Я Распутин 4 (СИ) - Вязовский Алексей
— А с левыми порешаю, есть задумки.
Петр Аркадьевич покачал головой:
— Ну смотри… Социалисты нынче не те, что ранее. Обложены адвокатами, своими ходатаями, поверенными да стряпчими. Как что — сразу в суд.
— По доброму надо, вот и весь рецепт. Лаской!
Но револьвер все равно держать за пазухой.
Нам-то из сельских ячеек партии давно шли жалобы. Переходящие местами в надсадный вой — грабют! как есть грабют! Ссуды на селе, несмотря на наши усилия с банками, местный олигархат, в просторечии именуемый кулачеством, давал под двадцать процентов годовых. И это по минимуму — частенько драли четверть, а случалось и треть. Что при поганой российской урожайности и слабенькой агротехнике означало только одно — кабала все глубже и глубже засасывала крестьян. То есть все прямо по марксистским лекалам, стремительное разделение на “сельскую буржуазию” и “сельский пролетариат”, причем первая в грядущей мировой войне останется властвовать на деревне, а второй через несколько лет вернется с фронтов обученный убивать. И жахнет самая настоящая классовая война, в Гражданскую все это полыхнуло и самовольными захватами земли, и беспределом комбедов, и кулацким террором, и массовым “зеленым” движением и вообще бардаком, который давили все власти, от красных до белых, не стесняясь применением артиллерии, бронепоездов и даже химических снарядов.
Так что пора соломки подстлать, вот Щекин и Варженевский со своими помощниками-юристами над проектами “небесников” работали давно, в том числе и об ограничении процента, так что после сигнала годный для представления в Думу вариант “Закона о лихве” выдали всего за неделю. Да еще кучу своих предложений накидали.
Кредит, естественно, никто отменять не собирался, основной идеей было ограничение взимаемого процента и размера залога. Предполагалось, что государство будет объявлять базовую кредитную ставку, за превышение до пяти процентов следовало лишь моральное порицание. Тут мы надеялись пристегнуть к делу церковь — раз они за высокую нравственность и осуждают неумеренное ростовщичество, то пусть покажут себя, поработают дополнительной контрольной инстанцией. И сразу будет видно, где батюшки реально о вере пекутся, а где готовы за презренный металл глаза закрыть.
Свыше пяти процентов превышения следовали уже финансовые кары, за совсем наглое лихоимство можно было и до уголовки докатиться. Понятное дело, что одними силовыми методами такой закон не воплотишь, никаких полицейских и попов не хватит, для чего предусматривалось создание кредитных товариществ из тех же самых зажиточных персонажей — кулаков, мельников, лавочников — под патронажем нашего и еще нескольких авторизованных банков. То есть индивидуальным кредиторам никто не запрещал давать деньги в долг, но если под процент — то изволь получить лицензию на “оказание финансовых услуг населению”. А ее сделали недешевой, если Путилову, Ламанскому или Ротштейну получить таковую было раз плюнуть, то для сельского богатея это было крайне дорого. Но зато ее можно было получить на товарищество — одну на пять, десять и более членов. Плюс в товариществах вводилось страхование рисков, льготы и так далее, так что не так уж и много они теряли. Зато основной массе облегчение большое, нашим банкам расширение клиентуры, а “небесникам” более глубокий контроль происходящего на селе. Если еще и социалистов припашем стоять на страже кредитного процента, совсем хорошо будет.
Вот с этими бумагами я и “дебютировал” на заседании аграрной комиссии думы — начать решил с нее, там как раз засилье эсеров. Протолкнем там — возьмемся за финансовую комиссию, а с двумя комиссиями, всеми “небесниками” и хотя бы пятой частью левых шанс принять закон практически гарантирован.
Как только черновик закона разошелся по фракциям — левые сразу запросили встречу. Пока кулуарную, на квартире главы партии эсеров и лидера одноименной фракции Чернова.
Встретила меня горничная, провела в столовую… А неплохо у нас социалисты живут. Судя по всему, за столовой библиотека, за ней кабинет, детей в детскую отправили, спальни-умывальни — роскошная квартира, комнат восемь, а если прислуга прямо здесь живет, то и все десять. Мебель хорошая, дубовая, картины на стенах — пейзажи в стиле Левитана, а может и сам Левитан, обои шелковые. Нет, не завидую, у меня-то целый дворец, но ведь здорово же — кто же из таких хором на баррикады захочет? Превращение непримиримой оппозиции в системную через материальные стимулы, ага.
