Белый Север. 1918 (СИ) - Каляева Яна

— Рад видеть вас в добром здравии, господа, — впустивший их человек сдержанно улыбнулся. — Прошу вас, садитесь. Михаил Иванович, будьте любезны, представьте вашего спутника.

— Максим Ростиславцев, — коротко ответил Миха. — Тот самый связной, которого вы ждали.

— Рад знакомству, — Чаплин кивнул вежливо, хоть сам и не счел нужным представиться. — Как прошло ваше путешествие?

— Благодарю вас, вполне благополучно, — Максим порадовался, что на бизнес-тренингах научился быстро подстраиваться под стиль речи собеседника, «говорить с каждым на его языке». — Документы и золото при мне, позвольте вручить их вам…

Пока Чаплин читал письмо, Максим извлекал из-за уже вспоротой подкладки монеты и одновременно вполглаза разглядывал офицера. Отчасти из-за комичной фамилии, отчасти из-за отношения Михи он ожидал увидеть туповатого солдафона, вроде капитана Смоллетта из «Острова сокровищ». Но Чаплин выглядел серьезным и спокойным человеком. Ростом он был даже ниже Михи, но щуплым не выглядел, скорее жилистым и очень опасным. В острых чертах чисто выбритого лица сквозили энергия и уверенность в себе. Максим приметил на столе рядом с керосиновой лампой журнал на английском языке, раскрытый на странице с чертежами каких-то орудий.

— Превосходно, — Чаплин дочитал письмо и окинул столбики монет взглядом, но пересчитывать не стал. — Британия не оставила своего офицера! Я ведь на английской подводной лодке служил, вот и запросил у консула содействия в деле восстановления русской армии. Господин Ростиславцев, благодаря вашей храбрости мы теперь имеем все возможности для осуществления плана по свержению власти большевиков в Архангельске. В самом скором времени я и мои люди выдвинемся на вашу, господин Бечин, родину. Избавление от власти кровавых выродков уже близко. По иронии судьбы вчера в полуверсте отсюда, в особняке на Екатерининской Дворянской улице, посол США отказал наркому иностранных дел Чичерину в международном признании советского правительства. Поэтому американский дипломатический корпус также отбывает в Архангельск. Эта северная провинция обретает поистине историческое значение.

— Очень… того-этого… отрадно слышать, вот, — Миха сидел, не опираясь на спинку дивана, и неловко сжимал ладони коленями. — Историческое значение — это здорово, конечно, но нам бы гнид-большевиков скинуть и хлебушком на зиму разжиться. Но пускай будет и историческое значение. Почему нет.

— Однако, прежде чем мы отправимся в Архангельск, необходимо завершить здесь одно дело, — продолжал Чаплин. — Буду весьма вам благодарен за содействие, у меня тут всего три офицера. Из донесений наших агентов я узнал, что большевики, похоже, готовят провокацию. Как и много где, получить большинство в Советах через честные выборы они не могут, народ их не поддерживает.

— Да уж, — вздохнул Миха. — В Шенкурске эти гады дважды крестьянский съезд разгоняли, пока третий состав от безнадеги не утвердил наконец большевистский исполком. А в Холмогорах и вовсе пальбу по народу открыли, потом под дулами винтовок их «избирали».

Максим смутно припомнил, что в школьном курсе истории этот период назывался «триумфальным шествием Советской власти». Видимо, на деле оно было не таким уж и триумфальным.

— Есть основания полагать, что в Вологде будет происходить нечто в таком духе, — кивнул Чаплин. — Наши информаторы обнаружили, что недавно сюда прибыли чрезвычайно подозрительные люди. Их пятеро, и серьезного вооружения при них не замечено. Они изо всех сил скрываются, причем настолько топорно, что ЧК наверняка в курсе, однако ничего не предпринимает. Если это большевистская провокация, мы обязаны задавить ее в зародыше, раз есть такая возможность. Намерен сегодня же навестить их и выяснить, кто они и с какой целью прибыли в Вологду.

Максим секунду поколебался, затем кивнул. Он смутно понимал, какого плана провокации Чаплин ожидает от неизвестных подозрительных людей, но офицер явно лучше разбирался в местной обстановке, чем свежий попаданец, оттого Максим решил ему помогать.

