Роман Злотников - Орел взмывает ввысь
И велись они как раз для того, чтобы, когда поступит команда действовать, у Вальтера Блюхе, Пауля Рабке и их хозяев под рукой оказались бы молодые, крепкие ребята, искренне возмущенные «творящимся беззаконием» и способные сделать все так, как и надобно этим хозяевам, но при этом искренне считая, что они действуют по своему собственному разумению и побуждению. И лишь немногие из тех, кто сегодня ворвался в Русскую деревню, горя возмущением и негодованием (а также, куда уж деваться, желанием пограбить и преумножить сим свое благосостояние), знали или хотя бы догадывались, что происходит на самом деле. Как раз одним из таких догадывающихся и был Гельмут. А вот Отто оказался бестолочью…
— Вот так-то, паря… — сказал ему военный, закончив перекрестный допрос, после которого полный расклад стал понятен не только ему, но и всем остальным, в том числе и Циммерману. А его отношение к услышанному, похоже, оказалось явно написано на его лице. — Так вот с такими, как ты, телками завсегда и поступают. Поманят чем красивым — волей там или энтой… справедливостью, а потом и гонят на убой.
Отто вздрогнул. Русский, да еще военный, рассуждающий о высоких материях… это выглядело как минимум странно. И еще более странным было то, что он, похоже, был полностью прав…
— Ну да ладно, ништо, — продолжил между тем русский, — теперь-то уже эти мужи хитромудрые у нас попляшут. — Он почти по-дружески подмигнул Отто и развернулся к старику. — Вот что, отец. Ехать мне надобно. Да поскорее. Да не туда, куда собирался, а обратно, в Полоцк. К войсковому дознавателю. Сам видишь, какие тут у вас дела творятся… Да не одному, а с энтими тремя. Телега-то у тебя есть?
— Есть-есть, — закивал старик, — даже две.
— Ну так давай закладывай.
— А, — старик запнулся, — господин кирасир, можно и нам с вами? Клянусь, мы…
— Ты не клянись, — оборвал его военный, — просто не отставай. Потому как я ждать не буду. Так что давай иди быстрее. А я их покамест по дохтурскому делу обихожу.
— Но… врач, — робко начал Гельмут.
— Не боись, — усмехнулся военный, — не первый раз такие раны врачую. Знаю, как оно делать надобно. А к городскому дохтуру я тебя не повезу. Не обессудь. Времени нет. Уезжать надобно, пока этот ваш Пауль Рабке не опомнился. Причем вам как бы не быстрее, чем мне. А то он вас всех тут же к ногтю прижмет, чтобы свои темные делишки покрыть. Ибо вы теперь противу него первые видоки. Я-то что, капитан царевых кирасир, проездом ехавший. А вы — местные, речи его и его подручных не один день слушавшие, сами в погроме, им учиненном, участвовавшие. Ему теперь от вас сколь можно быстрее избавиться следует. Да при удаче еще и на меня все и свалить…
Циммерман поежился и настороженно покосился на дверь. А ну как этот самый Рабке сейчас ворвется в дверь со своими слугами? Но военный, заметив его взгляд и, к удивлению Отто, очень точно его истолковав, развеял его опасения:
— Не, сейчас ему не до этого. Да и не знает он, скорее всего, ничего еще. Эвон твой подельник-то что говорил? Что его людишки нонеча склады в порту грабят. А вас более для отвлечения внимания послали. Чтобы тут, значит, пожар запалить и хучь часть портовой стражи сюда отвлечь. Да, можа, и свеям основание дать в порту порядок подольше не восстанавливать. Мол, на беспорядки в городе отвлеклись, вот и не успели. Да токмо ваши все, я так думаю, не к нему помчались докладать о своем конфузе, а либо, как оно обычно при любом погроме бывает, евреев потрошить, либо, ежели я их совсем шибко испужал, вообще по домам. Так что покамест до него слух дойдет, покамест он своих людишек от грабежей сумеет оторвать да сюда двинет — мы десять раз скрыться успеем…
Уже сидя в телеге, с наново и очень умело перевязанной ногой и не менее умело связанными сзади подручным военного — редкобородым азиатом совершенно звероватого вида — руками, Циммерман уставился в спину военного, обтянутую красным сукном мундира. Ой, какой-то неправильный военный им попался. Эвон как все сотворил-то. И от налета в одиночку отбился, и из Блюхе сумел всю правду извлечь, и вообще… Но тот, как видно, спиной почувствовал его взгляд и, резко развернувшись, ухмыльнулся Отто.
