Анатолий Спесивцев - Атаман из будущего. Огнем и мечом
— Хорошо. Мы довольны тобой. Можешь идти. Распорядитесь там кто-нибудь, чтобы помощники бейтюльмаджи[5] нашему верному слуге выплатили достойную его службы награду.
Янычар в низком поклоне, пятясь, покинул шатёр, там осталось только новое руководство султаната. Одно из трёх самопровозглашённых. Халифат, конечно, был велик и богат, но три султана и халифа и для него было многовато. Определённо, двое были лишними. Тут считали, что лишние — Мустафа и Ахмед. Но как и в какой очерёдности избавляться от ненужных — здесь были варианты. Два войска стояли в виду друг друга. Казалось бы — атакуй, если не боишься, и одним соперником в схватке за власть станет меньше. Однако существовало толстое, жирное НО.
Видеть-то друг друга вражеские, чего уж там, армии видели. Кое-где даже имели возможность перестреливаться из пушек, чем, впрочем, воспользоваться не спешили. А сойтись в рукопашной им было крайне затруднительно. Узкий, но бурный пролив надёжно их разделял. И средств переправиться через него быстро ни у кого не было. Шайтановы выродки, в зачатии некоторых проклятый как бы сам не поучаствовал, спалили или украли всё, что плавает. А переправляться маленькими отрядами — обречь себя на поражение. Гяурская пословица "Близок локоть, да не укусишь" очень точно отражала ситуацию.
О чём думали Еэн и Мусса, здесь не знали, учитывая относительную слабость их армии, по сравнению с армией оджака, вероятно, радовались возможности собрать силы. Исламу и его помощникам приходилось сомневаться. Стоять ли здесь, надеясь, что рано или поздно верфям Трапезунда и Синопа удастся произвести достаточное количество переправочных средств. Или оставить для проформы малый заслон и двинуться на стремительно увеличивавшуюся восточную армию, провозгласившую султанами Ахмеда Халебского и его сына от сестры султана Мурада, Моххамеда.
— Что докладывают из Трапезунда и Синопа?
— Ничего нового и обнадёживающего, о великий султан. Даже если будут работать с величайшим усердием, к осени сделать достаточное для переправы количество судов не успеют. И там тоже не хватает денег.
— Разве есть какое-то место, где их хватает? Так, может, и не будем сейчас с этим спешить? В Армении Ахмед армию собирает, ты сам говорил, она больше и румелийской, и нашей.
— Больше — не значит сильнее, падишах.
— Если соберёт очень большую, то нас и ярость воинов оджака может не спасти. Задавят толпой, затопчут. Думаю, и они сейчас деньги собирают?
— Точно не скажу… но куда ж без денег?
— Да… серебро всем нужно. Бейтюльмаджи, а насколько у нас плохо с деньгами?
— Совсем плохо, о светоч нашей жизни. В поход мы выступили с немалой казной, султан Мурад собрал с райя особый военный налог. Но время идёт, войско ест и пьёт, скотину тоже без кормов не оставишь, от той казны меньше трети осталось. Султан рассчитывал на прибытие денег из Сирии и Египта, но, боюсь, арабы нам, пока всех лжесултанов не поубиваем, ничего не заплатят.
— И Мустафе? Слышал, что его и наши янычары весьма уважают.
— Оджак при нём очень хорошо жил — службой не перетруждали, за грабежи в Стамбуле не спрашивали… только для халифата это могло плохо кончиться! — за казначея ответил великий визирь.
— Так?.. — проявил настойчивость султан.
— И ему.
— А потом?
— Он умрёт от горя из-за сгинувших в междоусобице воинов Аллаха. Не сразу после того, как попадёт в наши руки, а через два-три месяца. Есть медленные яды, а покушать последний Осман очень любит.
— Хорошо. Я неодобрительно отношусь к убийствам царственных особ, особенно после того, как сам стал халифом.
Присутствующие вежливо заулыбались шутке султана. В его шатре, ранее принадлежавшем Мураду IV, могло бы разместиться и заметно больше людей, но сейчас здесь оставались только те, кто реально определял линию поведения армии. Нетрудно было заметить, что при соблюдении внешней почтительности слово султана здесь не является решающим, и халиф об этом прекрасно знает. Да и великий визирь вынужден прислушиваться к словам своих соратников очень внимательно. Довольно скудное освещение светильников хорошо подходило к атмосфере заговора, в шатре доминировавшей. Ясно было, что после победы часть из присутствующих сцепится в смертельной схватке за власть уже между собой, однако сначала эту самую власть необходимо было добыть. Разбить конкурентов.
— Значит, решено, идём на восток? — прервал небольшую паузу султан.
— Да! — твёрдо ответил на вопрос повелителя великий визирь Зуграджи-паша.
— Да! — поддержал его новый сердар, Силахдар-паша.
— Да! Согласен! Немедля! — вслед за лидерами высказались и остальные члены дивана.
