Степан Кулик - Дилижансом, дирижаблем
И только сейчас обратил внимание, что остановил его не урядник и даже не десятник, а всего лишь низший полицейский чин. Чего никак не могло быть, если бы проводилось задержание.
А полицейский тем временем обошел паромобиль со стороны водительского сидения и вежливо взял под козырек.
– Доброй ночи, сударь. Куда изволите вояжировать?
– А в чем, собственно дело, любезный? Какова причина остановки?
Видимо в голосе и манере общения Родиона прозвучало что-то знакомое для полицейского, потому что он тут же подобрался и отчеканил:
– Виноват, вашбродь. Дорожное покрытие там… это… размыло. Гроза, вчерась, пронеслась. Не гроза, а чистое светопреставление. Прости Господи, – патрульный размашисто перекрестился. Вот я это… и поставлен… чтобы предупреждать и объездные пути указывать.
– Знак, что ли, выставить нельзя было? – проворчал Родион, чувствуя, как нервное перевозбуждение отзывается дрожью в пальцах.
– А как же, – с готовностью подтвердил полицейский. – Всенепременно выставили. Как положено. Дык, кто у нас, ваше благородие, ночью, на знаки смотрит-то? Вот вы, к примеру, небось, тоже не заметили…
Крыть было нечем. Ибо, таки не то, что не заметил – в упор не видел.
– Спасибо, братец… – Родион протянул полицейскому купюру. Одну из тех, которые он все же успел прихватить, прежде чем опрокинуть стол. – Благодарю за службу.
– Премного благодарен, ваше высокоблагородие… – ассигнация вместо привычной монетки моментально подняла ранг водителя в глазах постового. – Если позволите… совет.
– Говори, братец. Как знать, может, ты мне только что жизнь спас.
– Вы на большак не торопитесь. Там тоже ремонтные работы идут. И до обеда, вряд ли управятся. Зачем вам на обочине жариться? Туточки, версты через две… по левую сторону грейдер будет. Вы по нему езжайте. Дорога хоть грунтовая, но хорошая… Впрочем, – прибавил уважительно. – Для «Вольги» бездорожья нет. У-у, зверюга… Аккурат к морю и выедете. Освежитесь, вздремнете пару часиков… А то я вижу, вы весь бледный, аки… – и осознав, что проявляет бестактность, быстро поправился. – Видать, издалека, путь держите?
– Это ты, братец, верно подметил… – отрекаться от столичного происхождения смысла не было. Патрульный не мог не видеть номерных знаков. А все прочее, фигура речи. – Спасибо за совет. Непременно воспользуюсь.
– Счастливого пути, ваше высокоблагородие… – полицейский посторонился и приложил руку к фуражке.
Провожая взглядом удаляющиеся задние огни паромобиля, Сильвестр Петрович любовно оглаживал пальцами купюру и думал о том, что не врал сват, когда рассказывал, что в столице дворяне прислуге на чай меньше двугривенного не дают, а то и вовсе полтинник. Не то, что здешние скопидомы, готовые удавиться за пятиалтынную монетку.
* * *Солнце еще только взошло, но уже дышало сухим жаром. Словно не по небу скользило, а с немалым трудом взбиралось наверх по обрывистой круче буерака. И степь, встретив ранний рассвет радостным перезвоном жаворонков, опять притаилась и умолкла, в предчувствии надвигающегося зноя…
Тишина, словно уши ватой забитые. Только редкое почмыхивание двигателя, стравливающего избыток пара, шуршание шин и легкий шумок от лопастей вентилятора.
Создатели «Вольги» намеренно отказались от установки независимого контроля за температурным режимом в салоне, считая, что их паромобиль, хоть и престижного класса, но – все-таки внедорожник. А суровым господам, выбирающим именно эту марку самоходных карет, не пристало нежить седалище на сидении с подогревом или охлаждением.
Вот уж, воистину, суровым… Родион который раз бросил взгляд в зеркало заднего вида и нервически хохотнул.
– Эх, учили папенька ума-разума, да видать не доучили. Мало каши всыпали. А надо было прибавить. Чтобы на всю жизнь сукин кот запомнил… И чтобы всем своим потомкам до третьего колена заказывал в карты играть. Вот, кой черт дернул меня связаться с этим прохвостом, Шлыковым? И что теперь делать?
Вопрос прозвучал, а с ответом никто не торопился. Ибо некому было давать советы…
– Вот, вот… – продолжил шпынять себя Родион. – Хватило ума вляпаться в дерьмо, сумей и очиститься.
Кто знает, сколько еще нелицеприятных высказываний в собственный адрес произнес бы он в припадке праведного самобичевания, если бы пейзаж в лобовом стекле не изменился.
