Майкл Салливан - Возвышение Нифрона
Амилия выбросила старую солому и принесла из конюшни несколько охапок свежей, затем снова отправилась к Ибису.
— Потом станет понаваристей, — сказал повар, — а то в эдакой спешке… Но все равно это придаст ей сил.
Амилия вернулась в комнатку, поставила горшок с дымящимся супом на пол и помогла императрице сесть. Сначала сама попробовала суп, дабы убедиться, что он не слишком горяч, потом поднесла ложку ко рту Модины. Большая часть стекла по подбородку императрицы, запачкав сорочку.
— Ой, это я виновата! Забыла прихватить салфетки, из-за которых так разгневалась вчерашняя дама. — Давая следующую ложку, — Амилия подставила ладонь и умудрилась поймать часть потекшего супа. — Ага! — обрадовалась она. — Ну вот, уже лучше. Вкусно, правда? — Она поднесла еще ложку, и на сей раз Модина проглотила почти все.
Под конец, когда горшочек опустел, большая часть супа была на полу или на сорочке Модины, но Амилия была уверена, что императрица хоть немного поела.
— Ну вот, стало полегче, правда? Ой, да я вас всю перепачкала! Давайте-ка приведем вас в порядок.
Амилия вымыла Модину и переодела в собственную чистую сорочку. Девушки были одинакового роста, но Модина едва не утонула в платье Амилии, пока та не подвязала его обрывком бечевки.
Сооружая из добытых одеял, подушек и простыней некое подобие постелей, Амилия без умолку болтала:
— Хотела принести нам матрасы, но они такие тяжелые. Да и зачем привлекать к себе внимание? На меня и без того уже все косятся. Думаю, это подойдет, да?
Модина все так же смотрела в никуда. Закончив приготовления, Амилия усадила девушку на свежую постель и при ярком мерцании нескольких свечек, разогнавших темноту по углам, принялась расчесывать ее волосы.
— А как становятся императрицами? — спросила она. — Говорят, вы одолели чудовище, убившее сотни рыцарей. Знаете, как-то вы не похожи на победительницу чудовищ, уж не обижайтесь. — Амилия помолчала, склонив голову. — Не хотите мне рассказать? Ладно. Предпочитаете держать свое прошлое в тайне… Я вас понимаю. Мы ведь едва знакомы… Ну ничего… А хотите, я расскажу о себе? Ну, родом я из Таринской долины. Знаете, где это? Нет, наверное. Маленькая деревенька между Аквестой и Колнорой. Горожане бывают там только проездом, по пути в более оживленные места. В Тарине почти ничего не происходит. Мой отец делает кареты, он в своем деле большой мастер. Но зарабатывает мало. — Замолчав, она посмотрела в лицо девушке, пытаясь понять, слышала ли та хоть слово из всего сказанного. — А ваш отец чем занимается? Кажется, у него было отличное хозяйство. Это правда?
Молчание.
— Отец мой мало зарабатывает. Мать говорит, это оттого, что он слишком хорош. Гордится своим ремеслом, делает все основательно, на совесть. Одну карету может целый год мастерить. Оттого и все трудности, платят-то ему, только когда заказ готов. Да еще приходится покупать материалы и все такое, вот денег нам и не хватает. Мать у меня прядильщица, брат — дровосек, трудятся не покладая рук, но все равно из долгов не вылезаем. Потому-то я и здесь, понимаете? Прядильщица из меня никудышная… зато я умею читать и писать!
Расчесав волосы с одной стороны, Амилия взялась за другую.
— Вижу, вас это удивляет. Правда, проку мне от моих знаний никакого. Но хоть на службу взяли, и на том спасибо. Ммм, что такое? Хотите знать, где я грамоте обучилась? Ах, как хорошо, что спросили. Девон научил. Монах. Он приехал в Таринскую долину несколько лет назад. — Голос ее понизился до заговорщического шепота. — Он мне очень нравился. Такой славный и умный, очень умный. Читал мне книжки и рассказывал о дальних странах и событиях минувших дней. Девон знал, что дружить нам долго не придется: либо мой папаша воспротивится, либо глава его ордена, — вот и научил меня грамоте, чтобы мы могли писать друг другу письма. Все так и случилось. Когда отец узнал о нашей дружбе, сразу заявил: «С монахом у тебя нет никакого будущего». Девона куда-то сослали, и я долго по нему плакала.
Амилия замолчала, сосредоточив все свое внимание на особенно запутанной пряди. Пальцы ее скользили по волосам императрицы очень нежно. Если девушке и было больно, она этого не показывала.
