Борис Орлов - Робин Гуд с оптическим прицелом. Путь к престолу
Но вот, наконец, точка расставания. Возле небольшой часовни мы отъехали в сторону, экс-королева Франции вышла из кареты и уселась на лошадь, заботливо подведенную отцом Туком, солдатики построились чуть в стороне. Наступила минута прощания…
Первым к Маше подъехал ее отец — Великий Сенешаль. Он спешился, крепко обнял дочь…
— Держись, доченька, — произнес он внезапно севшим голосом. — Я буду день и ночь молиться за тебя и за твое счастливое разрешение от бремени.
Голос его прервался, на глазах вдруг навернулись слезы:
— Вот, — он протянул Маше небольшой свиток — передай матери. А на словах передай, что я люблю ее, — голос Ральфа Мурдаха дрогнул, — люблю больше жизни, и что лишь государственные дела не позволяют мне быть возле нее столько, сколько я хочу. В моей жизни только двум женщинам есть место: ей и тебе, маленькая дочурка моя…
Он преклонил колено и отчетливо произнес:
— До свидания, моя королева. Я жду вас с наследником престола, дабы присягнуть ему на вечную верность.
С этими словами он поднялся, вскочил на коня и отъехал в сторону, грызя свои длинные усы. Да-а… Мужик-то, реально — романтик. А так ведь и не скажешь… Надо бы выпить с ним, что ли?.. По душам потрепаться, за жизнь побазарить…
А перед Машенькой уже стоит примас Англии епископ Адипатус. Он поправляет свою сбитую набекрень тиару и провозглашает:
— Ваше величество! Благословенна ваша тягость, ибо сказано в Писании: «Вот наследие от Господа: дети; награда от Него — плод чрева. Что стрелы в руке сильного, то сыновья молодые. Блажен человек, который наполнил ими колчан свой!» И еще сказано: «…Ты устроил внутренности мои и соткал меня во чреве матери моей. Славлю Тебя, потому что я дивно устроен. Дивны дела Твои, и душа моя вполне сознает это. Не сокрыты были от Тебя кости мои, когда я созидаем был в тайне, образуем был во глубине утробы. Зародыш мой видели очи Твои; в Твоей книге записаны все дни, для меня назначенные, когда ни одного из них еще не было. Как возвышенны для меня помышления Твои, Боже, и как велико число их! Стану ли исчислять их, но они многочисленнее песка; когда я пробуждаюсь, я все еще с Тобою».
Он переводит дух и продолжает столь же высокопарно:
— «Ибо когда голос приветствия Твоего дошел до слуха моего, взыграл младенец радостно во чреве моем. И блаженна Уверовавшая…» — тут он внезапно осекается, с минуту соображает что-то, а потом уверенно продолжает, — Так что рождение человеков угодно Господу нашему, а то, что небезболезненно сие — так вся жизнь наша суть есть скорбная юдоль. Так что да укрепится дух твой, и будешь ты уповать на Господа так, как мы в ожидании первенца правителя нашего на тебя уповаем!
С этими словами он осеняет Машу крестным знамением, а та целует ему руку. А классно товарищ замполит высказался, ей-ей хорошо!
Но оказалось что это еще не все, что брат Тук желал сообщить своей королеве…
— Ваше величество. Коли будет это вам не в тягость — посмотрите каковы священники в приходах и монаси в монастырях, и коли идут они против Божьих заветов — дайте мне знать, душевно прошу. А я уж наставлю их на путь истинный, не будь я архиепископ…
Маша пообещала, а я попытался представить себе способы наставления иных святош на «путь истинный». Картинка получилась настолько живой, что я содрогнулся…
Великий Кастелян Ордена Храма в Англии пожелал Марион своевременного и легкого разрешения от бремени. Он пообещал любую поддержку от Ордена, что с точки зрения гинекологии и акушерства звучало, как минимум, двусмысленно, и пригласил мою дорогую по пути в Нотингем и обратно пользоваться гостеприимством замков Ордена, справедливо заметив, что в замках тамплиеров чисто и безопасно. Маша согласилась воспользоваться его приглашением…
— Ваше великство, — к Маше подошел сэр Джон Литль.
Неуклюже поклонился и не менее неуклюже продолжил:
— Вы… эта… будьте покойны… Мы… ежели что… так вы уж… А мы-то… мы — завсегда… А коли что… так мы за вас… Вы уж там… чтобы, значит… эта… Но ежели чего… вам только приказать… — он краснеет и сжимает свои чудовищные кулаки. — Так что… вот… — тут он окончательно стушевывается и преклоняет перед Марусей колено.
Ну что сказать? Содержательно и выразительно…
— Сэр Джон, я не сомневаюсь в вашей преданности, — Машенька берет его за руку. — И уверена, что под вашей защитой моему супругу ничего не угрожает.
