Повторение пройденного (СИ) - Романов Герман Иванович
— Есть сутки, всего одни сутки, за это время успеть надо многое, — пробормотал Григорий Иванович. В отличие от всех собравшихся на этой станции, он отлично понимал, что сейчас происходит на фронте, просто зная всю картину свершившихся в той реальности событий. И теперь нужно действовать, причем очень быстро, не упуская ни одной минуты, что сейчас не на вес золота, намного больше — счет может пойти на многие сотни жизней русских людей, что доживут до конца войны, а не погибнут на полях сражений или не умрут мучительной голодной смертью.
— Карту, дайте карту! Нужна Мга с окрестностями!
Первым сорвался майор, так что мгновенно стало ясно, кто тут адъютант маршала Кулика, тут аксельбантов не нужно. Одно плохо, что вот его имени он вообще не знает, и «вспомнить» вряд ли удастся. Через несколько секунд майор уже достал сложенную карту и быстро расстелил ее на столе, вопросительно посмотрев на «патрона». Григорий Иванович прошелся голыми ступнями по грязным доскам, не обращая внимания и на то, что сам оставался в нательной рубахе. Склонился над обычной «двухверсткой», внимательно рассматривая знакомые ему значки — над «оперативкой» работали, но нанесенная обстановка была далекой от реальности.
— С формированием нашей армии запоздали как минимум на неделю, но то объяснимо — Генштаб не собирался бросать в бой «сырые», совершенно не «сколоченные» в должной мере дивизии. Но теперь делать нечего — мы в отчаянном положении. Смотрите — противник силами 12-й танковой и 20-й моторизованной дивизии 39-го армейского корпуса захватил Мгу — и занимает следующие позиции, готовясь к наступлению.
Карандаш задергался в руке, когда по памяти Григорий Иванович стал наносить обстановку на пятое сентября острозаточенным кончиком грифеля — недаром столько времени изучал как раз эти роковые дни для фронта, но и города с его тремя миллионами жителей дни. Все трое с «весомыми» званиями подошли вплотную, склонились над картой, где кончик карандаша стал оставлять значки, понятные любому военному.
— Попытка 1-й стрелковой дивизии НКВД выбить его со станции обречена на неудачу — силы неравные, завтра пограничников сомнут, и они в полном беспорядке начнут отступать. Введенная в бой наша горнострелковая бригада, понеся в августе значительные потери, представляет собой скорее хорошо потрепанный батальон. Новый командарм 48, генерал-лейтенант Антонюк, назначенный первого числа, потерял управление войсками, и шлет в штаб фронта только заверения, что все хорошо, и противника к Шлиссельбургу он не пропустит. Очки втирает даже Генштабу, и чересчур оптимистично видит будущее, вот только крепко ошибается. На самом деле до катастрофы остаются считанные дни, прах подери!
Нахлынула ярость, животная, не рассуждающая и ослепляющая, готовая смести любую преграду из спешно «возведенных» слов. Видимо, у настоящего Кулика, подмятого «матрицей», остались собственные эмоции, вот они и выплеснулись. С трудом обуздал гнев, чуть ли не захлестнувший мозг — аж зубами заскрипел. Стоявший рядом бригадный комиссар чуть ли не закаменел — он хоть и член Военного Совета армии, но одинокий ромбик в петлицах не идет ни в какое сравнение с маршальской звездой. Полковничьи «шпалы» вообще ничтожная величина, не так много в РККА маршалов, всего пятеро осталось, и один сейчас перед ними босыми пятками переступает.
— Его армия рассыпалась, и в ней от дивизий осталась одна лишь нумерация, а отнюдь не реальная сила. Ладно, разберемся на месте, когда в Шлиссельбург приедем — я покажу им кузькину мать, будут знать, как в своих рапортах лгать, пустыми заверения сыпать, сукины сыны!
