Александр Старшинов - Смерть императора
Приск вдруг поймал себя на том, что знает о планах других людей много, даже слишком много. Но никакой выгоды из этих знаний извлечь не может.
Это открытие повергло его в растерянность. Как будто люди сносили к его ногам бесценные сокровища, а он просто не знал, как ими распорядиться.
– Но погоди… что же будет, когда армия Траяна подойдет к Селевкии?
– Селевкия откроет ворота.
– А Ктесифон?
– Сторонники Пакора и Вологеза убегут. А та горстка, что предана Хосрову, не сможет защищать крепость и тоже будет вынуждена уйти. Но, чем позже это произойдет, тем более поспешны будут их сборы и беспорядочней бегство. И тем большая добыча достанется Траяну. И… – Евнух глянул на убитых. – Ты, фальшивый Илкауд, должен мне по шестьсот денариев за каждого убитого.
– Я не должен тебе ничего… – усмехнулся Приск. – Или твой план рухнет… Так что, приятель, наш фабр Малыш тихо проводит тебя до дома, и ты объявишь завтра, что твои рабы сбежали. И кстати. Расскажи, где ты живешь.
– Зачем?
– На всякий случай… Чтоб ты нас не обманул.
Малыш медленно подошел и встал сзади за спиной евнуха.
Когда они ушли, Приск и Кука помедлили… и выскользнули следом. Проследить – не играет ли в игру кто-то третий. Но нет – никто не преследовал догадливого евнуха и его спутника-фабра.
– Знаешь, о чем я думаю… – сказал Кука на следующее утро.
– Знаю… – ответил Приск. – В этом городе слишком легко предают. Это само собой разумеется. Если Пакору будет выгодно – он предаст Траяна и присоединится к восставшим. И это все случится очень-очень быстро.
– А если нет?
– Тогда он до конца дней будет предан Риму.
Глава III
Траян. В последний поход…
В марте 869 года от основания Рима Траян выступил с войсками из Антиохии. Все были уверены, что наступило время окончательного решающего удара, и этим летом Парфия падет к ногам римского императора. Тем более что поначалу казалось – парфяне и не собираются сопротивляться. Как прежде даки, они уходили вглубь страны, оставляя пустыми поселения. Хлеба еще не созрели, их даже не надо было сжигать. Римляне вытаптывали посевы или пускали молодые всходы на фураж. Если удавалось захватить скотину, ее тут же резали.
С радостной дрожью в сердце смотрел император на свои легионы. Смотрел, как, печатая шаг, плыли железные колонны по дороге, как сверкали значки на солнце, как трепетали на ветру перья, украшавшие шлемы конных и пеших, – ибо шли они все в парадном облачении в первый день. И, только разбив лагерь, сняли с оружия своего лишние украшения и перья.
На другой день Траян сам шагал впереди своей армии, потом сел на коня и помчался вдоль строя – проверить идущие следом когорты. Он чувствовал себя молодым – груз лет ссыпался дорожной пылью с его еще крепких плеч. В эти весенние дни ему казалось, что начинается какая-то совершенно новая – третья или четвертая даже – его жизнь, и мнилось Траяну, что он молод вновь – как обновляется весной природа, как восстает из мертвых греческий бог Дионис. Мысль о Дионисе заставила Траяна вспомнить об Адриане, и мысленно император усмехнулся: долго же тебе, племянник, придется ждать вожделенного часа, когда легионы провозгласят тебя императором.
Пока что легионеры кричат, приветствуя его, Траяна… и так будет всегда… всегда…
* * *Главная трудность в этом походе была в переправе армии через великие реки Месопотамии. Всю зиму легионеры заготавливали лес в горах вокруг Нисибиса (вряд ли когда-нибудь эти горы покроются вновь лесами), строили сборные понтоны и на катках переправляли их к Тигру. Целую флотилию в пятьдесят кораблей спустили на воды Евфрата.
Поначалу армия двигалась вдоль Евфрата по правому берегу, флот же плыл следом. Опытными моряками были только рулевые и дозорные, остальные команды набирались на месте среди жителей деревень, если таковых удавалось найти. Иногда армию и флот разделяли утесы и изгибы реки. Особенно опасались кормчие водоворотов. Среди пятидесяти кораблей флотилии четыре корабля перевозили вексилляции императорской стражи, и в центре шла императорская трирема. Украшенная золотом от носа и до кормы – она казалась огромной даже для этой могучей реки. На корме было сооружено жилое помещение – здесь расположились жена Траяна Плотина и племянница Матидия, а на парусе золотом были вышиты титулы императора.
Римляне миновали насыпь, составленную из грунта, что был вынут когда-то для возведения канала Семирамиды, посетили город Фалигу, жители которой подчинились римлянам безропотно. Здесь армия пополнила запасы продовольствия и двинулась дальше – на Европос.
