Алексей Витковский - Выбор воина
При этих словах ее отец кивнул и, прикрыв глаза, коснулся ладонью бока печи – хранительницы дома. Словно просил ее о поддержке.
– Тяжко ему, – медленно произнес, не открывая глаз. – Но муж твой борется. И ты – единственная его надежда. Любит он тебя, доча, пуще жизни, а там, куда его тянет, – остался Долг. И это разрывает его на части. Чтобы пересилить такое тяжкое бремя, хорошо бы вам встретиться поскорее… А не боишься, что, отказавшись от долга своего воинского, станет он корить себя за это всю жизнь?
– Боюсь… – ответила Ярина и до боли сжала в ладошке маленького бронзового коника – оберег, что носила на поясе.
– Полегчало тебе, значит. – Ольбард испытующе смотрел на Савинова, словно хотел проверить – так ли? – Что полегчало – хорошо! Значит, как досмолят лодьи, будем отправляться домой… Да ты присядь: в ногах правды нет, да и силы тебе поберечь надо.
Сашка послушно уселся на ложе и украдкой вздохнул. В ногах действительно не было правды – они тряслись от слабости, как вареные макаронины.
– Хорошо… – еще раз повторил князь. – Однако не все твои беды, как вижу я, на сем закончились. Поведай-ка мне о них.
Савинов рассказал ему о своих сомнениях, о выборе, который он не может сделать, о долге и обо всем остальном. Князь слушал молча. Взгляд его сделался отсутствующим, как будто он пребывал мыслями где-то далеко. Однако Сашке было понятно – Ольбард все прекрасно слышит.
– Вот оно как! – произнес князь, когда рассказ подошел к концу. – Так мне и мнилось… Ну что же. Советов тебе давать не стану. Выбор сей – только твой. Одно лишь скажу: долг у воина – один! И честь одна. Твой долг там и долг здесь – один и тот же. Как их совместить? Ежели потянет тебя снова в Тот мир – не противься. Ответ – там! А здесь – не спеши. Доверься своему сердцу. И еще запомни: допрежь того, как выбрать долю свою, должен ты в глаза своей жене поглядеть…
Сказал и вышел за дверь. А Сашка остался. Нельзя сказать, чтобы князь его обнадежил, но дорожку указал.
«Значит, ответ там, княже? Что же, будем посмотреть! А спешить действительно не следует. Как говаривали древние римляне, поспешай медленно!» Озноб волной прокатился по спине. Сашка поплотнее закутался в одеяло, стараясь не тревожить раненое плечо. «Совсем ты, братец, охлял… А решения надо принимать, будучи в силе. Так что первая твоя задача – выздороветь!»
Он еще некоторое время рассматривал потолочные балки, а затем сон, как вода, накрыл его с головой. Но на этот раз ему не приснилось ничего…
Глава 5
Сила Слова
Сила не в словах… В Слове – Сила!
А еще – в умении Сказывать.
Из практикиК вечеру Ярина вся извелась от нетерпения. Когда же начнется ворожба? Когда вернется батюшка? Он ушел со двора сразу после их разговора и с тех пор не появлялся. Ярина засветила лучину и закрыла волоковое окошко,[76] чтоб не летели комары. Прибралась в доме и только присела на скамью – ждать, как в сенях хлопнула дверь, скрипнули половицы – и в горницу вошел батюшка. Сказал буднично:
– Ну что, Яринушка, давай поглядим, какая беда приключилась с нашим Олександром Медведковичем и что нам с нею делать. Принеси-ка водицы. Только мису возьми побольше.
Пока она бегала за водой, отец подвинул поближе к столу поставец с лучиной, воткнул в косяк топор, чтобы темные силы не помешали гаданию. Когда Ярина вернулась, он указал ей место посреди стола.
– Давай-ка сюда. И садись. Пора обереги ставить. Одного топора, пожалуй, маловато будет. Сперва свой оберег скажи, а потом уж и я…
Ярина поставила мису, до краев наполненную чистой ключевой водой, и присела на краешек лавки. Она чуяла, как неистово колотится в груди сердце. Сейчас она узнает… Что? Ей было страшно и любопытно одновременно. Вспомнилось почему-то, как в прошлое лето гадала на суженого. Ярина прогнала эту мысль. Когда оберегающий заговор ставишь, не о том думать надо. Сердцем слушать, как воздвигается необоримая преграда, увидеть ее, ощутить…
«Соберись-ка!» – сказала она себе.
Отец молча смотрел на нее. В очах его плясали озорные искорки. Почему-то от его взгляда Ярине стало спокойнее, и она тут же услышала, как звенит вокруг исполинский простор Мира и ложатся на прялки Доли и Недоли[77] нити жизней людских…
Вокруг нашего двора
Каменна гора!
