Черный дембель. Часть 5 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

Котова подняла на меня блестевшие от слёз глаза и спросила:

— Это что же получается… скоро случится пожар?

— Возможно.

— Погибнут дети?

— Если тот мужик во сне меня не обманул.

Я протянул Котовой заранее припасённый носовой платок. Лена стёрла со щёк влагу, высморкалась. Я отметил, что даже с припухшими глазами и носом Котова выглядела симпатичной, словно рыдала «на камеру».

— Серёжа, но ведь мы же… их спасём?

— Обязательно, — ответил я.

— Что мы сделаем?

— Дождёмся седьмого ноября.

Лена опустила взгляд на мои записи, словно решила, что перечитает их заново. Но не вернулась к первой странице. Котова просмотрела лишь те абзацы, где я по памяти воспроизвёл финальные фразы «старичка».

— Серёжа, я вдруг подумала: ты здесь нигде не упомянул, что пожар случится в этом году.

— Молодец, Лена. У нас есть только число и месяц. А ещё: адрес, фамилия и имя погибшей.

— Тут ещё про какие-то бутылки сказано. Как в пункте приёма стеклотары.

— Такой пункт приёма существует. Рядом с Колхозным рынком. Я проверил.

Котова снова высморкалась. И тут же взглянула на страницы «документа», словно искала там подтверждение моим словам. На её переносице проявилась тонкая неглубокая вертикальная морщина.

— Получается, что там, в своём сне, ты работал приёмщиком пустой посуды?

— Получается, что работал.

— А если пожар случится не в этом году? — спросила Лена.

— Через полторы недели мы это выясним. Когда приедем на улицу Щорса. Другого варианта я не вижу.

Котова кивнула, взяла из тарелки кусок желтоватого сыра, откусила от него кусок. Жевала, задумчиво смотрела на украшенное грязными пятнами оконное стекло. Морщина у неё на переносице стала глубже.

— Мы позвоним в службу газа, — заявила Лена. — Ноль четыре. И сообщим об аварии.

Я покачал головой.

— Ни в коем случае. Забудь об этом. Никому мы не позвоним.

— Почему? Ведь он же сказал, что слышал хлопок. А потом всё вспыхнуло. Это был газ. Я в этом почти уверена.

Котова ткнула пальцем в «документ». Подняла на меня глаза.

— Мы сами не устраним неисправность, — сказала она. — Или ты справишься?

— Даже не попытаюсь, — ответил я. — И тебе не советую. Мы никуда не звоним и ничего не исправляем.

— Почему? Ведь случится пожар.

— Обязательно случится. Не в этом году, так в следующем. Но именно седьмого ноября.

Лена постучала ладошкой по моим записям.

— Ведь он сказал, что там всё сгорит. Люди останутся без квартир и без вещей…

— Люди останутся живы, — перебил я. — Вещи они купят новые. Документы восстановят. А квартиры отремонтируют.

— Но… почему? Сергей, ты представляешь, каково им придётся?

Я вздохнул.

— Точно так же, как и твоей семье после того случая с самолётом. Это печально. Но не трагедия.

— Не трагедия? — переспросила Котова.

— Мы живём в Советском Союзе, — сказал я. — Тут людей не оставляют на улице.

Ухмыльнулся и добавил:

— Вот только мы пока не научились воскрешать умерших.

Лена вскинула брови.

— Но ведь никто не умрёт, если пожар не случится, — сказала она. — Разве не так?

— Вот именно это слово меня и смущает: «если», — ответил я.

Котова положила на тарелку недоеденный сыр и попросила:

— Серёжа, поясни, пожалуйста. Я не поняла.

— Всё просто. Как в математике для начальных классов. Если мы изменим условия задачи, то с большой вероятность изменится и ответ.

Я развёл руками и сообщил:

— Во-первых, мы не уверены на сто процентов, что взорвался именно газ. Во-вторых, далеко не факт, что люди из газовой службы приедут оперативно и ликвидируют неисправность. В-третьих, нет никакой гарантии, что мы сохраним после этого звонка инкогнито, и у нас не потребуют объяснений. Понимаешь, к чему я веду?

— Не совсем.

— Объясню иначе, — сказал я. — У нас сейчас есть определённые условия задачи. И её ответ, который нам заранее известен. И этот ответ заключается не только в том, что седьмого ноября погибнет Нюра Иванова и её сыновья. Другая его сторона в том, что кроме Нюры и близнецов при пожаре не погибнет никто.

