Евгений Сартинов - Последняя Империя
Через пять минут все было кончено. Сазонтьев пинком отворил дверь в кабинет президента. Вопреки ожиданиям, хозяин кабинета не казался ни испуганным, ни растерянным. Лицо его словно окаменело, и, дождавшись пока войдет последний из его нежданных посетителей, президент резко и твердо спросил:
— По какому праву вы устраиваете погром в Кремле?! Как Верховный Главнокомандующий я приказываю освободить помещение, солдатам сдать оружие и вернуться в казармы! Всем офицерам предлагаю самим следовать на гауптвахту, только это спасет вас от трибунала и немедленного расстрела!
В толпе солдат возникло замешательство, они начали переглядываться. Спас положение Сазонтьев. Положив на пол гранатомет, он выволок президента из кресла и с помощью Доронина отшвырнул к одной из стен. Лицо первого человека страны побагровело, он явно задыхался.
— Вы сошли с ума! Неужели вы думаете, что вам все это сойдет с рук?! Солдаты, арестуйте их!
На еще недавно уверенных лицах спецназовцев Сизов прочел явную растерянность. Президент по-прежнему обладал незаурядной внутренней силой. Тогда Владимир вышел вперед и обернулся лицом к толпе:
— Господа офицеры, считаю, что это должны сделать мы.
Их оказалось шестеро. Самый младший был лейтенантом, Сазонтьев — капитан, остальные четверо пребывали в звании майоров.
— В лицо не стрелять, — предупредил Сизов. — Целься, пли!
Пять автоматов изрыгнули продолговатое оглушительное пламя, и президент упал. В тишине раздался густой мат Сазонтьева. В его «Калашникове», позаимствованном у какого-то солдата, не оказалось патронов. Вставив другой рожок, капитан подошел вплотную и в упор дал очередь по уже мертвому телу президента. Некоторых этот жест Сибиряка покоробил, но Сизов понял друга. Тот как бы подписался под всем происшедшим и согласился разделить участь остальных участников расстрела до конца.
— Где у нас оператор? — обратился Сизов к молчаливой толпе.
— Я здесь, — отозвался невысокий чернявый парень в необмятом камуфляже и с явно гражданскими манерами.
— Снимай давай, Эйзенштейн! — пробасил Сазонтьев и отошел к рации, пристроенной на большом президентском столе. Он не знал, что Вадик Шустерман давно уже снимал все происходящее в комнате, незаметно, исподтишка, не поднимая камеру к плечу.
— Валера, как ты там? — закричал Сибиряк в микрофон. — Держись, мы уже закончили!
Тем временем Сизов подхватил под руку лейтенанта и тихо сказал:
— Белов, что хочешь делай, но эту кассету надо доставить в Останкино. Там найдешь майора Зимина с Фокиным, дальше они все организуют. Возьми с собой столько людей, сколько хочешь.
— Мне хватит десятка.
— Ладно, ни пуха тебе!
— Володька, Солома на проводе! — обрадованно вскрикнул Сазонтьев.
— Что у него там? — тревожно спросил Сизов.
— Все нормально, — четко донеслось из динамика. — Генштаб наш, обошлось без стрельбы.
— Как министр?
— Сидит в своем кабинете под арестом.
— Наше обращение передали?
— Да, крутят непрерывно. Шестой свое слово сдержал, Белый дом, МВД и ФСБ отключены.
"Молодец Елистов, — с некоторым удивлением подумал Сизов. — Все-таки он не болтун".
— Передай еще, что президент мертв. Это подстегнет многих.
— Хорошо, я пытаюсь уговорить Хаустова обратиться к войскам.
— И как?
— Он колеблется.
Начальник Генштаба Хаустов был самым благоразумным из верхушки военного руководства страны. Все знали, что он не хотел крымской войны, именно поэтому Соломин так много внимания уделил разговорам с генерал-полковником.
Спустя два часа в Мадриде президент США, госсекретарь Кэтрин Джонс и Гарри Линч по-прежнему сидели перед телевизором. Встреча с королем пошла псу под хвост, но никто из этой троицы даже не думал о последствиях несоблюдения протокола. На передвижном столике перед ними стояли бутылка виски, лед, содовая и кофейник с горячим кофе по-турецки.
— М-да, печально, — пробормотал Апдайк, в который уже раз разглядывая на экране изображение лежащего на полу мертвого русского коллеги. — Такой был солидный человек, и вот…
Вошедший в номер телохранитель передал Линчу листок бумаги. Пробежав его глазами, секретарь совбеза поморщился.
