Юлия Остапенко - Новелла по мотивам серии «Тираны». Храм на костях
С другой стороны, так даже проще. Они здесь одни, а Танзини, по изначальному замыслу Родриго, и не должен был пережить их встречи.
— У тебя ещё есть возможность удовлетворить моё святейшество, монах, — недобро улыбнувшись, сказал Родриго. — Дай мне предмет, который ты носишь на шее.
— Крест? — деланно удивился Танзини. — Но зачем он вашему святейшеству? Это простой нательный крест, он сделан из дерева...
— Нет, не этот предмет, другой. Сделанный из серебра. Впрочем, это не совсем серебро, но мы ведь понимаем друг друга?
Вот теперь монаху стало страшно по-настоящему. Кровь отхлынула не только от его губ, но и от всего лица, сделав его ещё худее и измождённее. Монах вцепился в фигурку поверх рясы, судорожно стискивая её ладонью.
— Мичелотто, — тихо сказал Родриго.
Душитель вновь извлёк на свет божий гарроту, с извиняющимся, почти нерешительным видом шагнул к монаху. Тот отпрянул, ударился спиной об аналой, сбив на пол книгу в чёрном кожаном переплёте. Книга скользнула по полу вперёд, мимо трупа, развернувшись обложкой к Родриго. Надпись на книге гласила: «De domines artefactorum et Regnum Dei».
«О владельцах артефактов и Царствии Божьем».
— Стой.
Мичелотто замер. Родриго наклонился, носком сапога отбросил руку трупа, задевшую обложку. Поднял книгу. Она была собрана вручную, сшита из множества листов, покрытых рукописными заметками, часть из которых была перечёркнута и вымарана. Походило на черновое письмо, и Родриго показалось, что он узнаёт руку. С той поры, как он стал папой, некоторое время он уделил роскошной библиотеке Ватикана и хранящимся в ней уникальным свиткам. Часть из них он перечитал много раз. Поэтому он узнал руку, писавшую этот текст.
Это была рука Блаженного Августина.
Родриго вытянул трактат в сторону Танзини. Жест вышел обвиняющим.
— Что это такое?
— Это... — пробормотал тот. — Ничего особенного. Просто мои заметки. Некоторые наблюдения о...
— Лжёшь. Или дух Блаженного Августина вселился в тебя и водил твоей рукой? Откуда у тебя эта книга?
Танзини вскинул на папу злобный взгляд. Таким враждебным он не выглядел, даже когда Мичелотто двинулся к нему с гарротой.
— Да! — бросил он. — Это рука Августина. Его работа. Его труд, который сгинул бы в огне инквизиции, если б на то была воля вашего святейшества. Что ж, теперь вы им завладели. Давайте, швырните его в огонь. И меня с ним заодно. И заодно с этим!
В голосе монаха прорвались нотки истеричности, и он в припадке бешенства рванул горловину рясы, да с такой силой, что она треснула, обнажая впалую волосатую грудь, на которой рядом с крестом болталась вожделенная фигурка.
Изображавшая птицу. Снова птицу. Но не ласточку на этот раз, а воробья.
Не двигаясь с места, ни слова не говоря, Родриго расстегнул камзол, расшнуровал воротник сорочки и показал Доминико Танзини своего паука.
Танзини разинул рот, как выброшенная на берег рыба, да так и остался стоять.
Мичелотто тем временем, пользуясь образовавшейся паузой, потихоньку отволок многострадального висельника к выходу. И вправду, пора было уже предать беднягу земле, он это заслужил. А Родриго был не прочь остаться с Танзини наедине. Похоже, им многое предстояло обсудить.
Брат Доминико первым нарушил молчание.
— Вы тоже... — начал он, словно не в силах поверить. — Папа Римский...
— Именно поэтому я папа римский, — без улыбки сказал Родриго. — И я бы не сказал, что прыгнул чересчур высоко, глядя на тебя, который метит ни много, ни мало — в Господа Иисуса.
— Я не мечу! — воскликнул монах. — Бог свидетель, во мне нет никакой гордыни.
— Снова лжёшь. Гордыня есть в каждом, кто облечен властью. А ты себе присвоил больше, чем власть земную — ты овладел смертью. Дьявол не дышит тебе в лицо по ночам, а, брат Доминико?
— А вам? — огрызнулся тот.
Они смотрели друг на друга всё так же враждебно. Родриго испытывал смешенные чувства. С одной стороны, казалось, что единственное, как он должен поступить сейчас — убить этого дерзкого монаха, забрать его фигурку и книги. Но с другой стороны, это всегда успеется. Возможно, монах знает намного больше, чем Родриго опасался. И что-то из этого может быть полезным.
Родриго медленно обвёл рукой разбросанные по часовне книги и свитки.
— Всё это, — сказал он, — зачем? Что ты здесь изучаешь? Предметы?
— Артефакты. — Неохотно ответил монах. — Августин называл их так.
— Как к тебе попала эта книга? И фигурка?
— Я же не спрашиваю, как к вам попала ваша.