— Ну… а то? — Великан смущенно мнется, а потом протягивает моей ненаглядной какую-то фляжку. — Это… оно, значит… — он окончательно приобретает цвет пионерского галстука и выпаливает, — когда вам, значит, срок… вы — того… настойку выпейте… Помогает… Мать говорила… А нас у ее — восемь душ, да трое мертвыми родились… Вот…
Маша ласково гладит его по щеке:
— Благодарю вас за вашу заботу сэр Джон. До свидания.
— Ага… Эта…
Джон отправляется прощаться со служанками — пардон — с придворными дамами Маши, а его место занимает дядя Вилли:
— Ваше величество, племянница… Мы все с нетерпением ожидаем вас назад, с наследником. Вы родите богатыря, — он гордо ухмыляется, — в этом не может быть сомнения! У нас, Плантагенетов, это уж — дело верное!
Дивная речь. «И роди богатыря нам к исходу сентября», хотя в данных обстоятельствах — июля. Ладно, сойдет…
Краем глаза я заметил, что Бетси как-то уж очень горячо целовала Маленького Джона, а Эм, стоявшая в шаге от парочки, в это время с многозначительным выражением на лице крутила высоко поднятой рукой. Картина странная, что и говорить, но мне было решительно не до подобных загадок, а потому я соскочил с лошади — единственное, что в конном спорте у меня получается хорошо! — и подошел к Маше:
— Родная моя, береги себя. Я очень-очень беспокоюсь за тебя и очень-очень жду твоего возвращения.
Обняв супругу покрепче, я прошептал ей в самое ушко:
— Малышка, я уже скучаю без тебя. И мне совершенно плевать, родишь ты сына или дочь. Главное, чтобы все прошло гладко и легко. Маме своей — большой привет и вот еще, — я вытащил из-за пояса футляр. — Передай ей от меня, и скажи, что это — лишь малая благодарность за такую замечательную дочь…
Машенька тут же сует нос в футляр и, взвизгнув, покрывает мое лицо благодарными поцелуями. В футляре — очень массивная золотая цепь, украшенная драгоценными камнями. Вешь грубая, даже аляповатая, но дорогая. Сильно дорогая. А здешние дамы в первую очередь смотрят на цену подарка, и только потом — на его внешний вид. Так что думаю, что теща будет рада подарку…
— Котенок, к тебе в Нотингеме придут два человека, которые разбираются в лечении немногим хуже бен Маймуна. Я очень тебя прошу: слушайся их во всем — плохого они не посоветуют.
Ветераны Шервудско-Нотингемского получили недвусмысленный приказ: отыскать и привести в распоряжение моей супруги тех самых знахарей, что пришли в наш отряд во время второй осады Сайлса. Старички вежливо отказались отправиться с нами в Скарборо и, по последним сведениям, мирно знахарствовали в окрестностях Нотингема и по сей день…
Я еще раз крепко поцеловал супругу, она прослезилась… Ну вот вроде и все…
— Ваше величество!..
Это еще что такое? Придворная дама моей супруги Елизавета де Эльсби, в недавнем прошлом — просто Бетси, тащит за руку сэра де Литля, причем последний шагает за ней покорно, словно бычок на веревочке.
Подойдя к нам, Бетси рухнула на колени и заставила Джона сделать тоже самое:
— Ваши величества, — обратилась она к нам обоим. — Дозвольте нам с Джоном обвенчаться! Увалень-то мой ни в жизть сам не попросит, а ждать уже и невмоготу…
Тут она посмотрела на Малютку. Тот, словно сомнамбула кивнул раз, другой, третий…
— Джон! Хорош головой мотать — отвалится ненароком! — Слава богу, перестал! — Ты ее любишь?
— Ну… Эта… Значится…
— Чего мямлишь?! Изволь отвечать четко, по-военному! — прикрикнул я на своего бодигарда.
Услышав командный голос, старший сержант де Литль воспрял духом и рявкнул, словно на плацу:
— Так точно, командир-прынц!
Я посмотрел на Машеньку. Та, улыбаясь, кивнула головой…
— Ну а раз любишь, так и мы не про…
— Это как так «жениться»?!
Твою мать! Это еще что?!
Эм из Клю — вторая придворная дама моей ненаглядной, уперев руки в бока надвинулась на Бетси своей роскошной грудью. Легко, словно пушинку, она смела свою товарку в сторону и взяла за руку обалдевшего Джона:
— Кого он там любит, мне не ведомо, ваше величество, — произнесла Эм с низким поклоном, — да и не интересно вовсе, а вот обручился он со мной.
И в доказательство она подняла руку с кольцом.
— Нас преподобный епископ, отец Адипатус обручил, в аккурат на Варварин день…
Ни хрена мне, Санта-Барбара!..