— Господа, я рассчитываю на ваше содействие, — продолжил Чаплин. — Стрелять вам, скорее всего, не придется, это возьмем на себя мы, военные. Да и в целом стрельба нежелательна, она может привлечь совершенно ненужное нам внимание. Потому требуется повысить численность отряда, чтобы напугать возможного противника и уменьшить вероятность сопротивления.

Максим и Миха переглянулись.

— Что же, раз надо, значит, надо, — неохотно выдавил Миха. — Мы с товарищем Ростиславцевым за печью отсиживаться не станем, покуда вы врага бьете. Не таковские мы.

Глава 3

Подобно Минину и Пожарскому

Июль 1918 года

Вышли по серому рассвету. Трое присоединившихся к ним людей носили штатское, но осанка и манеры выдавали их с головой, как и Чаплина. Идти было недалеко, и повезло никого по дороге не встретить, хотя собаки в каждом дворе лаяли так, что и мертвеца могли бы поднять. Максим думал, что и у Михи, и у Чаплина с конспирацией дела обстоят из рук вон плохо. Никто из них даже не проверил у связного документы. Хотя в паспорте не было фотографии, и графа «особые приметы» осталась пустой, зато имелась подпись оригинального Ростиславцева — слегка похожая на подпись Максима, но вот так сходу подделать ее он не смог бы. Да что там, он и просто перьевой ручкой писать не умеет. Однако Михе хватило того, что некогда какие-то товарищи показали ему фотокарточку, а Чаплин удовлетворился ручательством Михи. Заговорщики спокойно вываливали Максиму все свои планы, даже не задумавшись, что он может оказаться двойным агентом. Интересно, почему грозная ЧК до сих пор не вычислила этих доморощенных джеймсбондов? Наверно, там тоже дефицит квалифицированных кадров, да и в целом Советская власть еще слаба.

Подозрительные личности обосновались в красивом доме с резными наличниками и деревянным кружевом по карнизу. Дом был электрифицирован — к нему тянулись провода, и свет в окне горел ярче, чем у Чаплина. Входная дверь оказалась не заперта. Все достали оружие. Ладони Максима вспотели, пальцы плохо слушались. Неужели сейчас в самом деле придется стрелять? В людей?

Здесь была довольно просторная прихожая, однако когда все заговорщики туда вошли, мигом сделалось тесно. Чаплин показал раскрытую ладонь, это интуитивно считывалось как знак «выжидаем».

Из-за двери доносился громкий голос — видимо, принадлежащий немолодому мужчине:

— Аграрные преобразования необходимо вводить в действие незамедлительно! Откладывать решение земельного вопроса смерти подобно!

Ему ответил кто-то менее громогласный — слов разобрать не удалось.

— Вот в этом-то, товарищи, большевики нас и обходят! — провозгласил старик. — Пока мы откладываем жизненно важные вопросы до созыва Второго Учредительного собрания, они порабощают народ вооруженной силой взбунтовавшихся солдат и в то же время туманят ему голову безответственными обещаниями!

Чаплин жестом приказал всем приготовиться и резким ударом плеча выбил дверь. Офицеры ворвались в комнату, Максим с Михой — следом за ними.

За заваленным бумагами столом сидели четверо мужчин и еще один, седобородый, стоял, возвышаясь над ними. В воздухе висел густой табачный дух.

— Не двигаться! — приказал Чаплин. — Держать руки так, чтоб я их видел!

Трое из сидевших поспешно подняли руки, демонстрируя пустые ладони. Старик замер, гневно глядя исподлобья. Кучерявый молодой мужчина вскочил на ноги, выхватил пистолет. Максим, оказавшийся ближе всех, перехватил его руку и резко вздернул вверх. Выстрел пришелся в потолок, посыпалась щепа. Барабанные перепонки обожгло болью, в ушах зазвенело. Кучерявый свободной рукой ударил Максима под дых. Максим зашипел, но держащую оружие руку не выпустил. Тут вмешался один из офицеров, ударил кучерявого, обезоружил, повалил на пол, придавил коленом, заломил руку за спину. Тот зашипел сквозь стиснутые зубы.