— Надо же, какой колтун, — сказала Амилия. — Я было подумала, уж не прячется ли там воробей. В общем, — продолжала она, — когда отец узнал, что я умею писать и читать, он от гордости чуть не лопнул. Только и делал, что день и ночь хвастался у себя в мастерской. А один из его заказчиков, господин Дженкинс Талберт, пришел в такой восторг, что пообещал замолвить за меня словечко здесь, в Аквесте. Все так радовались, когда меня взяли на службу во дворец… Трудно было признаться своей семье, что я всего-то посудомойка, да и с тех пор дома я не бывала. А теперь меня уж как пить дать не отпустят. — Амилия вздохнула, но затем снова улыбнулась. — Ну и ладно, зато я теперь с вами.
В дверь тихо постучали, и вошел стражник. Окинув взглядом изменившуюся комнату, он одобрительно кивнул. Потом посмотрел на Амилию, и глаза его сделались печальными.
— Вы уж меня простите, но регент Сальдур распорядился проводить вас к нему.
Амилия оцепенела. Медленно положив расческу, она трясущимися руками закутала девушку в одеяло. Поцеловав Модину в щеку, встала и прошептала дрожащим голосом:
— Прощайте.
Глава 2
ГОНЕЦ
Он всегда боялся такой смерти — в одиночестве, на пустынной дороге, далеко от дома. Его со всех сторон окружал лес. Опытный глаз распознал что-то странное в куче лежавших на дороге стволов. Он отпустил повод, позволяя лошади низко опустить голову. Она уперлась, недовольно фыркая. Как и всадник, животное чувствовало приближающуюся опасность.
Он огляделся по сторонам, внимательно осматривая деревья, одетые в летнюю, темно-зеленую листву. Тишину раннего утра не нарушало ни малейшее движение. Ничто не выбивалось из благостной картины покоя… кроме деревьев, упавших поперек дороги. Было в них кое-что странное: уже издалека бросались в глаза свежие спилы на стволах. Баррикада…
Грабители?
Наверняка в лесу скрывается шайка разбойников. Только и ждут, чтобы он подъехал ближе. Лошадь под ним тяжело дышала. Он постарался унять охватившее его волнение. Это был кратчайший путь на север к реке Галевир, а время поджимало. Армия Бректона вот-вот должна вторгнуться в королевство Меленгар, и он обязан доставить депешу прежде, чем рыцарь поведет войско в атаку. Снаряжая его в путь, командир и оба регента ясно дали понять, сколь важно это задание. Они рассчитывали на него — она рассчитывала на него. В день коронации он, как и тысячи других, стоял, весь продрогший, на площади, надеясь хотя бы мельком увидеть императрицу Модину. К огромному разочарованию толпы, она так и не появилась. Много часов спустя было объявлено, что ее величество занята государственными делами Новой империи. Вчерашняя крестьянка, новая императрица не могла отвлекаться на глупости.
Всадник снял плащ и привязал его к седлу позади себя. Может, изображение золотой короны на его камзоле остановит грабителей?.. Наверняка им известно, что неподалеку расположилась имперская армия, а сэр Бректон не потерпит, чтобы посланного к нему гонца кто-либо задерживал. Разумеется, никто не побоится этого надутого болвана, графа Баллентайна, но даже безумный дважды подумает, прежде чем оскорбить его первого рыцаря. Прочие военачальники, возможно, и простили бы смерть гонца, но сэр Бректон воспримет это, как личное оскорбление. Задеть честь Бректона равносильно самоубийству.
Гонец решил не сдаваться до последнего.
Откинув волосы со лба, он снова сжал поводья и осторожно двинулся вперед. Приблизившись к наваленным на дороге деревьям, он заметил едва уловимое движение. Чуть дрогнули листья. Хрустнул сучок. Он был хорошим всадником — быстрым и ловким. Стоит только пришпорить свою породистую трехлетку — и никто его не догонит. Он напрягся и, слегка наклонившись вперед, приготовился перескочить через преграду, но его остановило появление имперских мундиров.
Двое вышедших из леса солдат смотрели на него с тупым, враждебным видом, каковым отличалось большинство пехотинцев. Их красные мундиры были украшены гербом полка сэра Бректона. Тот, что повыше, лениво жевал соломинку, а тот, что пониже, облизывал пальцы и вытирал их о мундир.
— Вы меня напугали, — сказал всадник, испытывая одновременно облегчение и раздражение. — Я уж было подумал, разбойники.
Тот, что пониже, усмехнулся. Он явно плохо следил за своим мундиром. Кожаные концы двух неряшливо расстегнутых ремней на его плече напоминали маленькие крылышки.
— Слыхал, Уилл? Он принял нас за грабителей! А мыслишка-то недурная, между прочим… Может, и впрямь не мешало бы прибрать парочку кошельков? Плата за проезд, так сказать. Хоть подзаработаем, а то торчим тут весь день. Бректон, конечно, шкуру с нас живьем спустит, если узнает…
