Юрий Корчевский - Воевода
— Истинно так.
— За службу от всего города благодарность тебе, Георгий. Иди, отдыхай. Пока не случится чего — не потревожу более.
Я откланялся и вышел.
Дома уже царило оживление, какое бывало всегда, когда дружина возвращалась из похода. Из трубы в бане валил дым — уже грели воду. В доме на кухне суета — кухарка металась между столом и печкой.
Скинув тулуп, я обнял Лену и Васятку. Вырос парень, заметил я. Надо его уже в походы брать.
Мы прошли в горницу. Лена тут же обратила внимание на мои порты.
— Неуж материал плохой купили?
— Нет, тут другие обстоятельства.
И я рассказал им о страшном тумане. Оба слушали, разинув рты от удивления.
— Башковитый ты у меня, — молвила жена, когда я закончил свой рассказ.
— Батюшка, возьми меня с собой в следующий поход, — попросился Васятка.
Пообещав взять, я переоделся в своей комнате. А вскоре и обед подоспел — даже, судя по времени, почти ужин.
За стол сели и домочадцы и ратники. Поев и немного выпив, мужчины отправились в баню.
Затем пир продолжился — почти до полуночи. А с утра — на коня и в вотчину. Хоть и неплох управляющий, а пригляд нужен.
В Смоляниново я застал обоих — Андрея и его сына Павла. Обсудил с ними хозяйственные нужды, отдал распоряжения. Глядь — а по дороге Тучков собственной персоной скачет и за ним — двое его дружинников.
Мы обнялись, расцеловались.
— Здорово, Никита.
— И тебе не хворать, Георгий.
— Давно не виделись.
— Мы с тобой видимся, когда воюем.
— Ох, не надо бы, лучше — вот так, по-соседски.
Я извинился перед Никитой, отошел в сторону и спросил Андрея с Павлом:
— Стол по-быстрому соберете? С боярином посидеть надо.
— Так уж готово почти. Как сын мой тебя увидел, так и распорядился. Только второй кубок поставить — и пожалуйте за стол, бояре.
— Молодец — ловок, шельма.
Я вернулся к Никите.
— Стол готов — не погнушаешься с соседом кувшин доброго вина распить?
— Когда я был против?
Засиделись мы с Никитой — поели, выпили, поделились новостями. Я рассказал о соляном походе и тумане. Никита поудивлялся, но заявил, что никогда в жизни о таком диве не слыхивал.
Мы попрощались, дав друг другу обещание встречаться чаще — все-таки добрые соседи.
Домой я ехал не спеша, переваривая услышанные новости. Вот интересно — Тучков от города живет дальше, а новости узнает первым. Сорока ему на хвосте приносит, что ли?
Еще подъезжая к дому, я увидел у ворот двоих дружинников. Неужто опять ко мне?
— Здрав буди, боярин, — скинули шапки ратники. — Сам воевода к тебе пожаловал.
Ох, не к добру такие визиты. Но вида не подал, что встревожен — въехал во двор. Ко мне метнулся Федька, принял коня.
— Слышь, боярин, воевода к тебе в гости, да не один — с ним еще человек, по одеже — служивый. Недавно приехали. Боярыня сказала — вскорости будет, вот и дожидаются.
Войдя в дом, я повесил тулуп в сенях, пригладил пятерней волосы, шагнул в горницу и поклонился гостям. Оба встали и отвесили ответный поклон.
Ну — на воеводу я насмотрелся, а кто же второй? Лицо незнакомое — явно не вологодский. Ликом благообразен, бородка небольшая, аккуратно правленная. Кафтан из дорогого сукна, но покрой обычный. Оба без оружия. Слава богу — не в боевой поход звать приехали. Да и был бы сбор — воевода гонца бы прислал, сам бы не поехал.
Все одновременно сели.
— Вот что, Георгий, — о погоде и урожае не будем, времени нет. К тебе человек из самой Москвы приехал, государем послан.
Воевода повернулся к незнакомцу, как бы передавая слово.
— Я — путный боярин Лыков, Никита, Ерофеев сын. Скажу сразу — отправлен за тобою ближним боярином Векошниным с ведома и одобрения государя.
Я весь обратился в слух. Что-то новенькое, необычное. Зачем я понадобился ближнему боярину государеву? Чин большой, считай после государя — в первом десятке. Наверное, на уровне нынешнего премьера. Да и сам посланец в чинах. Путный боярин — дворцовый чиновник, обычно управляющий каким-либо приказом или ведомством. Я по сравнению с ним — как холоп рядом с князем. Очень занимательно!
— Так вот, — продолжил Лыков, — седмицу назад во дворцовых покоях чашник государев убит был, из старого и уважаемого рода Голутвиных — князь и любимец государя. Опечален правитель. Разбойный приказ найти злодея не может, да стряпчий государев, Федор Кучецкой, подсказал вовремя — есть-де на Вологодчине боярин разумный. Так что собирайся. Я сюда на ямских лошадях добирался, обратно так же поедем — быстрее выйдет.
Ешкин кот, а меня кто-нибудь спросил? Хочу ли я в столицу ехать? Только-только с обозом из Соль-Вычегодска вернулся. Дома, считай — второй день. Что за жизнь такая? У них в Разбойном приказе люди с опытом — и они не нашли, а разве я смогу? И какие уж следы найти можно будет, коли времени прошло много?
— Когда убили Голутвина?
— Ровно как седмицу и один день.
— Похоронили?
— А как же — по христианскому обычаю. Собирайся — в дороге доскажу, что знаю.
Я вышел из горницы. Нашел Елену, известил об отъезде. Только и успел, что мешочек с деньгами за пазуху сунуть да пистолет за пояс.
Бояре уже стояли в сенях, и расторопный Федька протягивал им шубы. Посмотрел Лыков на пистолет за поясом, улыбнулся, но не сказал ничего.
Сытые ямские лошади шли ходко, верста за верстой летели назад. При таком темпе разговаривать было невозможно.
Ехал я и думал — многого я достиг в этой жизни, даже вот боярином стал — почти немыслимое дело для нынешнего человека. Вотчина у меня, жалованной грамотою государя наделенная, воины в подчинении, холопы в управлении, женой-красавицей обзавелся и приемным сыном, не высовываюсь без надобности, хоть и не отсиживаюсь, как барсук в норе, коли надо за честь постоять, не лезу в политику. Но — не везет.
Почему государев стряпчий Федор Кучецкой вспомнил обо мне? Что, в Разбойном приказе более умелых да опытных людей не нашлось? Сомнительно. Может, высокая политика вмешалась? Я знал из разговоров, что вокруг государя бояре — в вечных склоках. Образуются разные кланы, при дворе идет борьба за влияние, за земли — за богатства, наконец. Может, это именно тот случай? Дворцовые и приближенные к власти люди всегда пирог сладкий делить пытались. Как я знал из истории, будущий сын нынешнего государя Василия III — царь Иван IV Грозный бояр в страхе держать будет, не верить им, головы почем зря рубить — даже тем, кто ему был верен и предан.
Вот и сейчас — времени после убийства Голутвина прошло много, убитый похоронен — стало быть, осмотреть труп уже невозможно. Теоретически, конечно, его эксгумировать можно — могилу разрыть и осмотреть. Но это в теории. На практике — никто сделать этого не позволит, а ежели сам посвоевольничаю — церковь проклянет, а государь распорядится на кол посадить. Прах усопшего беспокоить — святотатство.
А ежели падет на кого из приближенных к государю особ подозрение, так стоит мне рот открыть — убьют и псам скормят. А всем объявят — пропал, мол, бесследно. У меня в Москве защитников нет, а кого интересует судьба провинциального боярина из далекой Вологды?
Резкий свист кнута, которым Никита Лыков подстегнул лошадь, прервал мои тяжкие раздумья. Вокруг простиралась искрящаяся на солнце снежная целина с одиноко тянущейся вдаль колеей вологодского тракта и редкими верстовыми столбами.
Двадцать пять верст до следующего яма пролетели быстро. Никита Лыков предъявил смотрителю государеву подорожную. Нам подвели свежих лошадей, и гонка продолжилась.
Ехали, с переменами лошадей, до позднего вечера. И когда я уже взмолиться готов был — ну совсем пятую точку отбил, путный боярин решил остановиться на ночлег на постоялом дворе.
Поели, даже можно сказать — набили пузо; ел я последний раз утром, и проголодался изрядно. После ужина попадали в приготовленные постели и отрубились. Было не до разговоров. Лыков захрапел первым.
Мне было досадно— еще недавно сюда, в Вологду гнал, теперь — обратно. Так попу напрочь отбить можно — седла-то деревянные, кожей только обтянуты. А каково Лыкову? Путный боярин и немолод уже, муж умудренный, не мальчик на побегушках.
Еще вопрос — почему его послали за мной — могли и стрельца снарядить. Не по чину мне уважение такое. Путный боярин доступ к государеву телу имеет, все при дворце есть — почему он? Нет, не конкретно Никита Лыков. Это мог быть и другой. Нечисто здесь что-то. Точно — в политику я вляпался. Попаду между интересами двух могущественных кланов — сотрут в порошок и не заметят. Впрочем, теперь, когда я Рубикон перешел, а1еа jасtа еst! — «жребий брошен», обратной дороги нет. Утрою бдительность, чтобы избежать опалу, подобную учиненной мне московским князем Овчиной-Телепневым. Под эти мысли я и уснул.
Еще затемно меня растолкали. Открыв глаза, я увидел в сумраке Лыкова.