Ярина слушала, как слова стекают с губ и падают тяжелыми, густыми каплями в Реку Жизни. Как бегут от тех капель круги по воде и меняется окружающий мир, сам собой выстраивая преграду на пути зла.
Каменна гора,
Да железна стена!
Железна стена,
Да огненна река!
Матушка Мокошь![78]
Укрой и огради своим
Святым покровом!
Едва упало последнее слово, ей почудилось, что зазвенели далекие бубенцы, и сам воздух в горнице будто уплотнился, а звуки с улицы стали тише и как-то глуше, словно доносились через плотное покрывало.
– Ай да молодица! – Отец с удовольствием прихлопнул ладонью по колену. – Сильно сказала! Ну, теперь мой черед.
В свете лучины лицо отца вдруг показалось удивительно молодым. Разгладились морщины, и волосы потемнели, изгнав из прядей частую проседь. Густые брови отца сошлись к переносице, и он звонким, молодым голосом произнес:
Вкруг двора – леса дремучие,
За лесами – горы железные,
За горами – реки текучие,
За реками – стены из пламени!
В тех лесах – зверь порыскучий!
В тех горах – ветер свирепый!
В реках тех – твари неведомы!
В стенах огненных – жар поднимается!
Отче Перун – мне заступою!
Мое же слово – твердо!
Пламя лучины внезапно вспыхнуло ярче. Тени метнулись по стенам, и в воздухе явственно запахло грозой, словно вот-вот прогремит гром и хлынут с небес очищающие струи дождя. Ярине даже захотелось открыть просветец и выглянуть наружу: не идет ли и в самом деле грозовая туча? Но она только вздохнула: оберег у отца вышел могучий. Раньше она такого не слышала.
– Что же вы, батюшка, меня этому Слову не учили?
– Глупая, – отец улыбнулся, – то для мужей заговор! В нем – своя Сила. У жен – свои Слова, другие. Тебе ли не знать? Наша Сила – разная, моя – не больше твоей, просто иная. У тебя, дочка, Слово не слабее вышло. Мягче – да. Так ведь и вода мягкая, если по ней с маху не бить… Ладно, давай дело делать.
Ярина смутилась. «И вправду – глупая! Нешто мужеское с женским равнять можно?» А отец уже произносил следующий заговор:
Посереди моря-окияна,
Посередь острова Руяна
Лежит бел-горюч камень Алатырь!
На том камне – дуб крепкий,
На дубу – три ветки!
На верхней – златой сокол сидит,
На средней – ястреб медный,
А на нижней-то ветке – филин птица,
Из чиста серебра!
Не спят они ни днем светлым,
Ни темною ночью,
Видят все, что творится под Светлым Солнышком,
Частыми звездами
Да под Ясным Месяцем!
Вы скажите-покажите нам, птицы вещие,
Жив ли здоров Олександр Медведкович!
И куда путь держит,
Да какие преграды на пути том,
И как те преграды избыть,
Чтобы Счастья-Удачи добыть!
С этими словами он взял кусочек воска и поднес к пламени. Воск потек в его пальцах и закапал в мису с водой. По поверхности побежала рябь. Чистое зеркало воды замутилось. Ярина смотрела на маленькие волны, вдруг ставшие очень медленными, а потом словно побежавшие вспять – к середке. Вода казалась густой, как кисель, и очень темной. Потом волны пропали, и появилось отражение пламени. Только это было вовсе не пламя лучины. Горница исчезла, и Ярина почувствовала, будто погружается под воду.
– Сказывай, что видишь? – донесся откуда-то издалека батюшкин голос.
– Огонь вижу, – ответила она и, приглядевшись внимательней, добавила: – Очаг каменный и хоромы – из камня. Столы дубовые, за ними – дружина. Князя Ольбарда вижу и сына его, Буривоя, и Василько, и Ставра… Много других, незнакомых… Хаген здесь… А его нет… А Сигурни?
Как только Ярина вспомнила о своей названой сестре, как ее потянуло прочь из пиршественного зала. Промелькнули переходы, освещенные факелами, и воин в кольчуге у затворенной двери. Рысенок! Глаза весина вдруг удивленно раскрылись. Он смотрел прямо на Ярину и, казалось, прекрасно видел ее. Потом сделал шуйцей знак, отвращающий зло. Она поняла, что стрелок принял ее за нечистую силу, обернувшуюся женой Медведковича. Знак не подействовал. Тогда Рысенок, улыбнувшись, чуть приоткрыл дверь. Понял! Не напрасно Александр говорил ей, что весин не прост!
Ярина проскользнула через щель. Бестелесной ей было легко. За дверью оказалась просторная светлица с окошком, забранным кованой решеткой. Стены были завешены узорчатыми тканями, посреди светлицы стоял стол с посудой и яствами да пара сидений с высокими спинками. А на ложе у стены спал он.
«Боги Святые, – подумала Ярина, – как исхудал!»