Я указал рукой на «документ», спросил:

— Что произойдёт, если мы с тобой изменим условия? Приедут люди из службы газа. Исправят ли они утечку, хватит ли им на это времени — этого мы точно не знаем. Но они точно спровоцируют волнения среди жильцов подъезда. Я допускаю, что кто-то после этого задержится седьмого числа дома. И что мы получим?

— Они погибнут.

— Вполне вероятно. Возможны новые жертвы. И среди жильцов, и среди работников газовой службы. Считаешь, спасение нескольких холодильников и телевизоров стоят такого риска? Сейчас ситуация понятна и прогнозируема. Если верить рассказу того мужика. А значит, мы можем на неё повлиять. Так сделаем же это правильно, с умом.

Котова нахмурилась.

— Я об этом не подумала, — сказала она.

— Нельзя объять необъятное, — сказал я. — Спасение чужого имущества — это не то, ради чего стоило бы подвергнуть опасности чужие жизни. И под чужими жизнями я имею в виду не только жильцов того дома по улице Щорса. Каждый лишний шаг подвергает опасности и нас. Ведь мало кто поверит в правдивость этих моих воспоминаний.

Я положил руку на папку, где оставалось ещё немало «документов».

— Проще поверить в сознательную диверсию. Или в покушение на убийство. Точнее, в наши преступные намерения. Милиционеры ничего не докажут. Но мы привлечём к себе ненужное внимание и потеряем время: то самое время, которое потратили бы на другие важные дела. Стоят ли этого спасённые чужие пожитки?

— Нет.

— Вот и я так считаю.

— Что мы сделаем? — спросила Лена.

Я улыбнулся и ответил:

— Дождёмся седьмого ноября. Не пойдём на праздничную демонстрацию. Отправимся по адресу улица Щорса дом двадцать три. Спасём Нюру Иванову и её сыновей. Только и всего.

— Как мы это сделаем?

— Это сделаешь ты.

— Почему я?

Лена взмахнула ресницами. Морщина исчезла с её переносицы.

— Потому что у тебя это получится лучше, чем у меня.

— Что я должна буду сделать?

— Позже я тебе всё объясню. А пока предлагаю пару часов поспасть.

Я зевнул.

Котова взглянула на папку.

— Ты так и не объяснил, почему тебя арестуют в мае, — сказала она.

— И не объясню. Пока. По той же причине, по которой мы не позвоним перед седьмым ноября в службу газа.

Я выбрался из-за стола (осторожно, чтобы не насадить свою спину на иглы стоявшего на подоконнике кактуса). Убрал все документы в папку, соорудил из завязок папки бант. Шагнул к Котовой, склонился к её лицу.

Произнёс:

— С днём рождения, Лена.

Поцеловал Котову в губы.

В общежитие мы вернулись вечером. Транзитом через квартиру Коли и Марго, где сдали Маргарите Лаврентьевне украшения с рубинами (Котова там переоделась в повседневную одежду, а я за это время дважды обыграл Уварова в шахматы). Лена в «мужской» корпус не пошла, отправилась в свою комнату (понесла скучавшей там Тороповой угощения в честь своего дня рождения).

Кирилл и Артурчик ушли с юбилея позже меня. Кирилл вернулся в общежитие, а Артурчик и Лара Широва продолжили знакомство с родителями Артура: до позднего вечера воскресенья они гостили в квартире Прохоровых. Я застал своего младшего брата лежащим с библиотечной книжкой на кровати. Прохоров явился в комнату уже затемно: весёлый и пропахший табачным дымом.

В понедельник сбылось пророчество Котовой: на внеочередном комсомольском собрании мы избрали Ларису Широву временно исполняющей обязанности комсорга группы «ОиНТ-73» (временно — до тех пор, пока не прояснится ситуация с Ингой Рауде). Кандидатуру Лары предложил наш староста Андрей Межуев. Мы её поддержали единогласно: на место комсорга никто не метил.

Широва и Межуев взвалили на себя подготовку к ноябрьской демонстрации. К недовольству Прохорова, которому не нравилось общение Ларисы со старостой. Я подсказал Артурчику, что пока для волнения не было причин: не случайно же Лара объявила себя трезвенницей — она явно сделала ставку на «долгую и счастливую» семейную жизнь с сыном директора швейной фабрики.