Тверской Баскак. Том Третий (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus"
Прокручивая все это в голове, я не спускаю изучающего взгляда с Константина.
«Человек он явно тяжелый и неприятный, но мне с ним не детей крестить. Пусть он хоть младенцев на завтрак есть, но если я посажу его на Полоцкий стол, то древний город не уйдет к литовцам, а пойдет под руку Твери со всем своим немалым потенциалом. За это стоит побороться!»
Мысленно поставив этот восклицательный знак, спешу обнадежить своего гостя.
— Не по закону хочет поступить ваш батюшка. Нехорошо так с родным сыном поступать.
В глазах Константина сверкнула искра надежды, смешанная с удивлением.
— Так ты поможешь⁈
Он явно уже побывал и в Смоленске, и во Владимире и успел осознать горькую правду — никто не станет ввязываться в войну с Литвой ради какого-то изгоя. Уж не знаю, кто его надоумил обратиться ко мне, но в успех этого предприятия он по всей видимости не верил совсем.
Я еще не знаю, с чего в этом деле мне следует начинать, но одно абсолютно ясно — такой куш упускать нельзя! Хотя и соваться очертя голову тоже не стоит.
«Тут надо собрать всю информацию и хорошенько подумать. — Мысленно остужаю свой аппетит. — Почему Святослав Смоленский и Великий князь решили не лезть в это болото? Наверняка, есть причина и не одна!»
Застывший взгляд великовозрастного княжича ждет ответа, и я решаю проявить осторожность.
— Я не буду ничего обещать тебе сейчас, Константин Брячиславич, но постараюсь сделать что смогу, дабы наследство твое не ушло в загребущие литовские руки. — Жестом останавливаю радостный порыв гостя. — Но ты должен понимать, что быстро такие вопросы не решаются. Уж слишком тут много заинтересованных сторон.
Мой гость видимо услышал лишь то, что хотел, потому как аж засиял весь.
— Ты не пожалеешь, консул! Клянусь, я умею быть благодарным!
В последнем я очень сильно сомневаюсь, но на его благодарность я меньше всего и рассчитываю.
Он еще продолжает изливать свою радость, но я не слушаю, а уже начинаю продумывать, как бы, не засветив своего интереса, прощупать мнение по этому вопросу у других князей на сегодняшнем заседании палаты.
Пересекая центральную площадь, направляюсь к воротам кремля. Взгляд невольно отмечает, что выросшее в этом году здание трехэтажной гостиницы полностью замкнуло окружность площади, взяв ее в каменное кольцо. Новые дома выгодно выделяются на фоне других построенных ранее. Сказываются семь лет опыта. Это уже не обложенные кирпичом деревянные строения, как мой к примеру, а полностью каменные от фундамента до крыши. И строили их не приглашенные новгородцы, и не пригнанные из Дерпта немцы, а свои Тверские каменщики. Это предмет моей особой гордости, как и основанная в прошлом году зодческая школа. Вот там-то все еще преподают новгородские и немецкие мастера, но и это, думаю, дело времени.
Звякая по брусчатке подкованными каблуками, поворачиваю довольное лицо к идущему рядом Калиде и натыкаюсь на его обычное суровое выражение.
— Ты чего такой мрачный⁈ — Мне до последнего не хочется терять свой позитивный настрой, но Калида не оставляет мне шанса.
— Я там у твоих дверей княжича Полоцкого видел… Зачем он к тебе приходил?
Слегка удивленный таким прямым наездом, я даже не успеваю ответить, как Калида добавляет.
— Небось жаловался на отца, что из родного города его попер!
По этой фразе я понимаю, что мой главный советник теплых чувств к Константину не питает и интересуюсь.
— А тебе-то он чем не угодил⁈
— Мне-то ничем, — Прищуренный взгляд Калиды зыркнул в ответ, — а вот народ полоцкий его сильно не жалует.
— За что же?
— Да за нрав злобный! За пьянство да непотребство всякое!
Как я и думал, от хорошего настроения не осталось и следа, а Калида все не унимается.
— Слышал я, будто он дочку купеческую из родительского дома выкрал и обесчестил, и чашу народного терпения тем переполнил. Встал на дыбы город, убить княжича хотели, вот и пришлось Брячиславу Васильковичу сынка своего из Полоцка выгнать.
