Алексей Кулаков - Магнатъ
Васильев бросил косой взгляд на своего собеседника – быть может, стоит излагать дело более простыми словами? Но нет, его спутник никакого недоумения или там непонимания не выказывал.
– Достоверно известно как минимум о пяти нападениях на нелегальных курьеров, перевозивших драгоценные камни для варшавских ювелиров. Золотые украшения из ломбарда. Небольшая партия оптических стекол выделки Цейсса. Ряд медицинских препаратов, в том числе морфий высокой очистки – две девятки после запятой. Самое малое дюжина нападений на скупщиков краденого.
– Занятно.
– Да-с. Сами понимаете, такая публика заявлять в полицию не будет. В общем, мне повезло, и я смог выйти на след этих деятелей. Но при попытке ареста они оказали неожиданно сильное сопротивление. Мда-с. Один полицейский ранен – слава Богу, несерьезно, остальные стояли в сторонке от дверей и окон, и не пострадали.
– Странно, я всегда считал, что варшавские преступники несколько более благоразумны. Обычно ведь они не опускаются до такого, предпочитая действовать умом, а не револьвером?..
– А это и не поляки. Мы допросили домохозяина, у которого они снимали жилье – по его словам, все его постояльцы приехали к нему из Лифляндии. Один с явным немецким акцентом, трое без оного, вдобавок схожие между собой на лицо. Думаю, есть и еще кто-то… Больно уж налеты у них удачные получались. Вот этот кто-то меня и интересует больше всего!
– Чем мы можем помочь?
Подполковник заметил это «мы», но виду не подал.
– Несколько дней назад удалось установить местонахождение трех братьев. Прошу, здесь адрес и примерное расположение комнат в доме.
Листок бумаги перешел из рук в руки.
– Место там довольно глухое, на окраине города, а братья имеют дурную привычку стрелять не задумываясь. Причем в руках у них, как это ни печально, оружие ВАШЕГО производства.
– Конкретнее?
– Пистолет-карабин Кнут.
Некоторое время они шли молча.
– Через два дня. Где и как их вам передать?
– Я бы хотел лично все наблюдать. Это надо согласовывать с Александром Яковлевичем?
Еще несколько мгновений тишины, затем последовал уверенный ответ:
– Если вы будете один, то не надо.
Поздним вечером следующего дня два очень прилично одетых пана покинули экипаж почти на самой на окраине Варшавы. Огляделись по сторонам, причем один из них разгладил складки у своей одежды весьма характерным жестом, затем медленно зашагали в подступающие сумерки. Путь их был недолгим и завершился за полсотни шагов от стоящего на отшибе двухэтажного дома, половина окон которого имела трещины в стеклах, или вовсе была наглухо закрыта ставнями. Чуть покосившаяся дверь, заросшая травой куча мусора рядом с редким заборчиком, в палисаднике давно и прочно обосновались полынь и репейник… Когда на глазах подполковника часть бурьяна решила вдруг перебраться поближе к крыльцу, он пригляделся внимательней. Подумал, а потом списал все на сгущающуюся все больше и больше темноту. Обман зрения, с кем не бывает!.. Наверное еще и поэтому, когда кусты полыни медленно поползли к одному из двух окошек на первом этаже деревянной развалюхи, он сначала поморгал, затем помассировал переносицу, опять поморгал, и только когда все эти меры не помогли, обернулся к своему спутнику:
– Скажите, вы видите то же, что и я?
Вместо ответа тот просто приложил к губам палец, а потом им же ткнул в сторону дома. Повернув голову обратно, Михаил Владимирович увидел, как рядом с окнами появились два размытых пятна, а у двери странно копошится третье. Пожалев, что не захватил с собой охотничий бинокль, жандарм покосился на своего спутника (который, судя по всему, намеревался заснуть прямо на своем месте), неслышно вздохнул и приготовился к долгому ожиданию. Тихонечко достал часы, бесшумно отщелкнул крышку… И едва не выронил луковицу Тиссота от легчайшего прикосновения к руке:
– Мы начинаем.
Словно услышав эти слова, две тени у окон зашевелились, увеличиваясь и становясь похожими на фигуры людей, а та, что возилась у двери, довольно резво убралась в сторонку.
Пум!
Звеньк-звеньк!
Стоило только чему-то слабо полыхнуть у двери, как тени метнули в окна что-то непонятное – то ли камни, то ли нечто вроде консервных банок. Звон разбитого стекла, невнятные вопли из дома, а потом подполковник резко дернулся, отворачиваясь и одновременно зажмуривая веки:
– Вот черт!