Крепость Европос стояла на высоком берегу Евфрата, с трех сторон ее защищали обрывы, а со стороны пустыни высилась зубчатая стена с башнями.
Подле Европоса находилась удобная переправа через Евфрат, здесь проходила дорога из Селевкии на Тигре в Антиохию, так что город-крепость был и богат, и силен. И главные ворота города с двумя сторожевыми башнями – жители прозвали их Пальмирскими – закрылись перед Траяном.
Ох уж эти провинциалы, воображающие себя всемогущими! Набег армии кочевников, что время от времени появлялись под стенами крепости из пустыни, защитники Европоса смогли бы отразить без труда. Но римская армия…
К тому же глупо было противиться. Что они отстаивали в своей гордыне? Аристократия Европоса вся сплошь состояла из греко-македонян, что осели здесь еще со времен Александра Великого. И хотя город принадлежал Парфии, городскому буле[52] были безразличны интересны царя царей, их волновали только барыши. Но коли ворота закрылись перед императором, то теперь оставался один путь – взять крепость силой. И как только окованная медью голова «барана» коснулась ворот, все жители его стали обреченными – бесправной добычей будущих победителей.
Впрочем, в этот раз Траян оказался милостивым – когда римляне ворвались внутрь после недолгого но яростного штурма, резни почти не было – жители благоразумно попрятались, и лишь десятка два неосторожных и любопытных стали жертвами ауксилариев, что оказались на улицах Европоса первыми. Потом ворота распахнулись перед римлянами, по широкой улице Траян и его свита проследовали к агоре.
В честь Траяна в Европосе тут же стали возводить триумфальную арку.
Добыча в Европосе оказалась солидной – римляне вычистили городскую казну, богатеи откупились от победителей, и все что осталось у прежде богатых торговцев – это их дома – просто потому, что их невозможно было унести с собой.
В Европосе пополнили запасы провианта, реквизировали лошадей и мулов. Прихватили крепких рабов для легионных нужд, отправили обоз с добычей в Сирию и двинулись дальше.
Миновали Анату[53] и дошли до Озогардены, где Траян провел смотр своих войск, для чего возвели огромный трибунал, с которого император и его офицеры наблюдали за смотром. После того как смотр окончился, Траян запретил разбирать трибунал – пусть остается – памятник величия Рима.
Наконец там, где реки очень близко подходят друг к другу, [54] Траян начал переброску войск через Евфрат. Лошади, погруженные на корабли, неимоверно страдали от тесноты. Люди, скотина более привычная ко всяким невзгодам, глядя как медленно приближается противоположный берег, думали лишь о том, какие сокровища подарит им Ктесифон.
После переправы, которая прошла, можно сказать, идеально, надо было перебросить не только армию, но и теперь уже и корабли на Тигр. Траян поначалу планировал вырыть в этом месте канал, однако воды в Евфрате были куда выше, чем в Тигре, и инженеры посоветовали Траяну отказаться от сложного плана – соединение рек каналом могло привести к разлитию воды вокруг Тигра и превращению прибрежных земель в болото.
Траян выслушал инженеров благосклонно. Поэтому корабли переволокли посуху на катках.
– Верно то, что я возьму Ктесифон, как то, что я вижу теперь корабли, плывущие посуху, – сообщил император своему писцу, который теперь неотступно следовал за Траяном, записывая его слова день за днем, а вечером – составляя отчет о событиях всего дня.
Три дня вся операция шла точно так, как было запланировано. Но на четвертый случилось несчастье. Налетел ураган, закружился вихрем и перемешал все в лагере: ветер рвал палатки, швырял легионеров на землю, сбивая с ног. К тому же река внезапно выступила из берегов, и три грузовых корабля затонуло. Оказалось, что прорвало шлюзы, построенные поблизости из камня с целью задерживать и спускать воду для орошения полей. Отчего это случилось – по злому умыслу или ураган нагнал воду в реке, нельзя было выяснить. Напрасно фрументарии Афрания Декстра рыскали вокруг, хватая местных жителей, – добиться от них ничего не удавалось – они немели от страха или бормотали всякую чепуху.
После переправы пришлось все время быть начеку: парфяне наконец объявились. Но они по-прежнему не желали вступать в открытое сражение, нападая на фуражиров, обоз или арьергард. Посему император с отрядом своей охраны скакал то впереди своей армии, то двигался за арьергардом, и, чтобы ничто не укрывалось от его внимания, он сам осматривал густые заросли и лощины. Солдаты слушались любого его слова беспрекословно. В разведку или за фуражом можно было отходить лишь большими отрядами. Афраний Декстр то и дело посылал своих разведчиков – проверить все ли в порядке. Но обманчивая тишина могла в любой момент обернуться засадой.
