Юлия Белова - Долгие дороги моды
Увы! Вынужденное ожидание оказалось роковым для Грифидда. «Королевский ирис», как называлась гостиница, где остановился молодой человек, была полна просителей, а также солдат королевской роты, часто посещавших «Ирис», чтобы попировать на свободе. Один из этих солдат — Жорж де Кулар, скучавший в ожидании приятеля, принялся насмехаться над Грифиддом и раскраской его лица, приличествующей, по его утверждению, только женщинам. Как бы ни был оскорблен Грифидд, помня о своем деле, он попытался избегнуть ссоры, и тогда де Кулар плеснул ему в лицо вином, уверяя, что тот забыл с утра умыться. Через несколько минут на заднем дворе гостиницы состоялась дуэль, и к удивлению секундантов де Кулара, Грифидд одержал в ней верх, нанеся своему обидчику всего один удар, который, к несчастью, оказался смертельным. Хотя к тому времени законы против дуэлей были давно смягчены, убийство солдата королевской роты могло иметь печальные последствия для его виновника. И действительно, через час после дуэли Грифидд был арестован и заключен на гауптвахте королевской роты.
Напрасно товарищи де Кулара уверяли, что тот сам был виновником роковой для него дуэли, а барон д'Эбраук всячески старался ее избежать. Напрасно Реунан де Кертомас осаждал переднюю герцога де Лугдуна, умоляя вельможу о заступничестве. Грифидд ап Оуэль должен был дожидаться личного правосудия Людовика VI, зависящего не столько от закона, сколько от королевской прихоти. Возможно, Грифидду следовало написать прошение о помиловании на имя вдовствующей королевы Елизаветы Эпоквы, некогда принесшей в Европу «рисованную моду». Хотя Алая Королева, как уже одиннадцать лет именовали Эпокву из-за постоянного ношения алых одежд королевского траура, после смерти сына удалилась в принадлежащий ей замок Сен-Алибо, она продолжала оказывать немалое влияние на своего царственного внука. К несчастью, Грифидд совершенно упустил из виду это обстоятельство. В своем полном достоинства письме к Людовику VI он попытался объяснить свой поступок и просил короля скорее назначить суд. Хотя письмо Грифидда отличалось безупречной вежливостью и почтительностью, подобающей при обращении к королю, и было составлено по всем правилам придворного этикета, вольно или невольно оно являлось страстным протестом против привычного для Галлии королевского произвола, подменявшего открытый и гласный суд. Людовик VI не без основания расценил обращение Грифидда как мятежное и подрывающее устои, и потому, для предотвращения дальнейшего распространения опасных идей, приказал конфисковать все бумаги Грифидда{Конфискованные бумаги Грифидда хранились в Глухой палате Большого королевского архива в Арверне, но в 1782 году погибли при пожаре. }, а его самого без суда заточить в Авитакском замке. Кроме того, в качестве наказания за убийство рядового королевской роты Грифидд должен был выплатить штраф в размере двухсот тысяч галльских либр на оплату заупокойных служб по Жоржу де Кулару, которые должны были проводиться в течении десяти лет.
Стоит ли объяснять, что Грифидд был не в состоянии выплатить назначенный Людовиком штраф? И стоит ли добавлять, что последствием этого была конфискация имущества должника? Дом Грифидда, его обстановка и гардероб, с любовью собранная библиотека — все было спешно продано с торгов. Друзьям Грифидда в Кидалете удалось выкупить несколько наиболее ценных из его книг, но большая часть библиотеки так и не нашла покупателей и в конце концов, сваленная в подвале городской ратуши, стала жертвой крыс.
Для самого Грифидда, заточенного в Авитакском замке без суда и следствия, личное королевское правосудие было символом самого грубого деспотизма. Не желая подчиняться королевскому произволу, Грифидд бежал из Авитакского замка через два месяца заключения, выломав в своей камере оконную решетку и разорвав на веревку простыни. Однако на свободе молодой человек провел всего три дня. Выслеженный полицией, беглец вновь был арестован и под усиленным конвоем припровожен на юг Галлии, где по приказу Людовика VI был заключен в Нарбоннскую крепость. Здесь Грифидду пришлось потратить немало времени на подготовку побега, но когда через четыре месяца узник попытался бежать, это едва не стоило ему жизни. Несколько дней тяжело раненый, получивший восемь огнестрельных ранений, Грифидд ап Оуэль находился между жизнью и смертью, и все это время у его изголовья сидел тюремный священник отец Жером, пытавшийся во что бы то ни стало обратить умирающего в истинную веру. Конечно, и комендант крепости, и отец Жером не имели ни малейшего представления об исповедании Грифиддом ислама, но, зная, что все подданные королевства Эрин-и-Британия являются еретиками, они не давали раненному ни минуты покоя. Нам остается только восхититься мужеством и стойкостью этого человека, который даже в тяжелейших условиях не сказал и не сделал ничего, что ревностный священник мог бы принять за обращение.
Известие о вторичной попытке побега и неудачном обращении Грифидда привели Людовика VI в ярость, и он приказал заточить непокорного узника в островной крепости в Массилийском заливе, широко известной в Галлии как Тюрьма-на-Скале, или просто Скала. Мемуары Грифидда ап Оуэля посвящают немало горестных страниц этой самой страшной тюрьме Галлии. Может показаться странным, но именно в пристрастии Грифидда к «крашенной моде» Людовик VI усмотрел верность узника еретической альбионской церкви и потому приказал коменданту Скалы принять все меры, дабы помешать заключенному разрисовывать лицо, и тем самым вырвать его из болота пагубных заблуждений.