Вспышка ослепительно-яркого света из разбитых оконных проемов едва не оставила его без глаз. Впрочем, слух не пострадал, и Михаил Владимирович отчетливо услышал довольно четкий хлопок, а потом и странно-глухой, словно бы сдвоенный выстрел. Минут пять он моргал, яростно прогоняя из глаз «солнечные зайчики», примерно столько же успокаивался, а затем решительно поднялся во весь рост, и слегка суховатым тоном (могли бы и предупредить о таких сюрпризах!) осведомился:
– Полагаю, мы уже можем войти внутрь?
Долгин, не торопясь отвечать, достал из внутреннего кармана золотой портсигар, из него – тонкую сигариллу, прикурил от зажигалки, и только после этого спросил в ответ:
– А разве вам не нужны от них собственноручно написанные признательные показания?
– Да, но?..
– Это ненадолго.
– Охотно верю, но ведь ваши люди не знают, о чем именно надо спрашивать?
– Ну, во-первых, эти люди не мои. А во-вторых… Прошу вас, угощайтесь!
Жандарм совершенно машинально взял из портсигара ароматный цилиндрик.
– Для таких случаев уже давно придуман опросный лист. Уверяю, все, что вас интересует, в нем отражено.
– Постойте, что значит, это не ваши люди? А чьи же тогда?
Долгин едва заметно шевельнулся, улыбаясь в темноте:
– Михаил Владимирович, это у вас сейчас простое любопытство, или служебное?
Подполковник кашлянул, затем с облегчением вспомнил о сигарилле в своих руках. С благодарностью принял зажигалку, и тихо извинился за проявленную бестактность:
– Прошу меня простить, в самом деле привычка, знаете ли…
– Я так и понял.
Подымив хорошим табаком, они еще не меньше часа стояли на месте, наслаждаясь тишиной и звездным небом. Ну или не наслаждаясь – но как ни прислушивался душитель свобод, ни единого звука из дома больше так и не услышал. А его спутник, такое впечатление, и в самом деле задремал, стоя при этом на ногах. Или нет?
– Думаю, теперь и мы можем навестить сию обитель скорби и греха.
Как ни старался Васильев замедлить свой шаг, а порог дома он все-таки перешагнул первый. Жадно осмотрелся, стараясь охватить всю картину в целом, невольно поморщился от странного химического запаха (да что там запаха – натуральной вони) в воздухе, с сожалением глянул на закрытые чем-то вроде матрасов (а снаружи еще и ставнями) окна, аккуратно обошел лужу, а потом и опрокинутую бадью. И довольно усмехнулся, при виде пары мужчин, разлегшихся на полу в очень странных позах, вдобавок и с повязками на глазах. Третий сидел к нему спиной, но обижаться на такую невежливость гость даже и не собирался. Потому что хозяин был очень, ну очень, можно даже сказать – чрезвычайно занят. Тем, что торопливо изливал на бумагу все вехи своей трудовой биографии, с указанием фамилий подельников и наводчиков, заработанных сумм и иных ценностей, адресов скупщиков того самого, заработанного непосильным трудом… Ну и так далее. А чтобы он не устал, или упаси Господи, не запамятовал чего-либо важного или мелкого, его нежно придерживал за плечи еще один гость незваный.
– Попались голубчики!
Больше он ничего сказать не успел, увидев знакомый жест, призывающий молчать. Тем временем начинающий литератор неловко дернулся, поворачивая голову на новый голос – и тут же слетел со стула, от короткого и вроде бы даже и несильного с виду удара. Немного полежал, приходя в себя, а затем та же рука, что отправила его на пол, вернула и обратно – причем все так же лениво, без малейшей натуги.
– Смотреть перед собой.
Даже ко многому привычного, и еще больше повидавшего жандарма проняло от равнодушной жестокости, прозвучавшей в этих словах. Но, в чужой монастырь со своим уставом не лезут, поэтому он просто начал смотреть по сторонам, выискивая дополнительные подробности. Вот еще один мужчина в странной черной одежде деловито разбирает на отдельные пластины непонятно-изогнутый металлический прямоугольник… Щит? Да еще и с прорезью в верхней части?.. Другой бережно сматывал тонкий провод со странной двузубой вилкой на конце. Третий… Михаил Владимирович оглянулся себе за спину, и поправился – четвертый. Интересно, откуда он взялся, если он видел снаружи только три тени? Впрочем, неважно. Четвертый буквально на минутку зашел, что-то шепнул Долгину и тут же вышел, умудряясь при этом передвигаться по половицам без единого скрипа.
– Руки.
Живо повернувшись в сторону стола, Васильев не без наслаждения пронаблюдал, как литератор тут же поспешно скрестил запястья за спиной, а затем, когда на них легла веревка, послушно улегся на пол, в изобилии усеянный мелкими и не очень осколками стекла. Всем троим надели мешки на головы, а на освободившемся столе аккуратно разложили два Кнута, десяток бумажных пачек с патронами и удивительно замызганную Плетку. Отдельным рядком – пять ножей и длинное трехгранное шило.