Родриго вздохнул. Монах оказался не только дерзок, но и упрям. Впрочем, он прав. Не важно — как. Важно — что с этим теперь делать.
— Неизвестный труд Блаженного Августина. Почему ты не явился с ним в Ватикан? Тебя бы осыпали почестями за такую находку.
— Почестями, как же. Плетьми бы меня осыпали. За ересь. Мне недвусмысленно дали это понять.
— Кто?
— Один аббат, которому я по глупости решил довериться. Он прочёл трактат Августина и пришёл в ужас. Попытался отнять его у меня. Сказал, что эта книга подрывает авторитет Августина, подрывает сами устои церкви. Что это мерзость, мракобесие, идолопоклонство. И самое скверное, — добавил Танзини, помолчав, — что он совершенно прав.
Родриго бросил на книгу, которую всё ещё держал в руке, любопытный взгляд. Если в ней действительно описана сущность артефактов, их происхождение, влияние на окружающий мир — то да, это куда ближе к оккультизму, чем к схоластике. Это, бесспорно, ересь. И как римский папа он был обязан искоренить её в самом зародыше. Задушить. Уничтожить, чтобы ни одна живая душа не узнала.
Возможно, так он и поступит. Позже.
— Но ты не послушал аббата. Так? Ты сбежал вместе с этой книгой и своим артефактом. Каков его дар? Оживлять мёртвых?
— Скорее возвращать души. Ненадолго.
— И ты превратил этот великий дар в фарс...
— Нет! — вскинулся Танзини: казалось, само это предположение задело его до глубины души — Нет. Напротив. Я решил сделать изучение этого удивительного явления делом всей моей жизни. Те люди, что привозят мне мертвецов, оставляют щедрые пожертвования. На эти средства я раздобыл некоторые другие книги, вот. — Он торопливо развернулся к аналою, выставляя на обозрение папы целую груду бумаг. — И, конечно, взятки. Меня уже трижды пытались задержать, один раз — убить... не считая сегодняшнего, — закончил Танзини вполголоса.
Родриго неприятно улыбнулся.
— О, это всего лишь мой друг дон Мичелотто. Ты, наверное, слышал о нём. Он мирный человек и не причинит тебе зла, если только ты не будешь мне врагом. Ты ведь мне не враг, брат Доминико?
Танзини как будто поколебался. Потом принял решение.
— Разве может монах быть врагом наместнику Святого Петра? — изрёк он.
— Очень дипломатичный ответ, — кивнул Родриго. — Хотя, думаю, ты понимаешь, что здесь и сейчас не имеет никакого значения, что я папа, а ты простой монах. Значение имеет только то, что...
— У вас паук, а у меня воробей, — закончил Танзини. — А у вашего сына Чезаре, как я могу судить, бык. Это ведь источник его чудовищной силы?
Родриго задумался. Нет, наверное, стоит укоротить язык этого монаха прямо сейчас. Чего ждать? Всё необходимое Родриго наверняка узнает из его книг и записей. Он уже приготовился кликнуть Мичелотто, когда монах добавил:
— И какой-то предмет наверняка есть у Лукреции. Вероятно, ласточка, или, может быть, таракан.
— Таракан? — переспросил Родриго. У него заныло под ложечкой.
— О да, он тоже определённым образом дарует невосприимчивость к некоторым веществам, хотя есть и отличия от ласточки. Я не уверен, какие именно. У Августина они не описаны...
— Так есть ещё артефакты? И много?
Танзини посмотрел на него исподлобья. Потом вдруг засуетился, завозился в своих бумагах, нервно перебирая их и пачкая чернилами. Родриго только сейчас понял, что краска на его пальцах была свежей — он писал что-то непосредственно перед их появлением.
Найдя, наконец то, что искал, Танзини протянул папе свиток. Родриго вопросительно поднял брови, потом уронил взгляд на пергамент — и остолбенел.
Это был список, вероятно, чистовой вариант, поскольку в нём не содержалось помарок и пометок. Длинный, сорок или даже пятьдесят позиций. Слева было начертано название какого-либо животного — бык, медведь, ворон, скорпион, богомол, саламандра, — по центру несколькими словами описывались их особенности, а справа... Справа были имена. Не везде, только возле отдельных предметов. Родриго скользнул по ним взглядом, ловя себя на мысли, что даже не все их может прочесть — некоторые явно было иностранного происхождения. Но потом его взгляд выхватил имя, которое он узнал бы всегда и везде. Кот — дар предвидения будущего — Колонна.
Клан Колонна. Его смертельные враги. И у кого-то из них есть предмет.
Родриго Борджиа, папа римский, разверз уста и исторг такое громогласное и богохульное ругательство, что, казалось, стены старой часовни содрогнулись от подобного святотатства. Танзини пугливо перекрестился, глядя на Родриго с ужасом. Похоже, он лишь теперь сполна начал сознавать, кем был человек, сидящий на престоле Ватикана. О нет, он не был так плох, как о нём говорили. Он был гораздо хуже.
