил основным поставщиком радиоламп сделать Японию – это производство хорошо подходило к их условиям, а самому сосредоточиться на транзисторах.
Под конец беседы я сообщил о своем желании приобрести оборудование для производства стволов калибра шесть с половиной миллиметров, потому что в Японии, мол, их все равно снимают с вооружения, а нам они могут пригодиться. Только что казавшийся в сисю пьяным полковник вдруг мгновенно протрезвел и предложил вместо продажи организовать его совместное использование – тем самым образом, какой явно придумал господин канцлер. Ладно, согласился я, можно и так. Действительно, вряд ли от того, что японцы познакомятся с концепцией промежуточного патрона, нам сильно поплохеет.
– Да, господин канцлер,– продолжил тем временем полковник,– разрешите воспользоваться вашим любезным согласием помочь мне в уяснении некоторых тонкостей русского языка? Вот, сейчас… – Экс-чукча достал записную книжку.– Совершенно непонятный мне момент. Я правильно понимаю, что «пи…то» – это хорошо, а «х…во» – плохо?
– Вы абсолютно правы,– кивнул я.
– Но почему же тогда «ох…но» – это лучше, чем «пи…то», а «п…ц» – много хуже, чем «х…во»?
– Это вы наткнулись на иллюстрацию того, что русский народ владеет философией чуть ли не с рождения,– пояснил я,– и ваш первый пример – это результат осмысления им закона отрицания отрицания, а второй – перехода количественных изменений в качественные. В общем, если вы попытаетесь это понять, приготовьтесь потратить несколько лет жизни. Лучше, по-моему, просто запомнить.
Полковник ушел, я выключил запись и попытался по свежим следам определить, как прошла беседа. Вроде ничего, то, что милейший Иочиро является специалистом не только в области авиации, мы подозревали и раньше… А как он насчет оборудования для шести с половиной миллиметров встрепенулся! О чем это говорит? Да о том, что снятие этого калибра с вооружения прошло у них отнюдь не единогласно, и вовсе не факт, что аргументы выдвигались только технические. У нас тоже такое было, как раз пару дней назад прошло совещание…
Мосин, Федоров и начальник ружейного полигона Ораниенбаумской стрелковой школы Филатов сошлись чуть ли не насмерть – во всяком случае, окончательное решение пришлось принимать мне. Предмет совещания состоял в том, что на текущий момент в России наблюдался явный перебор с числом калибров стрелкового оружия.
Имелась мосинская винтовка – 7,62 и такой же пулемет образца 1902 года. Автоматы и пистолеты были калибра 7,63. Пулемет 1905 года, который уже можно было назвать единым, имел калибр 7,92. А опытные экземпляры калашеобразного самозарядного карабина были сделаны сразу – 6,5; 7,62 и 7,92, причем все под длину гильзы 39. Наконец, имелся револьвер системы «Наган» и патроны к нему, больше ни к чему другому не подходящие.
С наганом я столкнулся еще в Артуре и с тех пор имел твердое убеждение: это оружие для населения и, может быть, полиции, но никак не для армии. Хреновина – даже у самовзводного варианта для второго выстрела надо нажимать на спусковой со всей дури или два раза – нет уж, увольте!
Ругань шла полдня, и к единому мнению господа совещающиеся так и не пришли. Уже через пару часов я потерял нить беседы, которая вертелась в основном вокруг экономики: из обрезков чего и на каком оборудовании что лучше производить. Японский пример тоже поминали – как аргумент энтузиасту калибра 6,5 Федорову, мол, по результатам войны япы от него отказались. А мне, честно говоря, понравился федоровский подход. Изобретатель исходил из того, что пуля для оружия пехоты должна не только долететь до противника и проделать в нем дырку, но перед этим и пробить то, за чем он прячется – если это возможно, конечно. С этой точки зрения крупный калибр предпочтительнее. Но надо учитывать и уровень подготовки стрелка. Исходя из среднего, лучше выбирать калибр помельче, потому как траектория получается настильнее. Наконец, технологию тоже забывать нельзя. Сейчас на нашем оружейном заводе пытались внедрить нарезку ствола за один проход, а не многократным строганием. До внедрения дело еще не дошло, но было ясно, что на меньшем калибре этот процесс пойдет проще.
