Дим Димыч - Одно задание... (Из воспоминаний о былом...)
Никакого наказания данные доблестные чины полиции от закона не понесли, ну не считать же за наказание лишение премии и разговор у дознавателей из собственной безопасности, что так делать «низзя», а-я-я-й, это не хорошо и вообще: приработали где на стороне — поделитесь, поэтому данную проблему решали уже другие люди, в общем, из уродов и их непосредственных начальников, дознавателей и покрывающих всё это безобразие кто то уехал в петушиный угол на обычной, а не «красной [15]» зоне, кто то отправился в мир иной моля смерть прийти за ними побыстрее, и кому повезло, а кому нет я не берусь судить. Кипишь и гул в некоторых высоких кругах стоял большой. А мы что — да ничего, служба своих не бросает и если надо отомстит с прицепом. Чтобы неповадно было на службу наезжать.
Так вот, подразделение каждый куратор набирает сам и «под себя», под своё задание, он является старшим своего подразделения, знает всех членов, проводит с ними спецзанятия, помогает, через связь с другими подразделениями и руководством, с решением разнообразных задач и ситуаций возникающих у членов группы и т. д. и т. п.. Так же он создаёт резерв подразделения из кандидатов и действующего резерва организации, выполняет ещё миллион и маленькую тележку дел. Причём, куратор несёт персональную ответственность, вплоть до пули в затылок или в лоб, за каждого члена подразделения и имеет все права на жизнь и на смерть, как и «первый после бога», кроме него при выполнении задания командиров нет, и даже президент, будь он про нас узнает, при выполнении подразделением или его частью задания не может отдать никаких приказов или распоряжений, даже посоветовать не имеет права, впрочем он и так не имеет права отдавать нам какие-либо приказы и распоряжения, нет нас, ведь сказано — нету, галлюцинация мы чья то алкогольная, он только получает информацию, да и то, я думаю, в неполном объёме и только по большой необходимости, всё решает и за всё отвечает только один куратор. Он, для членов группы и папа, и мама, и дедушка с бабушкой, а когда надо и любимая с тещей в придачу, с трибуналом и наградной комиссией.
По получению приказа подразделение было собрано на конспиративной базе, выслушало приказ, получило всю имеющуюся на данный момент в наличии информацию, и стало её осваивать. Старшие групп получили и обговорили возможность связи между собой, «пароли, отзывы, адреса и явки». По усвоению полученной информации провели «мозговой шутурм», наметили, что необходимо иметь для выполнения задания, какие действия в той или иной ситуации будут предпочтительней и правильней и ещё сотни и тысячи мелочей всплывающих в самый последний момент. Сдали зачёт по необходимым предметам и вопросам. Так как наше подразделение готовилось именно под такое задание, (вниманию вдумчивого читателя — есть множество других подразделений и групп заточенных под другие, в том числе и силовые, задания), внедрение в чужую и абсолютно чуждую среду, то всё было разработано и обсуждено заранее и неоднократно. Коррективы вносились только в способы и возможности проникновения в медцентр или клинику с последующей легализацией. За основу был принят вариант с прохождением медосмотра, т. к. большая часть так же получила извещение об одобрении гринкарты, а не получившие данного извещения должны были, ссылаясь на различные обстоятельства, попробовать записаться на обследование в этом центре.
Кое какую информацию по стратегической задаче мы имели, но именно, что кое какую, делать выводы на основании этих данных не получалось, слишком их мало, слишком они расплывчаты, слишком много переменных которые надо было учитывать... В общем — À la guerre comme à la guerre (фр., на войне как на войне), ты разведка, ты воюй, и вообще — сходи сам не знаю куда, найди сам не знаю что, но информацию будь «добёр-бобёр» принести в клювике и что бы информация была, и полной, и достоверной, и своевременной, и ещё тысячу разных и.
Здесь нас, несомненно, прикроют и будут опекать, ненавязчиво, но очень плотно, пока мы не сделаем шаг за грань, а вот там всё уже зависит от нас всех вместе и каждого в отдельности, но информацию добыть мы обязаны любой ценой, даже ценою жизни.
Внедрение прошло на удивление гладко, все мои РДГ (РДГ [16] состоит из 3, максимум 5 человек, но 5 уже считается перебором) остались на «обследовании и лечении» в медцентре, при передаче карточек с деньгами, контрактов, не подписанных само собой и договоров о намерениях «родственникам» был дан условный сигнал, что мы «попали в цвет» и это те кто нам нужен по нашей «основной специальности». Осталось только ждать.
В нашей работе это самое трудное — ждать, ждать и догонять, ждать находясь в постоянном напряжении годами и десятилетиями, ждать одного единственного мгновения ради которого всё это делается. Быть рядом и не иметь права прийти на помощь товарищу с которым делил комнату в общежитии, с которым спал голова к голове в казарме, к своему лучшему другу. Быть рядом с врагом, улыбаться ему и ждать, ждать «когда оно придёт, твоё мгновение»...
