На исходе лета - Хорвуд Уильям

— Ну, как сказать… — начал Бичен.

— А как промолчать? — немедленно откликнулся Мэйуид, и его глаза вспыхнули от предвкушения словесной игры.

— Как безмолвствовать? — сказал Бичен.

— Онеметь! — воскликнул Мэйуид в восторге, что Бичен способен и желает продолжить игру.

— М-м-м… Заткнуться?

— Затихнуть, проглотить язык, набрать в рот воды, держать язык за зубами, — проговорил Мэйуид, излучая довольство. Он вспомнил еще дюжину слов, которые мог бы добавить к перечню, но решил не произносить их вслух.

— И все-таки, как сказать! — с улыбкой произнес Бичен.

— Да, как сказать, с этим крот по имени Мэйуид согласен, — наконец успокоился Мэйуид.

— Я и не знал, что потерялся, — признался Бичен, удивившись, что они вернулись на знакомую тропинку.

— Это очень серьезно — оказаться в таком положении, сам-себя-теряющий господин, очень серьезно.

— Мне хочется еще поговорить с тобой, — сказал Бичен при расставании.

— Говорливый господин, этот крот еще вернется. Он всегда возвращается. Он знает, где найти потерявшихся, знает, где притаилась темнота, он везде, где ходят кроты, когда они теряют себя, и помогает им снова найтись. Он понимает. О чем же господин хочет поговорить?

— О Камне, — сказал Бичен. — И о Босвелле. — И с этими словами ушел.

Теперь настал черед Мэйуиду удивиться и даже ощутить растерянность. Но через несколько мгновений он снова растянул рот в улыбке и направился прочь. Побродив в меркнущем свете по поверхности, он спустился под землю, продолжая вспоминать о Босвелле, благоговейно размышляя о множестве нигде не отмеченных путей Камня.

❦

При следующей встрече Бичен попросил Мэйуида показать, как он находит путь, что тот и проделал на свой особый манер: для начала дал Бичену безнадежно заблудиться в знакомых собственных тоннелях.

— Потерявшись, приятель, прочувствуй это состояние и насладись им. Потеряться — это блаженство для путепроходца, потеряться, вопреки общепринятому мнению, — это величайшее наслаждение. Смиреннейший обожает теряться, он жаждет этого. Потеряться! Но теперь это слишком редко случается с ним, а тем более здесь, в Данктоне.

— Но разве Данктон не велик? — спросил Бичен. — Не можешь же ты знать весь Данктон!

— Чрезмерно нетерпеливый юный крот совершил первую ошибку: он сказал «знать». Под «знать» он разумеет «помнить». Смиреннейший Мэйуид помнит больше других и потому знает больше-путей, чем другие кроты, но находит он их иначе. Другие никогда не ищут путей: они бродят, отчаянно держась за то немногое, что знают, и поэтому в голове у них сразу все путается, как только они обнаруживают, что заблудились, — вот как ты теперь, зауряднейший господин. Короче говоря, они изучают путь, запоминают его и неизбежно теряются, если делают хотя бы шаг в сторону. Смиреннейший из смиренных утверждает, что в общем и целом кроты чересчур боятся заблудиться, а посему никуда в новые места не ходят. Мэйуиду кажется, что это гораздо хуже, чем просто потеряться, хуже этого разве что смерть.

Заплутавший вроде тебя крот оказывается в состоянии поиска, как забавно называют это кроты Слова. Состояние поиска! Мэйуид в восторге! Ха-ха-ха! Открою тебе один секрет: значительно лучший путь к продвижению вперед — исходно признать, что ты потерялся, и начать изучать каждый перекресток заново. Это исключительно интересно! Туда? Или вон туда? Когда крот думает, он молодеет! Так куда же? Начнем!

С теорией временно было покончено, и бедный Бичен, смущенный тем, что заблудился в знакомых тоннелях, огляделся, а Мэйуид шнырял туда-сюда, кружил вокруг него, то появляясь, то исчезая, и его рыльце то возникало, то пропадало с самой неожиданной стороны.

— Потерявший нить Бичен, вот тебе ее кончик: приникни к земле. Почистись. Задумайся о радости быть живым. Забудь, что ты потерялся. Пусть твое тело напомнит тебе то, что забыл ум: ты не можешь потеряться, пока ты здесь. Посмотри на свою лапу! Вот она. Посмотри, какие следы она оставляет в пыли. Вот они! Прислушайся к своему неровному дыханию. Ясно, что ты здесь! Значит, ты не потерялся.