— Что, болезный ты мой, гадаешь, откуль я такой шустрый взялся? А оттель, что я — кирасир! В кирасиры запросто так попасть никому невозможно. Надобно и доблесть, и волю, и смекалку проявить недюжинные… Но зато наши полки николи на жилое и не распускают, и по старости нас тоже никого не увольняют. Так государю и служим до смерти. И в бою врагов сеча, и иную какую крамолу и потаю вредную на государя и страну нашу, Русь Святую, изыскивая. Так что очень вашим этим хозяйвам не повезло, что я ныне мимо ехал…
2
Я сидел и смотрел на человека, стоящего передо мной. Узкие раскосые глаза, черные волосы, смуглая кожа и угадываемые под рясой кривые ноги — наследство сотен поколений степных всадников. Кто же он такой? Какого роду-племени? Я хмыкнул, потому что вопрос был глупым. Он — русский…
Последняя перепись населения, которую впервые осуществили совместно два приказа — Большой казны и Большой счетный, принесла мне очень интересные сведения. Численность населения страны уже перевалила за двадцать три миллиона. И это счетных! То есть только тех, на ком лежала та или иная тягота — служба государева, божье моление и сиротское бо старческое призрение, коим облагались монастыри и епархии (у меня не поотлыниваешь), государева казачья служба, подушная подать либо ясак. Кроме того, по прикидкам дьяков Счетного приказа, на территории страны проживало где-то около миллиона несосчитанных — среди которых были и калики перехожие, и скоморохи, ватаги, коих удалось-таки отучить от татьбы, но по большей части таковые жили, конечно, в совсем уж глухих таежных, степных и тундровых стойбищах. Эта перепись, проводимая в первую очередь для приказа Большой казны, нуждающегося в регулярном обновлении базы подушного налогообложения, впервые прошла по более расширенному списку параметров.
Я решил поставить многие свои экономические и демографические программы на научную основу, для чего и основал Счетный приказ, повелев ему неустанно собирать сведения откуда только возможно — из таможенных и карантинных изб, от царевых мытней, из общинных списков и так далее. Ну и регулярно работать «в поле». Так что нынешняя перепись развернула передо мной куда как более обширную картину современного состояния России, чем та, которой я обладал ранее. И вот тут-то выяснилось, что на вопрос, какого ты, родимый, роду-племени, подавляющее большинство населения ничтоже сумняшеся. ответствовало — русский. А конкретно — таковыми объявило себя почти двадцать два миллиона человек. При том что ранее считалось, что в стране живет не менее четырех миллионов инородцев — татары, мордва, чуваши, тунгусы, ногайцы, башкиры, вотяки, монголы и так далее. Не говоря уж о не так давно переселившихся немцах и всяких там ползках с молдаванами, также активно бегущих кто от своих панов, а кто от османов на мои западные и южные земли.
Я так сильно заинтересовался такой странной статистикой, что даже повелел провести специальное расследование, которое поручил игумену основанного еще моим батюшкой Заиконоспасского монастыря Григорию. А тот отрядил на сие дело инока Иону, оказавшегося крещеным ногайцем, взятым в Божьи слуги малым ребенком, из числа тех отроков, коих я повелел принять в обучение в монастыри после той давней уже замятии, случившейся между башкирами, казанскими татарами и ногайцами аккурат опосля Южной войны. Заиконоспасский и еще три монастыря числились ставропигиальными только формально, а на самом деле состояли в так называемом особливом списке, то есть управлялись напрямую не только патриархом, но и царем. Все четыре монастыря имели свой особенный устав, возглавлялись игуменами из числа тех, что в свое время сумели освоить школу Шаолиня и, по существу, являлись моим православным ответом на существование иезуитов. А что?
Именно иезуиты в свое время сумели окрестить всю Латинскую Америку и Африку, коя в двадцатом — двадцать первом веках в основном и будет содержать Престол святого Петра. И именно латиноамериканцы и африканцы составляют три четверти того самого миллиарда католиков, коим так гордятся папы, именуя свою паству самой многочисленной христианской конфессией в мире. Так разве нам, православным, помешает специализированная структура, заточенная под подобные задачи? Вот и я так считаю… То есть как оно будет на самом деле, надо еще, конечно, посмотреть, но попробовать сотворить с Божьей помощью (потому как без нее в таком деле все равно ничего не получится), нечто такое я рискнул. И пока поводов для разочарования не просматривалось…
Так вот сейчас инок Иона, поедая меня своими раскосыми глазами, докладывал мне результаты своего расследования. Я сделал жест рукой, прерывая доклад, и некоторое время размышлял над изложенным. А затем задумчиво переспросил:
