Кремлевские звезды (СИ) - Ромов Дмитрий

— Но остались ещё кое-какие загадки, которые я намерен разгадать, прежде чем нам придётся жениться.

— Не смей здесь больше появляться, — поджав губы шепчет она.

— Боюсь, теперь после того, как мы выяснили, что кофе сближает людей гораздо больше, чем шампанское, наша новая встреча неминуема.

Она запускает в меня карандашом и я, наконец, ухожу.

Покончив с Печкиным и многострадальными персями его секретарши, я иду в «Солнечный» на обед и последующие проводы дорогих гостей.

Швейцарский пёс пытается снова проявить склонность к доминированию, но встретившись со мной взглядом, вдруг отступает, освобождая путь в зал. Ну, то-то. Получи, раз заслужил. Даю ему мелкую денежку и прохожу к столу.

— Всем привет и прошу прощения за опоздание, — говорю я. — Пришлось посвятить некоторое время Печёнкину, так что у меня уважительная причина.

Компания, уже принявшая немного на грудь, благосклонно меня извиняет.

— Георгий Леонидович, большое спасибо за защиту. Печёнкин был настолько взбешён, что я даже удовольствие получил, наблюдая за ним.

— Взбешён? — посмеивается Жора, — так это же для меня сладкая музыка. Честно, говоря, он тот ещё козлище.

— Это точно, — соглашаюсь я со смехом.

— Но, — говорит он, — это меня Даня надоумил позвонить нашему общему знакомому. Нам Юра вчера рассказал, как эта жаба тебя притесняет, вот мы и решили выступить против беззакония и злоупотреблений со стороны представителей органов правопорядка.

— Сердечное вам спасибо, — прикладываю я руку к груди. — Это несказанно помогло.

— Надеюсь, он теперь от тебя отстанет.

— Конечно, отстанет.

— Нам даже приятно было хотя бы немного помочь.

Мы весело пируем, как три мушкетёра и д’Артаньян, а потом забираемся в Большаковскую «Волгу» и отчаливаем в сторону аэропорта. Там мы выгружаем из багажника чемоданы, ящики с ружьями и ещё большие баулы с подарками.

Мясо наши гости с собой не берут, но получают от Платоныча кедровые орехи, ароматные травы для чая, дюжину копчёных хариусов и два маленьких бочонка с солёными груздями. Вот такое «Поле чудес». Не хватает ещё пушнины, чтобы прославить щедрость Сибири.

Все, кроме меня, навеселе, настроение фантастическое, счастье через край. Мы клянёмся в вечной любви и дружбе и обещаем приезжать в гости, звонить и писать письма. А потом они идут на посадку, а мы возвращаемся в город.

— Егор, — говорит дядя Юра, когда мы едем из аэропорта. — Давай сегодня ко мне. Приглашаю тебя в гости.

— Так я сегодня уже был, — удивляюсь я.

— То был рабочий визит, а это званый ужин. Приходи с родителями, можешь и Наталью прихватить. Буду угощать вас тосканским паппарделле с рагу из дикого кабана. Ел такое когда-нибудь?

— Только с рагу из кролика, — вру я. — Но всегда мечтал. Во сколько?

— Э… Давай в семь, нормально?

— Да, родители уже придут с работы, так что, думаю, будем вовремя. Спасибо за приглашение.

Придя домой, я звоню маме и отцу, сообщая, что сегодня у нас светское мероприятие, и чтобы они не задерживались. После этого звоню Рыбкиной.

— Наташ, привет. Как дела, как себя чувствуешь?

— Привет, — отвечает она и я чувствую волны радости, исходящие от неё.

Приятно, честно говоря, скрывать не буду, да и невозможно скрыть это, поскольку от меня идёт ответная волна.

— Хорошо себя чувствую. Ты не на работе?

— Да, забежал домой, всё утро по делам носился, сейчас на работу пойду.

— А ты обедал? Хочешь, я тебя покормлю?

— Конечно хочу, очень даже, но я уже перекусывал. Давай, завтра к тебе на обед приду.

— Давай! — соглашается она. — Что тебе приготовить? Котлеты будешь?

— Из кабана?

— Из него, — смеётся Наташка. — Сам ведь принёс, так что надо его скорее употреблять.

— Буду, конечно. Из твоих рук всё что угодно буду. Ты чем занимаешься вечером?

— Ничем, — удивлённо отвечает она. — А что, есть предложение?

— Да, имеется. Нас Платоныч приглашает. Знаешь на что?

— На кабана? — догадывается она.

— Точно. Моих родителей и персонально тебя.

— Правда? — удивляется Наташка.

— Конечно, правда. Пойдёшь?

— А во сколько?

— К семи. Я думаю, мы пару часиков посидим да пойдём. Ну что?

— А это удобно, думаешь?

— Ну, разумеется! Он же приглашает.

— А ты хочешь, чтобы я пошла? Я могу и не ходить, если…

— Наташ, ну ты чего! Конечно, я хочу, очень хочу. Мне приятно будет.

— Ладно тогда, — с облегчением соглашается она. — С удовольствием пойду.

— Ну, тогда будь готова в половине седьмого, я позвоню. Отца только предупреди, чтобы не волновался.

— Хорошо.

— Ну всё, значит, до вечера.

Поговорив с Наташкой, я направляюсь к её отцу. Мне приходится ждать минут десять пока он закончит разговор с мутным типом лет сорока. Коротая время, разглядываю плакаты, развешанные на стенах в длинном коридоре.

«Мы людям всю жизнь отдаём без остатка — на страже закона, на страже порядка!» — гласит надпись на одном из них.

Схематичные лица милиционера и милиционерки, стоящих на фоне свершений трудового народа, выглядят самодовольно. Но яркости не хватает. Яркости…

Когда мутный мужик уходит, я захожу в кабинет к дяде Гене.

— А, Егорка, здорово, — говорит он, не отрываясь от бумаг.

— Здорово, дядя Гена, — говорю я и кладу перед ним пачку красненьких.

— Эт чё? — поднимает он глаза. — Калым?

— Это за два паспорта.

— А-а-а, — тянет Рыбкин. — Понятно. Двести рябчиков не хватает.

— Геннадий Аркадьевич, хорош наживаться на близких.

— А ты сначала стань близким, а потом уже цену сбрасывай, — хмыкает он, забирая деньги. — Ладно, исключительно по дружбе, так и быть. Будут тебе паспорта, но давай без обид, за сколько заплатил, столько и получишь.

— Я за два заплатил, — уточняю я.

— За два, за два, но не самые лучшие. Завтра заходи в это же время примерно.

— Как это не за самые лучшие? Я сразу два беру, так что скидка полагается. Хорош куражиться, дядя Гена, дай хорошие паспорта.

— Ну, не знаю, не знаю… — усмехается он. — Посмотрим, что можно сделать.

— Я сегодня на ужин иду с дочерью твоей.

— С какой? — вмиг становится он подозрительным.

— А у тебя их много что ли? — со смехом спрашиваю я.

— В смысле, куда это ты её?

— К Платонычу.

— И что вы там делать будете? — пытливо смотрит он на меня.

— Будем есть Pappardelle con ragù di cinghiale.

— Это чё?

— Лапша итальянская. Но ты не волнуйся, родители тоже пойдут, — пытаюсь усыпить его бдительность.

— Твои?

— Ну да, мои.

— А я почему не приглашён?

— Ну, вы не слишком хорошо знакомы вроде. Думаю, это единственная причина. Но, если хочешь…

— Да, тоже пойду, — утвердительно кивает он и хлопает ладонью по столу. — Во сколько?

— К семи, — усмехаюсь я. — Что за неоправданная ревность, дядя Гена?

— Так за вами глаз да глаз. Девка только из больницы, да перед этим муки душевные приняла, а ты её опять хочешь на страдания? Женись сначала, а потом будешь таскать по всяким Платонычам, я и слова не скажу. А пока только в моём присутствии, понял? Я и так тебе двести рублёв уступил.

— То есть, ночью в палате дежурить можно, а погулять без тебя ни-ни?

— Так, ты мне эти разговоры брось!

— Дядь Ген, да нам всем только лучше будет, если ты тоже пойдёшь. Давай, тогда в полседьмого как штык.

— Ну вот, то-то. А то ишь, без меня они попердели есть будут.

После Гены я бегу на фабрику. Сегодня у нас первая подпольная смена. Я захожу в комитет.

— Галя, привет.

Долговязая, как пацан, с двумя неизменными хвостиками, она поднимает взгляд и смотрит поверх очков.

— О, Егор! Здравствуй.

— Как делишки?

— По-рабочему. У тебя как? Когда выпишут?

— Думаю, уже скоро, может на следующей неделе. Курганова уехала?