Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович
Вздрогнул, вялый и покорный, поклонился.
- Ло сиенто, сеньор… – взгляд Мануэля стал искательным, заискивающим даже, а в глубине зрачков тлело обожание. Что и требовалось доказать.
- Эста бьен, хомбре, - отпустил я грехи.
Телохран убрел по коридору бритой гориллой, обряженной в костюм, а мои руки снова потянулись к девичьим талиям.
- Еще одного, и всё!
- Ладно, - улыбнулась Света. – Миш, ты только не майся дурью, как Тимоша говорит. Никакой серьезной опасности нет!
- Да они нас даже не видят! – поддакнула Наташа.
- Вот именно! И Рокфеллер у нас на цыпочках ходит, как дед за внучками! Чего ты?
- Да я сам, как дед, - мое лицо перетянуло кривой улыбкой. – Ладно, пошли за вторым…
Хосе Гереро был хоть и трусливее напарника, но гораздо наглее. Он снимал напряжение самым доступным способом – нахально залезал в хозяйский бар, чтобы «остограммиться» крепким виски. Там я халявщика и подловил.
Хосе беспокойно заворочался, пытаясь выпихнуть телеса из глубокого кресла, забурчал хмуро нечто извинительное, сжимая стакан в волосатой лапе – и я уронил его обратно в кресельную мякоть.
- Сидеть! – мой кулак вжимался в бычью шею Гереро.
Ошеломленный и пьяный, он мало что разумел, принимая хозяйскую грубость за недовольство. Кому же понравится вороватый слуга? Хосе забарахтался, мыча оправдания - и не замечая, как энергия покидает его, словно ветреная любовница, перебираясь к господину. А мои девчонки уже порхали за спинкой кресла, помавая гладкими ручками, насылая гипнотическое оцепенение…
- Чтобы это было в последний раз! - строго отчитал я Хосе.
Мексиканец захлюпал безобразным носом, сломанным в драке, выдавил мутную покаянную слезу. Он истово тряс головой и с жаром чмокал нательный крестик, расточая клятвы и присягая мне на верность…
- Бедненький… - жалостливо вздохнула Наташа, поглаживая мою руку. – Вечно тебе достается… Мы и сами своего буржуя еле терпим, так у нас хоть все по закону, а ты, как нелегал…
- Как Штирлиц! – белозубо улыбнулась Светлана. И вздернула бровки в веселом изумлении. – Слушай, а и правда, устала! Да, Наташ?
- Ну, так... – хмыкнула Ивернева. – Скольким мы сегодня мозги промыли!
- Кушайте, кушайте, - добродушно проворчал я. – Восполняйте калории.
Жослен накрыл нам столик в гостиной, увешанной дорогущими старинными гобеленами, и девчонки охотно подкреплялись.
- Молодцы, что про эгрегор не рассказали… - я подлил «боевым подругам» горячего какао.
- А фиг им! – задорно выразилась Света.
Наташа заливисто рассмеялась.
- Вспомнила, как Андропов Иванова вычислил! Это ж он тебе про Форда сболтнул…
Девушка затихла, взглядом умоляя не сердиться.
- Наташенька, миленькая, - я взял ее безвольную ладошку обеими руками, - не расстраивайся! Ерунда это всё! – помолчав, добавил: - Послезавтра Барух явится сюда…
- Мы поможем! – выпалила Светлана, и осеклась.
- Нет, девочки, - серьезно качнул я головой, - это игры для мальчиков. Встретимся в среду, о`кей?
Девушки закивали.
- В Центральном парке, наверное, - прикинул я. - В замке Бельведер – местные туда не ходят…
- Будем, как штык! – пылко заверила меня Наташа.
- Как два штыка! – поправила ее Светлана, и мило улыбнулась.
Пятница, 5 мая. День
Нью-Йорк, Форест-хиллз
…Напольные часы издали долгий звон – одинокий набатный удар проплыл, угасая, по анфиладе от малой приемной до гостиной.
«Босс подъедет часам к четырем», - припомнил я. Времени мало, но три часа у меня есть. Осталось "мелочь пузатую" извести, по имени Габа.
Аидже уверяет, что черный колдун помешан на культе вуду – не на пошлом гаитянском новоделе, а на древних темных таинствах, спрятанных от непосвященных в африканской глубинке. Дескать, Габа не просто колдун-бокор, а жрец-хунган.