Я закусил с досады губу, а заметивший это Калида напрягся еще пуще.
— Ежели ты задумал в это дело влезть, то трижды подумай. Княжич сам весь в дерьме и тебя замарает, а город назад этого мерзавца не примет.
Стараюсь не злиться, но раздражение все-таки в душе поднялось.
«Ну вот чего ты со своей нравственностью влез⁈ — Мысленно крою своего помощника. — И что теперь⁈ Из-за того, что этот дебил пьяница, дебошир и бабник, отдать Полоцк Товтивилу⁈ А вот хрен ему!»
Прогоняю поднявшееся недовольство и, отбросив эмоции, включаю только холодный рассудок.
«Как там говорил Рузвельт. Сомоса сукин сын, но это наш сукин сын! Что бы Константин не сделал, я все равно посажу его на Полоцкий стол и приберу княжество к рукам, а потом пусть хоть башку ему снесут, мне все равно!»
Воротная башня кремля накрывает нас своей тенью, и я отбрасываю все посторонние мысли.
«Сейчас надо быть собранным и не отвлекаться на посторонние мысли, а то не успеешь и ойкнуть, как друзья-союзнички свинью тебе подложат!»
Проходим на территорию кремля, здесь теперь только центральный городской собор да княжеский терем с административными постройками. Все приказы я вывел отсюда на площадь в новое здание, поближе к народу, так сказать. Там же теперь размещается и государственная дума.
Обходим кремль вдоль стены направляясь к черному ходу. У красного крыльца сейчас слишком шумно и суетно, там подъезжают князья, и мне не хочется встречаться с ними раньше времени. У меня в княжем тереме есть своя комната, где я обычно спокойно дожидаюсь, пока знатные гости рассядутся и успокоятся.
Пока я жду у себя, Калида караулит в коридоре и, едва завидев спускающегося Ярослава, дает мне знак. Я тут же присоединяюсь князю и захожу в совещательную палату вслед за ним.
Здесь уже все в сборе. Князья сидят на длинной лавке строго по родовому старшинству. Первым Всеволод Святославич Смоленский, за ним Торопецкий князь Мстислав Хмурый, Иван Тарута из Бежецка, далее Андрей Старицкий и князь Зубцова Андрей Михайлович. Последним восседает Ярополк Кривонос из Ржева, он здесь не самый молодой, но самый худородный.
За княжей скамьей стоят ближние бояре. У каждого князя по одному ближнику, так сказать, «помощь друга», ежели совет какой понадобится.
Ярослав садится в торце горницы, как хозяин и председатель палаты. Справа от него встает боярин Фрол Игнатич Малой, а слева я. Кресло Ярослава и общая княжеская скамья стоят на полу в одном уровне, дабы никому не пришло в голову, что председательствующий князь хоть сколь-нибудь возвышается над другими.
Обвожу взглядом почтенное собрание. Все тщательно изображают степенность и гордую независимость.
Я настолько в плохом настроении, что не могу удержаться от безмолвного всплеска злого раздражения.
«Тоже мне гордецы! А ничего, что я всех вас содержу!»
Ведь действительно кроме кредитов, с которых оплачиваются набранные в их городах рекруты, каждый князь получает от Союза на представительские расходы десять тверских гривен в год. На дорогу, проживание и прочее… Но Союз городов пока никаких доходов не приносит, и предприятие совершенно убыточное, так что все они сидят на моей шее. Это длится уже два года, и мне все чаще приходит в голову, что пора завязывать с этой благотворительностью.
Все уже уселись, и Ярослав глянул на своего ближнего боярина, мол начинай.
Горделиво задрав подбородок, Малой сделал вступительное заявление.
— Уважаемые князья, заседание палаты объявляется открытым. Первое слово предоставляется консулу Союза Ивану Фрязину.
Выждав секундную паузу и изобразив намек на поклон, я начинаю.
— Уважаемы господа…
Престарелый Бежецкий князь, словно только очнувшись, вдруг прервал меня.
— Погоди, Фрязин, пока ты не усыпил меня окончательно своими цифрами, скажи лучше. Коли Батый Великого князя в Орду вызвал, то и нам, стало быть, надо собираться? Неужто не минует нас чаша сия горькая?
