Расселл МакКлауд - Чёрное Cолнце Таши Лунпо
Клаудия еще, кажется, не закончила свою речь.
- Ты, Ганс, и я, мы оба журналисты. Ты, Петер, как бывший специалист по связям с общественностью также достаточно хорошо разбираешься в этой профессии. То, чего мы хотели, было всего лишь одной горячей статьей. Верно?
Вайгерт медленно кивнул.
- Ну, в общем, да.
- Дошло ли уже до вас, собственно, что то, что происходит, не имеет к этому уже почти никакого отношения? Я...
Вайгерт прервал ее.
- Глупый вопрос. Как только ты видишь свежие трупы, и тебя хотят сделать ответственным за это, естественно, это уже не имеет ничего общего с журналистикой!
- И это тоже, Ганс. Но вокруг нас происходит что-то, – если принять это всерьез – что могло быть очень важным для всего мира.
- Что значит, если принять это всерьез? Действительно, Гаракин, Фолькер и Гринспэн были убиты. Все трое были весьма значительными личностями. Есть там еще что-то, что нельзя принимать всерьез?
- Ты прав. Но разве нет тут разницы, идет ли речь при этом о нормальном терроре, к которому мы, так сказать, привыкли, или о процессах, значение которых выходит за рамки устранения этих людей?
Филлигер был не особенно доволен речами Клаудии.
- Теперь и ты уже веришь в теории заговора Штайнера?
- Верю или нет, во всяком случае, вполне логично, что политика и история де-лаются именно так. Теорией заговора это было бы только тогда, если я бы хотела приписывать всех и все деятельности темных сил. Но даже Штайнер не утверждал, что Агарти и Шамбале не требуется учитывать политическую деятельность в том виде, как мы до сих пор знали это. Они как раз используют ее и пытаются реализовывать ее согласно своим целям. Но я веду к тому, что речь больше не идет, собственно, о статье, ради которой мы действуем. Теперь мы сами играем роль в истории. И мы могли бы повлиять на ее исход.
Ганс очень хорошо понимал, что она хотела этим сказать. В конечном счете, Клаудия тоже была журналисткой. Как и ему, ей тоже всегда было понятно, что они только сообщали о действиях других людей.
Теперь у них впервые в руке был кончик чего-то, с чем они могли бы сами влиять, вероятно, на движение вещей. Но как, черт побери?
Критика Филлигера не заставила себя долго ждать.
- Я думаю, ты смотришь на это слишком наивно. Представим себе, что теперь мы начнем с того, что раструбим через СМИ все, что мы знаем. Эсесовцы, которые сидят в Гималаях, эзотерические тайные ордена, которые ведут между со-бой борьбу за мировое господство, все это нашпиговано несколькими политиче-скими убийсвами. Это прекрасный материал для научной фантастики, но не основа для достоверного репортажа. Нас посчитали бы сумасшедшими. Никто не поверил бы в это. Добавьте еще, что у нас почти нет твердых доказательств. В лучшем случае мы могли бы указать на несколько логичных связей. Нет, так это не пойдет.
Клаудия не хотела сдаваться.
- Вероятно, у нас есть доказательства! А именно на этих лазерных дисках, которые ты не можешь вскрыть!
- А… теперь снова начинается. Я...
Вайгерт вмешался.
- Прекратите! Петер прав. До тех пор пока мы действительно ничего не можем доказать, нет смысла что-то публиковать, даже если бы нашлась газета, которая пошла бы на это. Единственным получателем наших нынешних сведений были бы полиция или разведки. А на это я тоже смотрю скептически. Официальный фокус всего дела – это покушения на Фолькера и Гринспэна. Чисто с точки зрения компетенции это приоритетное дело для World Intelligence Service, даже если ему помогают и другие органы власти. Практически не имеет значения, куда мы пойдем с нашими сведениями. В конце концов, все окажется у секретной службы ООН. И там сидят люди Шамбалы. Предложить наши знания государствам, которые в плохих отношениях с ООН, конечно, с политической точки зрения ни в чьих интересах здесь, не так ли?
Филлигер покачал головой.
- Нет, конечно, нет. Но кто говорит тебе, собственно, что Шамбала, они же масоны, были бы для нас плохой точкой для старта? Я думаю, если альтернативой ей является орден «Туле», который уже породил Третий Рейх – якобы, по меньшей мере – почему тогда не пойти к людям, которые сегодня у руля?
- Ты делаешь успехи. Если поверить Штайнеру, и ты ему уже веришь, раз представляешь такую возможность выбора, тогда оба вырезаны из одного и того же дерева. Я еще не могу решиться, чтобы вынести свой окончательный приговор. Но после всего, что до сих пор произошло, я не уверен, является ли Шамбала действительно хорошей альтернативой или, вероятно, только в лучшем случае меньшим из двух зол.
- Послушайте, вы, два героя. Мне как раз пришло в голову еще кое-что.
- Не начинай снова с компакт-дисками!
- Нет, не бойся. Но это все же имеет отношение к тебе, Петер. Собственно, за-метили ли вы, что Карлссон говорил только о Гансе и обо мне?
- Верно. Ну и?
- Это значит, что секретная служба ООН вовсе не знает, возможно, что Петер находится здесь. Он все это время не покидал дом и окопался в комнате наверху за монитором. И так как он такой любитель сумрака, он всегда опускал занавески.
Вайгерт вскочил.
- Конечно! Если они обнаружили меня здесь действительно только вчера, то это значит, что они прослушивают, вероятно, также телефоны Клаудии только со вчерашнего дня. Они ничего не могли знать о беседе с тобой, Петер, в Норвегии. И о твоем прибытии сюда они тоже не знают. Мы...
Клаудию нельзя было остановить.
- Это значит, что мы можем действовать, несмотря на наблюдение, как минимум, еще во время отсрочки казни на эту одну неделю!
- Могу ли я как заинтересованное лицо тоже кое-что сказать об этом?
- Пожалуйста.
- Если это должно означать, например, что я должен пробираться из дома, что-бы вести поиски дальше, то вы ошибаетесь. Во-первых: что бы там ни было, я все равно единственный из нас трех, кто может расшифровать эти чертовы диски. Так как они, по меньшей мере, по-прежнему, наш самый важный след, мы также не можем позволить себе бросить это. Во-вторых: вы забыли, вероятно, что я уехал в Норвегию не для того, чтобы меня оттуда снова вытащили и впутали в какие-то сомнительные дела. Я хочу помочь вам, конечно. Но у меня нет желания, чтобы меня, возможно, тоже посадили. И есть еще «в-третьих». У Ганса есть одна неделя времени, чтобы объявить его решение. Но кто вам сказал, что люди ООН все это время будут сидеть снаружи в своих машинах? Возможно, им станет холодно, и они захотят шнапса. Или они просто перевернут нашу лавочку с ног до головы. Тогда прощай, свобода Филлигера. Понятно?
Вайгерт хотел что-то возразить, но Клаудия опередила его.
- С первым пунктом ты, к сожалению, прав. Второе замечание я охотно приму к сведению. Большего Ганс от тебя и не требовал. А что касается третьего момента, то мы, по крайней мере, можем принять некоторые меры предосторожности, и сделать им это не таким легким.
Филлигер вздохнул. Но Клаудия не давала сбить себя с толку.
- Я сейчас, когда они нас обнаружили, не могу, как планировала, поехать в Мюнхен. Как только я там начну разузнавать в каких-нибудь архивах об ордене «Туле», наши друзья из секретной службы ООН не будут долго мешкать. Тогда им станет слишком жарко. Как бы это ни обернулось, теперь ты наш джокер, Петер.
Cан-Диего, 14 декабря
Солнце как раз было готово закончить свой день и медленно утонуть за гори-зонтом. Но перед этим, так оно решило, должно было быть еще одно из его не-забываемых прощальных выступлений. И так оно выслало свои лучи в последний раз, прежде чем исчезло, чтобы осветить облака и небеса на западном горизонте в яркие цвета. Это было, как будто бы оно хотело дать видимое свидетельство своей таинственной силы, чтобы сказать человеку: «Я возвращусь, и ничего не может помешать мне в этом». Миллиарды лет оно было одной из констант божественного порядка. Оно оставалось бы также и дальше этим, вне зависимости от того, что происходило здесь внизу на Земле.
Семеро мужчин, которые собрались в загородной резиденции Томаса Бекетта, в настоящий момент были не в том настроении, чтобы наслаждаться этим спектаклем. Причиной этого было то, что они прибыли ради обсуждения очень серьезных вещей. Но у некоторых из них появилась мысль, что они были тут как раз из-за этого солнца, которое протягивало к ним свои черные лучи Агарти.
Всегда, когда Круг семи встречался – совет, как они называли его – они всегда тогда отказывались от всего, что было возложено на тысячи, стоявшие на ниж-них ступеньках лестницы, во время их «работы». Им уже не нужны были никакие символы больше, чем посредничество с божественным. Так как они давно стали, так же, как Карл Штайнер, путниками между двумя мирами. Они очень успешно пытались держать в своих руках нити одного мира. Но их настоящая цель лежала в другом мире.
Совет всегда образовывали семь мужчин. Если один из них умирал, то торжественно посвящали его выбранного наследника также в последние тайны Шамбалы. Уже четыре года Круг Семи состоял из тех же людей, что встретились теперь в загородной резиденции Бекетта.