Лишенный необходимых наборов краски, но не желающий подчиняться тирании, узник пользовался углем из камина и побелкой со стен, покрывая лицо изысканнейшими в своей простоте черно-белыми узорами. Но однажды утром, когда Грифидд только-только закончил свою работу, в его камеру ворвались несколько стражников и тюремщик, заломили ему руки за спину, швырнули на колени и насильно умыли. Затем потрясенного и униженного насилием Грифидда отвели в камеру, где не было ни камина, ни побелки на стенах, ни даже какого-либо подобия деревянных нар, только полусгнивший соломенный тюфяк на каменном полу. В этой холодной и убогой камере узник провел более четырех самых тяжких лет своей жизни, но 29 апреля 1750 года бежал из тюрьмы, став единственным в истории Скалы человеком, которому удалось без спроса покинуть крепость.
В своих мемуарах Грифидд ап Оуэль так и не раскрыл тайны этого удивительного побега, ограничившись сообщением, что был спасен из воды моряками сфарадской военной галеры в тот самый момент, когда, обессиленный, начинал тонуть. Необыкновенной удачей для недавнего узника оказался всплеск военного противостояния между Галлией и Сфарадом, заставивший галеры сфарадского флота крейсировать вблизи галльских берегов. Доставленный в Сфарад, Грифидд был представлен халифу Мохаммеду X, который весьма благосклонно отнесся к беглецу из Галлии и даже назначил ему пенсию. После нескольких месяцев жизни при сфарадском дворе Грифидд поселился в приморском городе Альмерии, где приобрел уютный домик с тенистым садом. В этом доме изгнаннику суждено было провести последние десять лет своей жизни.
Вряд ли стоит удивляться, что именно в Сфараде Грифидд ап Оуэль наконец-то обрел покой. Эта самая западная из европейских стран издавна отличалась удивительной для своего времени религиозной и национальной терпимостью, свободомыслием и интересам к наукам. Здесь с полным спокойствием относились к самым причудливым чужеземным обычаям, если только они не были опасны для окружающих. В Альмерии Грифидд мог бы беспрепятственно раскрашивать свое лицо, но именно здесь он по собственной воле отказался от приверженности к «крашенной моде». Дело в том, что для всех портовых городов Сфарада обычай красить лицо вовсе не был чем-то непривычным, однако подобной практике придерживались в основном матросы с восточного и западного побережий Африки. Хотя никто не смог бы обвинить Грифидда в вельможной спеси, которая, заметим, была бы совершенно естественной для столь знатного человека, со свойственным многим интеллектуалам высокомерием он испытывал неприязнь к людям малообразованным, и потому не желал, чтобы его сравнивали в грубой и невежественной матросней.
Итак, жизнь в Альмерии пришлась Грифидду по душе. Он очень быстро освоил местный диалект арабского языка и даже попытался написать трактат о влиянии на него кельтской лексики, но вынужден был признать, что для этого ему не достает знаний. Летом 1750 года Грифидд возобновил переписку с Бренданом ап Колумом, начал писать свои воспоминания, а в ноябре сообщил кузену о женитьбе на местной уроженке.
Неожиданное, но радостное известие заставило Брендана подумать о своих материальных обязательствах перед кузеном, и он решил передать Грифидду все, что осталось от его некогда огромного состояния. Посредничество прославленного на всю Европу банка семейства Хагегим оплачивалось довольно дорого, но все равно полученного Грифиддом имущества оказалось вполне достаточно для благополучной и обеспеченной жизни, и вскоре изгнанник смог взять за себя еще одну жену. Всего же, в соответствии с законами ислама, Грифидд имел четырех жен, которых нежно любил. Это были мавританка по имени Фатима, дочь полковника сфарадского сотерианского полка готка Гатунда, ормуздка Зухра и черная африканка откуда-то из центральных областей Африки, которую Грифидд купил в 1752 году на рабском рынке Альмерии{В XVIII веке работорговля в Сфараде уже не имела никакого экономического значения и распространялась исключительно на женщин (для гаремов мусульман и желающих жениться сотериан). Женский рынок Альмерии был в то время одним из крупнейших, и на нем можно было найти невест из многих европейских стран Срединного моря (в том числе девушек из сотерианских дворянских семей побережья, чьи родители были не в состоянии дать за ними приданое и надеялись на продаже дочерей поправить свое имущественное положение), а также из Африки, Азии и даже обеих Атлантид. }, когда ей было около пятнадцати лет. Как писал Грифидд Брендану ап Колуму, его черная жена была «стройна как тополь, высока как корабельная мачта, горделива как верховная королева и нежна как лань». Нам ничего не известно о первоначальном имени четвертой жены Грифидда, однако, взяв ее в жены, он не без юмора назвал ее Бетулой{Бетула — многозначное имя. По латыни значит «березка», на иврите — «девушка».}. Семейная жизнь Грифидда увенчалась рождением шестнадцати детей — двух дочерей и четырнадцати сыновей, оказавшимися достойными наследниками своего удивительного отца.