Обдумав все это, Бичен с облегчением вздохнул, но проговорил:

— Однако я не знаю, где нахожусь.

Мэйуид весь засветился от радости, словно Бичен попался в расставленную им ловушку:

— Озадаченный Бичен опять ошибается. Страшно ошибается. Думай — это единственный путь стать путепроходцем. Не говори: «Не знаю, где я нахожусь», а говори: «Не знаю, где находится это место». Понял? Осознал? Уловил?

— Отчасти, — сказал Бичен, в самом деле отчасти поняв Мэйуида.

Молодой крот ощущал теперь меньшую тревогу, чем до того; он видел, что проблема заключается не в нем, а в месте, и это помогало сохранять спокойствие. И вот уже он заметил в здешних стенах что-то знакомое.

Мэйуид восторженно смотрел, как Бичен повертел рыльцем туда-сюда, поскреб голову, глубоко вздохнул и с отрадным чувством (какое бывает у крота, упавшего с обрыва, а потом, после того как он несколько раз перевернулся через голову, снова оказавшегося на четырех лапах) понял, где находится.

— Но мы же здесь! — воскликнул он. И он рассердился на себя и на мир, одурачивший его, заставивший думать, что он потерялся, когда он вовсе не терялся.

— Да, да, да, да, да, да, да! — восхищенно подтвердил Мэйуид. — Видишь, понимаешь, чувствуешь, как чудесно… ты нашелся, молодой господин!

— Однако… — неуверенно возразил Бичен.

— Ах! Пораженный и предельно разозленный молодой крот удивлен, как это смиренный Мэйуид обхитрил его и заставил почувствовать себя потерявшимся на знакомом месте? Мэйуид — смиренный мастер на такие штуки. Смиренный Мэйуид долго учился этому. Смиренный Мэйуид всех в этом превзошел. Повороты туда-сюда сбивают с толку молодой неискушенный ум, делая знакомое незнакомым, и огорошенный юнец не может рассмотреть даже то, что у него под самыми лапами. Мы в тоннелях, где он проходил много раз, но пришли с необычного направления и взглянули на место под необычным углом. Результат? Замешательство, паника и чувство потерянности. Милый мой введенный в заблуждение господин, и это только начало! — Мэйуид снова рассмеялся, почесался, ненадолго задумался и наконец велел Бичену отвести его на поверхность и найти что-нибудь поесть.

Когда они отдохнули и поели, Бичен спросил:

— А я когда-нибудь стану хорошим путепроходцем?

— С усердием и настойчивостью и при малой толике таланта — да, юный господин станет, — удовлетворенно ответил Мэйуид.

— Ты научишь меня? — с загоревшимися глазами спросил Бичен.

— А ты будешь учиться?

— Да, — серьезно ответил он.

Последовала пауза, потом Бичен, внезапно решившись, спросил:

— А что такое Камень, можешь сказать?

— Вот это настойчивость! — воскликнул Мэйуид. — Не успел он найтись, как сломя голову стремится в самый запутанный лабиринт! При всей своей скромности я догадался, что дерзкий Бичен скоро отыщет вход в таинственный мир, но я тщетно надеялся, что, заблудившись, обескураженный господин утратит интерес к подобным вещам. Я, Мэйуид, не тот, кому пристало говорить о Камне. Триффан знает это лучше. Его учил сам Босвелл.

— А кто такой Босвелл?

— Все ясно, ретивый и смышленый господин, теперь вопросы последуют чередой, как звуки в плохо прорытом тоннеле, и Мэйуид не сможет с ними совладать. Триффан лучше ответит тебе, чем Мэйуид…

— Я слышал, как Триффан говорил Фиверфью, что ты знаешь о природе Камня больше, чем любой из ныне живущих.

— Он так сказал? — тихо переспросил Мэйуид, и его яркие глаза вдруг увлажнились. — Нет, нет, великий Триффан не может так считать, да и вообще, желторотым юнцам лучше помалкивать о случайно услышанном, пока они сами не убедятся, что это правда.

— А что такое «писание»?

— Упрямый господин никак не угомонится! — вздохнул Мэйуид.

Но тут шорох лап на поверхности избавил его от необходимости отвечать. Приближался какой-то крот, и Мэйуид спросил Бичена: