Анатолий Спесивцев - Вольная Русь. Гетман из будущего
Подошедшая позже армия Гуни взяла штурмом Адрианополь, еще несколько укрепленных городов, ликвидировав таким образом власть турок в Европе вне стен их столицы. Что еще больше обострило там, в огромном, пусть полупустом, но все еще очень многолюдном городе, продовольственную проблему. Лишенные возможности подвозить продовольствие морем из-за господства на нем врагов, власти стали силой загонять бедноту в Анатолию и осаживать их на землю: очень многие участки там за последние годы лишились прежних хозяев.
Два года казаки строили крепость без помех: не до них было Гирею и вождям оджака. И вот гиреевская армия наконец собралась с силами для возвращения себе Румелии. Идти на север мимо укрепившихся в прибрежном Созополе было слишком рискованно, поэтому, собрав всех, кого мог, султан Ислам повел их на решительный бой. Помимо меди рядом самые рисковые и предприимчивые атаманы наладили уже во внутренних районах добычу свинца, для войска нужного даже больше бронзы. Людей оттуда тоже срочно, в приказном порядке эвакуировали.
Для Вольной Руси настал час истины. Решалось, сможет она уцелеть или нет. Вопреки расчетам, испытания нагрянули с нескольких сторон, но для севших в осаду все решалось здесь и сейчас.
Неспокойная ночь
Созополь, 23–24 февраля 1644 года от Р. Х
– Не-е, Аркаш, не пойдуть они на приступ ноччю, – с улыбкой возразил Михаил на вслух высказанные опасения об атаке турками крепости в первую же ночь.
– Да який може буты приступ, якщо их мало не утрое меньше, чим нас? – поддержал Татаринова Гуня, разгоняя рукой облако табачного дыма, почему-то зависшее над столом.
– Втрое? – искренне удивился Москаль-чародей. – А мне показалось, что их тысяч двенадцать-пятнадцать.
– Какие там пятнадцать, – замахал руками Татаринов, спрятав наконец трубку в карман. – Дай бог семь.
– Ну, може, восемь.
– Трижды восемь – двадцать четыре, – ехидно посчитал вслух Аркадий.
– А вминня бийцив? Не утрое, а упьятеро, – пренебрег арифметикой Дмитрий.
– Енто точно, – поддержал собрата-атамана Михаил. – У нас казаки – лучшие из лучших, богатыри, все огонь и воду прошли, со смертью не раз здоровкались, а там пастухи турецкие, баранам хвосты крутившие. Ну, в поле… на конях они лучшее многих наших сидят, нелегко пришлось бы, из луков-то они стрелять умеют. Но за такими-то валами да рвами, имея столько пушек…
Настоявший на совещании в тесном кругу Аркадий даже растерялся. Не ожидал он от опытнейших атаманов такого пренебрежения к врагу.
– А если все-таки полезут ночью на валы? Вот плюнут на ледяную воду и рванут. Малым числом от навала и не отбиться ведь.
– Не… – замотал головой Татаринов. – Такому числу сюды не прорваться, там сначала тысяч двадцать-тридцать положить придется, чтоб дорогу до вала промостить. Я уж про мины и ямы-ловушки и не поминаю, их ведь тоже просто так не проскочишь.
– И по морю сьогодни не поплаваешь: витер та волны любу лодку перевернуть.
– А чего это ты все о ночном приступе толкуешь, предчувствие какое есть? – встревожился наконец Михаил.
Воины к предчувствиям относились серьезно, он исключением не был. Тем более что, как ни отбрыкивался Москаль-чародей от славы колдуна, даже его ближайшие друзья таковым числили. К предсказаниям же характерника пренебрежения не могло быть в принципе.
– Да нет, вроде ничего такого не было. Только… лучше поберечься. А чего не хотите поставить поболе людей на тот вал?
– Поставить-то их туда можно, да… каков сегодня ветер на вышке почуял?
– Бррр…
– Вот-вот, холодный и сырой ветрище, насквозь продувает. Те же турки к утру промерзнут до костей. Так зачем нам своих казаков простужать? Поторчат там и завтрева воевать не смогут. А, думаю, к вечеру следующего дня турок здеся буде не менее тридцати тысяч. Сдуру и правда на валы таким числом кинуться могут. Нехай наши казачки ночку поспят, а к завтрему биться готовы будут.
– Ну, вы атаманы, вам и решать, – сдался Аркадий.
– Да ты не сумлевайся, Аркаш, выставим мы добрую сторожу, не проглядят они ворогов.
Поговорив, пошли по «хатам». Выйдя на улицу, Аркадий невольно поежился. Пусть ветер в крепости дул много слабее, валы от него хоть и не полностью, но защищали, однако холод и сырость действительно пробирали, если не до костей, то весьма глубоко.
* * *Сон никак не приходил. Аркадий ворочался на мягкой перине, будто она была набита не пером, а булыжниками. Почему-то его все больше охватывало чувство тревоги, вроде бы безосновательно.
«Вот дьявольщина. Вроде и не мальчик уже, в военном деле понимаю побольше многих других, а въехать в причины несокрушимой уверенности атаманов в невозможность ночного штурма не могу. Нет, ясно, минное поле, широкий ров, покрытый тонюсеньким ледком, бурное море, исключающее передвижение на лодках… мины, кажись, не испортились, для турок будут страшным сюрпризом… минометы в бою испытаем, барабанные крепостные ружья… Интересно, новый заводик по производству серной кислоты уже запустили? Шведы что-то нынешней зимой нехорошо зашевелились, не к добру…»
Мысли прихотливо скакали от одного важного предмета к другому, еще более важному, что, возможно, и послужило задержкой прихода сна. Москаль-чародей стал в Чигирине очень важной персоной, Хмельницкий без зазрения совести навалил на него кучу дел и поручений, в которых ленивый от природы Аркадий захлебывался уж который год. Странно, что не потонул. Помимо должности главного производителя оружия, кстати, на Дону тоже, он стал одним из помощников Богдана по иностранным делам (что вылилось в необходимость регулярно изучать массу материалов и зубрить латынь). Попытки откреститься хоть от этой нагрузки провалились: Хмель очень высоко оценил многие предложения тогда еще «свеженького» попаданца и хотел регулярно выслушивать его анализ текущих и предсказание грядущих событий.
В отличие от казачьих сообществ, на гетманьщине к предложению организовать контрразведку отнеслись с пониманием, возглавил ее друг гетмана Золотаренко. Его главным помощником и фактическим организатором «Службы безпеки» был Москаль-чародей. Естественно, никто с него не снимал обязанности по изобретению и поставке в войска – Гетманское, Запорожское и Донское, новых видов вооружения, а следовательно, ему же приходилось заботиться о возведении и качественной работе множества предприятий. Не будучи человеком масштаба Лаврентия Павловича, Аркадий справлялся со всеми этими обязанностями далеко не с блеском, но… не было в Вольной Руси никого другого для таких работ. К великой досаде старшины, приток специалистов из Европы прекратился почти совсем. Во-первых, между Западной Европой и Малой Русью находилась сплошная полоса земель, охваченных войной, во-вторых, иезуиты постарались разнести везде самые страшные слухи о диких казаках.
От всех этих хлопот и тревог он изменился и внешне. Не только постарел, годы никого не красят, но их прошло не так уж много, выглядел характерник по-прежнему заметно моложе здешних ровесников. Зато присущие ему ранее нерешительность, вяловатость, готовность уступить, лишь бы не было спора или конфликта, в общем, вся интеллигентщина, если не испарились без следа, то канули глубоко внутрь. Аркадий преобразился в резкого, решительного, внешне уверенного в себе и напористого человека. Учитывая его широкую известность как колдуна и друга Хмеля и Татарина, высокий рост и почти всегда красноватые от недосыпа глаза, спорить с ним теперь осмеливались немногие.
Сюда же – в крепость, построенную для осады врагом, – Москаль-чародей приехал под предлогом испытания новых вооружений, на самом же деле он сбежал от всех тех обязанностей, манкировать которыми никак не мог. Опасность сгинуть от вражеской пули или ядра по сравнению с тяжестью всего взваленного на него казалась такой несущественной мелочью… Ему жизненно нужен был перерыв, пусть даже такой.
Бог его знает, сколько он провалялся без сна, но, когда дремота наконец заглянула к нему в гости, ее тут же спугнули раздавшиеся невдалеке выстрелы.
«Бах» – поднял тревогу кто-то, выпалив из ружья.
Аркадий приподнял голову с подушки и прислушался.
«Бах» – поддержал шумиху второй выстрел, наверняка из другого ружья: перезарядить так быстро первое было бы невозможно.
«Тах-тах-тах-тах-тах» – поддержал веселье револьвер. Учитывая, что далее чем на десять-пятнадцать метров стрелять из револьвера казаки не стали бы ввиду полной бессмысленности подобного поступка, дело принимало неприятный оборот.
Пришлось вставать, зажигалкой воспламенять керосиновую лампу и под уже частую стрельбу, в которую вплелись и «бабахи» крепостных ружей и пушечные «бухи», обуваться. Одежду, кроме полушубка, Москаль-чародей предусмотрительно не снимал (ну, может, не предусмотрительно, а из лени, известный эпизод с Незнайкой был ему очень близок). Привычно быстро затянул ремни подмышечной кобуры и сунул в нее «ТТ», одел полушубок и опоясался ремнем с еще двумя кобурами, револьверными. Загасив лампу, бросился на улицу – напророченный им самим ночной штурм набирал обороты.