Гнев снова прихлынул мутной волной, опять пришлось вести с ним мучительную борьбу. Именно вранье одного генерала обрекло Ленинград на блокаду — ведь знай ситуацию без «прикрас», в той реальности маршал Кулик мог заранее выдвинуть одну свою дивизию в «бутылочное горлышко» синявинского выступа, и лишь позже, через несколько дней осознал какую ошибку допустил, сказав о том Клименту Ефремовичу Ворошилову по прямому проводу. Ведь не зная сложившуюся на фронте ситуацию, развертывал свою 54-ю армию правильно, на солидном двадцатикилометровом удалении от неприятеля, стремясь избежать риска превентивного удара по еще толком не готовым к наступлению стрелковым дивизиям, не обстрелянным, «сырым», спешно выдвинутым на линию фронта.
Но это не может быть Кулику оправданием — время сам бездарно упустил, не стал рисковать малым, и в результате потеряно было многое…
Мга с районом — примерно двадцать на двадцать километров. Ошибка маршала Кулика дорого обошлась Ленинграду, и стране — исправить ее удалось только через пятьсот дней и ночей, когда в ходе операции «Искра» с трудом и огромными потерями удалось вернуть северную половину этого выступа, ведь на пути преградой стояли синявинские высоты…
Глава 4
— Скажите честно, Никанор Матвеевич, ваша дивизия будет боеспособна через три дня? Сможет ли не только правильно наступать по предназначенному ей направлению на Мгу, но и выдержать танковую атаку? Ответа не нужно, и так все ясно без всяких слов.
Григорий Иванович остановился, и снова склонился над картой, проводя по ней карандашом. Затем негромко произнес:
— Из наступления на Мгу в ближайшее время не выйдет ничего хорошего. Учитывая то обстоятельство, что в течение недели число танковых и моторизованных соединений противника здесь будет удвоено, а еще дополнительно подкреплено тремя пехотными дивизиями. Так оно и будет, могу вас заверить — для противника огромную важность имеет выход к Ладоге, после чего будет установлена плотная блокада целого фронта с огромным городом, снабжение которого можно будет осуществлять исключительно по озеру, что весьма затруднительно — осенние шторма тут свирепствуют. Так что сейчас наша главная задача не позволить противнику отрезать сухопутные коммуникации, связывающие Ленинград со страной. Дадим бой здесь, нужно остановить врага любой ценой, и мы сможем это сделать.
Маршал остановился, стало зябко, и он повел плечами. Кивнул адъютанту, показав взглядом на китель и сапоги. Тот подскочил, и с его помощью Григорий Иванович облачился, искоса посмотрев на две шеренги орденов на груди. Носить чужие ордена не принято, но для него в «новом обличье» они вроде бы как «свои», и «звездочка» у него тоже была в иной жизни, пусть на трехцветной ленточке. Да и портянки наматывать привычное дело, с курсантской юности остались воспоминания, это чуть позже армия на берцы перешла. Да и сноровка у маршала изрядная — руки и ноги как-то ощущались обыденно что ли, впереди мысли действовали. Форму всегда носил, она вроде «второй кожи», срослась по службе, которой больше тридцати лет отдал. А теперь выслужился — из полковника в маршалы выбился.
— Приказываю вам, полковник Замировский, развернуть дивизию на синявинских высотах за одни сутки, о трех днях уже не может идти речи. Не даст нам лишнего времени противник, потом его с этих возвышенностей вышибать придется, и большие потери напрасно понесем. Оцените выгоду позиции — она фактически господствующая над всей местности, и без предварительного овладения любое наступление на Мгу просто захлебнется в крови. Какие у вас части и подразделения находятся сейчас под рукою?
— Только 1080-й полк без одной стрелковой роты, да одна из батарей артполка. Переброска только началась, и к вечеру будет сосредоточен еще один стрелковый полк с дивизионными частями. Кроме того, начинают прибывать подразделения из 286-й дивизии — выгрузился один батальон и саперная рота. Эшелоны растянулись на всей линии от Волховстроя — она однопутная, с максимальной возможностью пропуска до двенадцати пар поездов в день. И это все, товарищ маршал Советского Союза.
Доклад был неутешительный, но что-то подобное Григорий Иванович и ожидал, причем в несколько более негативном свете. А тут целый полк под рукою, пусть и сформированный по сокращенным штатам, с урезанной вдвое по штатному расписанию артиллерией и пулеметами.