Так как я был временным куратором то руководство решило меня в данной операции не задействовать, а группам была предложена самостоятельная работа с координацией усилий между ними при необходимости.
Честно, было обидно, даже очень, молодые ребята и девчонки шли в неизвестность без малейших шансов когда либо вернуться или подать весточку, без связи, без поддержки, безо всего, а я, старый, должен был остаться, обидно. Обидно, меня ведь к этому готовила империя на пике своего могущества, у меня боевой опыт нескольких войн начиная с до афгана, и меня «мордой да об селёдку», стары вы мол батенька, а ну как сердечко не выдержит или ещё что, и что тогда, операцию прикажите сворачивать, учите лучше молодёжь...
Но, человек предполагает, начальство располагает, а бог всё делает как посчитает нужным. В самый последний момент от нескольких источников пришла новая информация которая меняла если и не весь расклад, то часть его точно. Её необходимо было довести не только до моих групп, но и до других, из тех кто смог пройти.
Сутки мне дали на утрясание личных дел и заучивание информации. С личными делами управился быстро, тем более при поддержке наших, и госструктуры припахали, а как вы думали. С дочкой и внучками, а как же — четырежды дед, попрощался, сказав что еду на заработки в Африку, в сахару значит, самую пустынную, а там мол, «нофелетов» нет и интернет не работает. А с мамой, маме сказал всю правду, она у меня стойкий оловянный солдатик, с семнадцати лет в структуре, имеет и ранения, и награды, и туеву хучу выполненных заданий...
Служба отвечающая за безопасность Руси, её народа существовала ещё до первого Пети, Вани Грозного с его родом, и даже до Володи киевского, и мои пращуры всегда были на переднем рубеже, острие борьбы за Русь и её народ. Нет ни в каких тайных канцеляриях, «пытошных» приказах и прочем подобном они никогда не служили, честь пытать и подличать не позволяла. Ещё до Володи киевского и значительно раньше предки всё таки владетельными князьями были.
Что ж, вот и моё время пришло. Что гады — не ждали, а мы вот они, пришли, наследим, посуду всю побьём и, если желание будет, уйдем, а понравиться, так и останемся...
Ну здравствуй — медцентр, на входе секретарша и два охранника, назвав номер гринкарты и предъявив свои документы попадаю на собеседование. Общий разговор с доктором и симпатичной блондинкой, задача последней состояла скорее не столько в поддержании беседы, сколько в отвлечении и попытке переключения внимания на неё, казалось бы не о чём занял с полчаса, ага, плавали, знаю, это называется пассивный метод допроса когда вроде бы за безвинным трепом стоит железная логика, а каждое слово, движение, даже тремуляция век фиксируются и беспристрастно оцениваются, но на каждую хитрую попу есть свой болт с винтом, будь искренним, говори о том, что тебе интересно, вот и весь простой рецепт. В конце, такого вот обычного/необычного «интервью», был задан вопрос, а желаю ли я переехать в страну «всех дураков» и готов ли для этого поработать в третьих странах на благо великой империи оплота демократии. Получив ответ, что да, готов, если, конечно, доктор не выявит со здоровьем чего нехорошего, а то ведь недаром посылают к ним на медкомиссию, предложили пройти в смотровую.
Пошли вместе с доктором, блондинка осталась в кабинете, зашли, ага смотровая, если это смотровая то кто я, Дед Мороз или ихний санта Коля, а может они меня за балерину Кшешинскую принимают.
Предложили лечь в «кресло космонавта», тахтой это произведение инженерного искусства не назовешь, слишком много аппаратуры напихано, да и по стенкам понаставлено, я такой и в медцентре подготовки ГРУ и КГБ не видел, и не надо мне говорить, что это америка, бывал я в медцентре подготовки ихней дельты и прочих интересных местах, нет у них такого, и в Хьюстоне тоже нет. Одели на голову, типа, мотоциклетный шлем, по виду примерно конца пятидесятых — шестидесятых, но проводов, толщина кабеля с мою руку, мягкие, сопротивления от них практически не чувствуется, попросили расслабится и не волноваться. Из под изголовья выплыла прозрачная крышка накрыв лежанку со мной, грешным. Поехала дуга изливая на меня синего цвета свет, туда — суда, туда — сюда, и так раз пять. Всё это действие заняло минут пятнадцать, не более. Предложили встать и присесть в кресло у стола. Почти сразу прибежала блондинка с пачкой бумаги и планшетом, глаза как у рака на стебельках, рот раззявлен, доктор — доктор кричит вы только гляньте и ещё что то не по русски, вроде бы я по миру поездил, речь всякую разную послушал, десятком языков владею как родным и ещё больше с рязанским прононсом, а этот и не слышал никогда, с какими то присвистами, порыкиваниями и поскуливаниями, ни одного знакомого созвучия, чувствуется — не наше это, какое то не такое, не земное. Ну доктор на неё и рявкнул на том же языке. И что мне думать? Откуда они, а?