Понемногу собрались и остальные, Ленин, Пошехонов, Аладьин, курили в кабинете, переговаривались в библиотеке, а потом явился… Кропоткин. Петр Алексеевич собственной персоной.
Я так обалдел от седобородого а-ля Дед Мороз философа-анархиста, что даже сразу и не поинтересовался — в каком он собственно статусе тут. А как спросил, то мне сообщили о “смотринах”.
— Уж больно любопытно было глянуть на тебя, Григорий Ефимович, — просто объяснил свое появление Кропоткин. — По ячейкам нашим шум пошел — “серый кардинал” вернулся, готовьтесь, нынче хвост то вам прижмут.
— Так уж и серый кардинал, — всплеснул руками я, изображая возмущение. — Тогда уж черный.
Намекая на сходство цвета с фоагом анархистов, я пригладил свой фирменный черный сюртук со стоячим воротником а-ля Немо из Матрицы. Господи, как же я похудел-то за время болезни… как на вешалке болтается, складки топорщатся.
— Как там у Дюма? — решил пошутить Ленин — “Его имя произносилось шепотом”.
Левые начали переглядываться, улыбаться. Небо и земля, конечно, по сравнению с тем, что было во второй думе. Зажатые, озлобленные… А нынче то какие вальяжные, кофе попивают, в ус не дуют. Все кому спасибо? Мне спасибо. Во-первых, амнистия, национальное примирение. Во-вторых, реальная работа по трудовому законодательству, земельному вопросу… Левые увидели во мне не случайного врага-фаворита, а союзника. И сейчас мы этот статус напомним и закрепим.
Начали обсуждать закон о лихве, торговаться о поправках в предвыборное законодательство. О процедуре отказа и передачи мандатов договорились быстро, тут же набросали текст поправок. Но социалисты они такие… дай палец, руку откусят.
— Борьба с ростовщичеством на селе — дело архиважное — Чернов на правах хозяина закурил без спросу, подвинул к себе пепельницу. Смотрю нахватался он слов от Ленина… — Но еще важнее дожать помещика. Пять лет в Думе лежит закон о принудительном выкупе земель. Не пора ли нам его двинуть, наконец? Что думаешь, Григорий Ефимович?
Ни о чем таком я со Столыпиным — кстати, тоже крупнейшем землевладелцем — я не договаривался. Разговор явно повернул не в то русло, что мне нужно. Надо брать паузу.
— Виктор Михайлович — я помотал головой — Дай дыхание перевести… Я же только-только в дела вникаю, на поправку пошел, а вы все валите и валите. Ну сейчас загоните меня обратно в гроб — оно вам надо?
Левые опять попереглядывались с Кропоткиным. Зачем они все-таки притащили его на встречу? Может анархисты, пусть формально и не участвуя в делах Думы и государства, получили значительный вес на левом фланге? А я ведь ничего не знаю. Слеп как крот. Надо срочно восстанавливать свою собственную разведывательную сеть. Ну и встречаться с Зубатовым. Вот, кто поди держит руку на пульсе.
— Хорошо, отложим этот вопрос — Чернов затушил папиросу в пепельнице — Посмотрим, как пройдет закон о лихве. Предвижу сильное противодействие, банкиры на дыбы встанут, лоббистов напрягут, да и наше правое крыло почти все из таких вот зажиточных, неизвестно, как повернет.
Сразу после визита к Чернову, встал вопрос — ехать в МВД к Зубатову или в Царское. Никса был важнее, тем более при дворе появился “старый” новый фаворит — Николай Демчинский. Прославился он тем, что точно предсказывал погоду, чем покорил царское семейство. Демчинский объявил себя пророком, обещал императору величайшее правление, продержался при дворе полтора года. Набиваясь в советники к царю, тезка самодержца перешел дорогу всесильному тогда министру Федериксу и тот добился его отстранения. В свою очередь я успел “пустить под откос поезд” дворцового министра и вот, на теплое местечко обратно спикировал Демчинский. Уже с пророчествами не только по погоде, а по всей текущей повестке дня.