— Радиоперехват, они отказываются воевать с Украиной и предлагают им переговоры.
— А те что?
— Скорее всего согласятся. Война была нужна русскому президенту, а не украинскому.
— Больше всего эта война была нужна нам, — вмешалась в разговор госсекретарь, тучная женщина лет шестидесяти с оплывшим жабьим лицом. Налив себе в чашку кофе, она со вздохом заметила:
— Если бы мы столкнули лбами эти две страны, то через год Россию можно было списывать со счетов мировой истории. Такую войну она бы не вынесла, русские на коленях приползли бы к нам за подачками.
— Что нам теперь делать, вот в чем вопрос, — заметил Апдайк.
— Я надеюсь, что все-таки этот мятеж подавят, — сказала госсекретарь. — Как по-твоему, Гарри?
— Бесспорно, у них нет никаких шансов.
— А пока нам надо вернуться в Вашингтон, — подвел резюме президент.
— Но испанцы могут обидеться, — заметила Джонс. — К тому же я не думаю, что нам следует демонстрировать свою озабоченность этой заварушкой.
— Хорошо, остаемся, только работаем по минимуму. Встретимся с королем, премьер-министром, и хватит. Званый ужин и оперу придется отменить.
ЭПИЗОД 6
Для передового отряда разведки Кантемировской дивизии взорванный мост не оказался непреодолимым препятствием. Все пять БМП скатились с насыпи и по очереди с ревом врезались в воду. Бронемашины еще не достигли противоположного берега, когда к реке подошли основные силы кантемировцев.
— Навести понтонный мост. И смотри мне — быстро! — приказал начальнику инженерной службы дивизии полковник Глебов, командир элитной части.
Отойдя в сторону, он остановился над обрывом и закурил. Комдив нервничал. Все то, что сейчас происходило в столице, не укладывалось ни в какие рамки. Гвардейские подмосковные дивизии всегда считались последним оплотом любого правящего режима. Даже знаменитая «Дзержинка» не могла сейчас помочь президенту и правительству. Большая ее часть находилась на Кавказе, и только таманцы и кантемировцы, несмотря на отсутствие приказа, выступили из своих лагерей. Кроме возможного приказа были секретные инструкции, которые Глебов и выполнял. Волновало его другое. Надо было воевать против своих, а это всегда тяжело.
От штабной машины к нему подошел зам. по воспитательной работе полковник Синицын, которого в дивизии звали привычным словом "замполит".
— Ну что там? — спросил Глебов не оборачиваясь.
— Все то же. Непрерывно читают обращение Угарова.
— С Угаровым я воевал в восемьдесят шестом под Кандагаром. Тогда я был еще лейтенантом.
— А я в восемьдесят восьмом под Хостом.
— Генштаб молчит?
— Да. Либо его захватили…
— Либо он стоит за этим переворотом, — закончил мысль замполита полковник.
Глебов тяжело вздохнул, выкинул сигарету и тут же закурил новую.
— Ты чего психуешь? — спросил Синицын.
— Тебя ведь не было в столице в девяносто первом? А я прошел все это! До сих пор помню ощущение, что мы какие-то фашисты, оккупанты. Оттрахали нас тогда здорово. Да и за этих козлов наверху не очень хочется кровь проливать, то, что они творили последнее время, выходит за все рамки…
— Товарищ полковник, телевидение начало работать! — закричал высунувшийся из штабной машины дежурный лейтенант.
Через пять минут Глебов и еще несколько офицеров увидели на экране тело мертвого президента. Картинка сменилась, и появилось знакомое лицо генерала Угарова. С текстом его обращения все уже были прекрасно знакомы. Рации во всех танках и БМП были настроены только на эту волну.
— Жители России, я прошу вас сохранять спокойствие и нейтралитет. То, что сейчас происходит в стране, делается для вашего блага и для пресечения пагубной идеи братоубийственной войны со славянским народом…
Офицеры по одному начали покидать салон штабной машины.
— Товарищ полковник, мост готов! — доложил командир саперной роты.
— Хорошо, сейчас двинемся, — сказал Глебов и закурил очередную сигарету. В это время к нему подошел командир передовой роты. Игорь Норкин считался самым перспективным из последнего выпуска пришедших в часть офицеров. Еще его прадеды воевали за Россию, и род Норкиных дал стране пятерых генералов и двух Героев Советского Союза.
— Товарищ полковник, разрешите обратиться! — волнуясь, но жестко сказал он.
— Да.
— Товарищ полковник, я думаю, нам не следует продолжать движение к столице.