Сперва, Родион даже не обратил внимания на это. Просто казалось, что это небосвод отвоевал себе у степи полоску чуть ниже горизонта. Но «Вольга» не стоял на месте, и с каждой покоренной верстой, полоса становилась шире, – и уже было заметно, что она гораздо темнее небесной лазури.
Море! Объездная дорога, указанная полицейским из дорожного надзора, действительно вывела его к морю. А разве может быть что-то милее сердцу человека, всю свою жизнь засыпающего под шум прибоя и с ним же встречающего новый день? И пусть это другое море, но оно тоже соленое, и над его волнами так же жалобно кричат чайки.
Остановив паромобиль, затянув ручник и перекрыв до минимума подачу воздуха в камеру сгорания, Родион выскочил наружу и со всех ног бросился к воде…
Тут его ожидало небольшое разочарование. Море плескалось буквально на расстоянии протянутой руки… Но, десятью метрами ниже. Под кручей. А сверху открывался вид на весьма негостеприимные утесы, образовавшиеся после обвала и оползня…
Впрочем, берег казался неприступным только на первый взгляд. На самом деле был достаточно пологим и – если не торопиться и глядеть под ноги – вполне реально спуститься к воде без происшествий. Используя вместо ступенек множественные промоины и надолбы. Что бывший поручик тут же весьма ловко и проделал.
Неожиданно, внизу, обнаружился небольшой грот, невидимый сверху, а перед ним среди россыпи гальки и камней – клочок хорошего, песчаного пляжа. Родион разделся, аккуратно положил одежду на большой, гладкий валун внутри грота и пошел к воде…
Да, это тоже было море. Его запах не спутать ни с одним пресным водоемом, каким бы огромным тот не был. Но и разница ощущалась.
Уроженцу Санкт-петербургской губернии седая Балтика напоминала большого, свирепого пса. Считающегося с желаниями хозяина, но никогда не дающего человеку расслабиться. Хочешь повелевать, сумей в любой момент подтвердить свое главенство. Тогда как Черное море, скорее всего, походило на тигренка. Ласково мурлычущего на твоих коленях, обдающего теплым дыханием и всегда готового поиграть, отодвинуть хоть на время печали и заботы… Но и не забывающего, время от времени напоминать о своей звериной сущности.
– О-го-го! Море! Здравствуй! – завопил Родион и плюхнулся в воду. Теплую, как нагретая няней купель.
Он долго плавал, нырял, доставая со дна мидии. Пытался поймать краба, но те в своей стихии были расторопнее человека. Потом лег на спину и лежал, раскинув руки, наслаждаясь размеренным плеском волн и навеваемым им покоем. И только когда почувствовал, что вполне способен уснуть, нехотя выбрался на берег. Не вставая, на четвереньках преодолел полосу прибоя и ничком рухнул в нагретый песок.
«Боже, как хорошо! Ну, почему люди всегда сами усложняют себе жизнь?… Зачем нужна вся эта кутерьма? Бесконечная погоня за славой, чинами, деньгами? Ведь мир так просто и славно устроен Господом. Только живи и наслаждайся…»
Его мысли прервало урчание в животе, некстати напомнившее, что человек – существо плотское и, увы, требующее не только покоя, но и пищи. Которую, в отличие от времен первобытных, приходиться покупать. А вслед за этим мысли свернули на деньги и то, что случилось намедни.
«М-да… Нехорошо получилось… – Родион хмыкнул и саркастически продолжил размышлять. – Себя-то, зачем обманывать? Нехорошо… Ужасно! Позор! Катастрофа… Даже если пожар не случился, такой кавардак замять по-тихому невозможно. Полиция в любом случае наведается и начнет расспрашивать. А при таком количестве фигурантов, кто-нибудь хоть словечком, да обмолвится о том, что случилось на самом деле. Дальнейшее зависит от урядника. Но рассчитывать на то, что он не проявит заинтересованность, глупо. Как раз за раскрытие странных случаев им и выплачивают премии в Третьей канцелярии».
Родион вздохнул и перевернулся на спину. Обгореть на южном солнце дело не хитрое. А ему только этого для полноты счастья и не хватало.
«В общем, как ни крути, а мое участие будет обнаружено вне всякого сомнения. А там и обвинение в шулерстве всплывет. Бездоказательное, но когда это хоть кого-то волновало? Слухи плодятся мгновенно. И тем быстрее, чем ты усерднее пытаешься их опровергать. Заработать такое клеймо раз плюнуть. Отмыться – почти невозможно. Собственно, на этом и строился расчет незадачливых шантажистов. Что человек из общества скорее откупится, чем рискнет репутацией. И, будь у Родиона свои деньги, он, безусловно, так бы и поступил. Но повесить на себя еще и растрату – увольте. Перебор…».