— Бейтюльмаджи, хватит ли нам денег на поход, хотя бы… до Эрзерума?
— Боюсь, нет, падишах. На оставшиеся средства нам и до Анкары не дойти. А перед боем стоило бы поощрить воинов. Малыми деньгами здесь не обойтись.
— Есть у кого мысль, как нам пополнить казну?
В шатре возникла недолгая, но очень неприятная пауза. Здесь собрались воины, "люди пера", как называли в халифате гражданских чиновников, ещё не успели завоевать значительного влияния при новом султане.
— Ко мне подходили вчера… — бейтюльмаджи тщательно подбирал слова, — несколько евреев-ростовщиков…
— Из Истамбула? — встрепенулся Зуграджи-паша.
— А?.. Не знаю, может, и из столицы, я не спрашивал.
— Напрасно. Они могли бы много чего рассказать о состоянии дел у наших врагов.
— Особенно если поднести огонька к пяткам! — отозвался кто-то из второго ряда.
— Нам эти сведения важнее, чем деньги, которые мы собираемся просить у них? — ядовито поинтересовался Гирей. Взгляд на отозвавшегося он бросил совсем не дружественный. После чего обратился к бейтюльмаджи. — Я так понимаю, эти ростовщики пришли к тебе с предложением?
— Да, падишах. Они сказали, что готовы выкупить за полцены особый налог на вилайеты Западной и Центральной Анатолии.
— То есть земель, нами на данный момент контролируемых. А Восточной и Румелии?
— Нет. Я спрашивал.
— Чем же он обосновывают такой отказ? Неужели сказали, что не верят в нашу победу?
— О нет, что вы, халиф! Разве кто посмеет так сказать, даже если в его дурную башку такая глупая мысль залетит? Они сказали, что почти разорены набегом казаков на город. Многие дома и семьи потеряли.
— После чего выкупили у Еэна военный налог на Румелию, а нам предлагают деньги за две трети Анатолии. Сколько же денег у них до разорения было? Хотел бы я быть таким бедным, как они сейчас.
— Вы, султан, будете самым богатым человеком мира, дайте только срок.
— Да услышит тебя Аллах! Что думает диван? Будем брать деньги?
— Чего тут думать? Брать надо! — не побоялся высказаться первым сердар.
— Действительно, без денег у нас скоро столько бед вылезет… надо брать. Только не слишком ли для них жирно будет, половина? Всегда раньше выплачивали полную стоимость, а уж потом сдирали с райя вдвое больше. Половина — это слишком мало. Надо требовать не менее трёх четвертей и соглашаться на две трети.
— Пока султан Ислам Гирей не сядет твёрдо на трон в Истамбуле, не займёт Сераль, никто нам полной доли вперёд не даст! — назвав самого себя как бы со стороны, высказался халиф.
Остальные согласились брать у ростовщиков деньги в счёт особого военного налога, обязав только бейтюльмаджи выторговать больший процент от него. Интересоваться экономической стороной вопроса, смогут ли нищие крестьяне и затюканные иноверцы выплатить такую подать, никто и не подумал. Кому какое дело до райя?
***
Всего на день раньше подобное совещание было и в Восточной армии. Разве что не в шатре, а в большом зале одного из дворцов Эрзерума. И там пришли к выводу, что ни о какой победе и мечтать нельзя, если срочно не раздобыть деньги. После долгого обсуждения и в Армении решили, что кроме как у ростовщиков, за несобранные налоги, их взять быстро негде. Естественно, и к важным людям из окружения нового падишаха Ахмеда Халебского подкатывались ростовщики с деловым предложением. Разве что были они не евреями, а армянами. В связи с резким порицанием такого промысла в Коране в халифате это совсем не уважаемое дело контролировали иноверцы. Армяне также отказались от соблазнительного права собирать налоги в провинциях, Ахмедом не контролируемых, ссылаясь на разорение от набегов персидской конницы. Но содрать деньги с запада Грузии, востока Анатолии и Сирии они были готовы. На чём стороны полюбовно и договорились. Мнение и без того находившихся на грани голодной смерти крестьян никого и там не заинтересовало.
Прелюдия
Уход коронного гетмана из армии в частную жизнь мало кого встревожил в Польше. Ведь вместо Конецпольского её возглавил Николай Потоцкий, много лет прослуживший его заместителем и получивший кличку Медвежья лапа. Потоцкий был опытным и храбрым воякой, но как полководец был куда как менее талантлив. Самостоятельных побед, кроме как над восставшими крестьянами, он не одерживал, находясь всё время в тени своего командира, и правда выдающегося военачальника. Теперь Медвежьей лапе надо было доказывать свою способность заменить предшественника. Тем более товарищи в войске и русская шляхта его приняли очень хорошо. Несравненно лучше, чем нового польного гетмана, Мартина Калиновского, назначенного благодаря удачной интриге при дворе.