- Хулиган, - буркнул я, спускаясь по лестнице и сворачивая в левое крыло, к часовне. Ну, разумеется…
Приглушенный бой барабанов настиг меня еще в коридоре. Тупые удары чередовались в диком ритме, пуская эхо под своды. Дубовая дверь часовенки, прикрытая наполовину, выпускала душную вонь – запах горячего воска смешивался с дымком сожженных трав.
Я остановился на пороге. М-да…
Габа умудрился превратить постную молельню в замызганное святилище духов-лоа. Рядами горели черные свечи, на приступочке наяривал магнитофон «Сони», частя записью обкуренных барабанщиков, а посередке криво торчал кривоватый шест, символизирующий «дорогу богов».
Худой и мелкий Габа, утопая в коротких, обтрепанных штанах плясал вокруг столба, напоминая бесхвостого черта, и брызгал водой из кувшина, чертя струйкой магический круг.
Решение пришло мгновенно.
«А поучаствую-ка я в церемонии!» - мелькнуло в голове.
- Папа Легба, отвори ворота, - заунывно тянул колдун, шевеля острыми лопатками. – Папа Легба, отвори ворота и дай мне пройти! Отвори ворота, чтобы я смог возблагодарить лоа Эрзули и Геде!
Белый петух, привязанный в сторонке, блестел бусинками глаз. Встряхнув гребешком, он словно подпел черному жрецу:
- Ко-о…
Юркий Габа, вертясь и пританцовывая, щепоть за щепотью усыпал пол мукой. Пот струился по лицу цвета сажи, костлявый торс блестел в огнях свечей, как антрацитовый, а я будто бы включился в ритуал, дожидаясь выхода на сцену. В роли лоа Легбы.
Гримасничая и повизгивая, Габа водил пальцем по просыпанной муке, рисуя символы веве, знаки-маячки, вызывающие духов. И я переступил порог.
- Папа Легба! – хрипло взвыл хунган, пуча глаза и воздевая руки. – О, Папа Легба! Ты явился!
- Ты звал меня, - я торжественно возложил руки на костлявые плечи, вытягивая энергию из трепещущей негритянской тушки. – Ниспосылаю благодать на тебя!
Габа забился в экстазе. Вцепившись в истошно орущего петуха, он схватил нож и махом отсек голосящую голову.
«Красное и черное…», - мелькнуло у меня.
Досматривать сцену, где «зомби» сосет кровь, я не стал – противно. А уж пополнять хунганом ряды моих верных слуг – совершенно без толку. Дикарь хуже безумца, он, как муха паутиной, обмотан чудовищными суевериями и табу.
Издалека донесся мелодичный бой. Два часа.
Покусывая губу, я замешкался – и нервно хихикнул. Ну, и чего ты маешься, собственно? А коллектив на что?
- Хосе! – воззвал я. – Мануэль!
Гереро нарисовался первым, не топоча, как Лопес, а двигаясь стремительно и бесшумно. Воздвигся статуей командора – и поедает меня глазами.
- Там Габа, - махнул я рукой на звук тамтамов. – Устроил в часовне священную помойку. Убей его, а Седрику передай, чтобы навел порядок.
- Всё сделаю, хозяин, - пророкотал Хосе.
Кланяясь, он развернулся, удаляясь по коридору - и суя руку к наплечной кобуре. Из дверей гардеробной выглянула Элспет. Проводив подведенными глазами широкую спину телохрана, она подскочила ко мне и чмокнула в уголок губ.
- Простите, сэр… - залепетала горничная, рдея румянцем.
Я ущипнул ее за щечку, и словно включил свет в девичьих глазах – они засияли.
На улице было тепло, деревья шелестели свежей листвой, но Барух вылез из лимузина, обряженный в кашемировое пальто. Рукою в перчатке нахлобучил на голову фетровую шляпу, и зашагал к дверям, постукивая изящной тростью с литым серебряным набалдашником.
Глаза его, правда, смотрели настороженно, то и дело скашиваясь на «духохранителей» - Аидже и Чэнтри.
- Вот, решил навестить тебя, так сказать, во плоти, - добродушно проворчал главный буржуин, зыркая исподлобья.
- Уэлкам, сэр, - изобразил я скупую радость встречи.
Слуги выстроились у дверей, благостно улыбаясь, и Барух подрасслабился.
Войдя в холл и сняв пальто, он передал вещи хлопочущим Седрику с Элспет, а я проводил врага в кабинет.
Всё, как полагается – огромный полированный стол, кожаные седалища и даже новенький комп «Sovintel». Мои зубы непроизвольно сжались.
