Михаил Фёдоров - Пиар по-старорусски
– Могу ли я просить господина лорда сопровождать войско в походе, дабы указать наилучшие места для постройки факторий и фортов?
Докука опять замолчал с важным видом. Думаю я, мол, не мешай мне, дело нешуточное.
– Сопровождать, конечно, можно. Только я вот что думаю: кто же уведомит твоего господина аглицкого короля, что мы его предложение приняли? Чтобы готовились ваши купчины к новому торговому пути?
– О, Майкл, – от волнения Пендергаст даже перестал соблюдать посланичьи приличия и назвал Докуку по-простецки, да к тому же на аглицкий манер, – о, Майкл, пусть тебя это не беспокоит. Я отправлю к королю одного из своих секретарей, а сам вместе со вторым отправлюсь с войском в поход.
– Ну что ж, – медленно, с расстановкой произнёс Докука, сделав вид, что не заметил фамильярности посланника, – хорошо, пусть будет так. Отправляй своего секретаря не мешкая, да и сам собираться торопись. Войско уже в сборе и не сегодня-завтра выступит.
Пендергаст уже топтался на месте, словно боевой жеребец в стойле перед решающей битвой.
– С вашего позволения, дорогой Майкл, я отправлюсь снаряжать своего секретаря и писать письмо моему королю.
– Ступай, ступай, любезный, – произнёс Докука, – собирайся, а я пока письмо начальнику войска напишу, чтоб не гнал тебя восвояси. Передашь лично в руки!
В его глазах застыл смех, а густая борода скрывала насмешливо изогнутые уста… Когда посланник Его Величества выбежал из Посольской палаты, Докука дал волю веселью. Вася, который во время беседы Докуки с англичанином понял замысел боярина (девяносто процентов работают, как ни крути), веселился вместе с ним. Дело – избавиться от настырных и наглых английских притязаний и одновременно сохранить добрые отношения с королевством (мало ли чего – а вдруг пригодится!) – было сделано неожиданно быстро и решительно. Впрочем, заметил про себя Василий Николаевич Зубов, очень, очень часто спонтанное решение и действие более эффективно, чем тщательно планируемая операция… Наитие – оно, знаете ли, штука мало изученная.
Конечно же, Докука и не собирался давать «добро» на строительство английских факторий на волжских берегах. Что он – дурак, что ли? Это пусть англичанин так думает. Пусть отправляет своего «секретаря» (содомник проклятый!) с письмом к королю. Пусть сам идёт с ушкуйниками в поход. В поход-то он уйдёт, а вот вернётся ли назад – вопрос. Зачастую из набегов не возвращались и опытные бойцы, а у этого Пендергаста навыка к таким набегам и подавно нет. Уйдёт на Волгу, а там – ищи-свищи! Ау, Пендергаст, где ты??? Да и вернутся ли сами ушкуйники из этого похода? Может, жизнь на привольном юге им понравится больше, чем суровые северные леса?
Собачка с пришпиленным под брюхом пеналом с посланием лекарю Пашке бежала через лес. Феноменальный нюх и чутьё местности безошибочно вели её к Ушкуйной слободе, где с нетерпением ждал её бывший московский дьячок, а ныне лекарь ушкуйной ватаги Пашка-Пуним. Страшный лес, где так легко стать едой для здешних обитателей, уже почти пройден. Осталось совсем немного. Дворняга уже почти чуяла запах вкусной похлёбки, которой её всегда кормили после успешно выполненного задания. Вот уже между деревьями виден просвет. Ещё немного… ещё… Внезапно – странный свист, удар позади передней лапы, короткая боль, и всё… Больше не было ничего, только тьма.
К испустившей последний вздох собаке из кустов вышел человек с луком. Пинком перевернул ещё тёплое тело, осмотрел со всех сторон, ощупал. Сорвал с брюха пенал с письмом, положил в заплечную сумку и пошёл в сторону слободы. Тело собаки осталось на месте. Через час от него ничего не останется: хищников в окрестных лесах много…
Через полчаса человек с луком взошёл на крыльцо избы, где жил предводитель ушкуйников Гриша Рваное Ухо. Без стука войдя в комнату, молча положил перед атаманом пенал… Гриша внимательно посмотрел на него:
– Хорошо. Никому ни слова. Ступай.
Также не говоря ни слова, таинственный стрелок из лука вышел из избы и растворился в шумной предпоходной толкотне ушкуйной слободы. Гриша открыл пенал и внимательно прочитал послание. И задумался.
Кому послание предназначено, он знал прекрасно. Осторожный и подозрительный, Гриша давно догадался о двойной жизни нового лекаря. Но смотрел на это сквозь пальцы. Соглядатай Докуки? Ну и пусть. Докука, конечно, не товарищ ему, но и не враг же. Лучше уж знать шпиона в лицо, чем потом гадать – кого же ещё пришлёт для подсматривания да подслушивания заклятый друг – боярин Михайло Докука. А то, что лекарю велено соблазнять ушкуйничков разговорами о южных землях – это, может, и хорошо. Гриша и сам давно подумывал о том, чтобы поменять холодную сырость северных земель на тепло и раздолье вольного юга. Косточки, понимаешь, от сырости ломить стало. Ревматизм, понимаешь, разыгрался… Но это ещё бы полбеды. А настоящая, большая беда, в том, что скоро дотянется сюда крепкая рука Москвы. А Москва – сила новая, цепкая и жёсткая. И чуял Гриша, чуял носом, печёнкой и селезёнкой, и рваным ухом своим тоже чуял, что не будет тогда в Новограде места ни для него, ни для всей ушкуйной братии. Останется только: или в крестьяне податься, ковыряться в нищей, плохо рождающей земле – а кто из братвы на такое пойдёт? Напротив, все бежали от скучного крестьянского быта в весёлое да разухабистое буйство шумных попоек, дальних походов, горячих схваток да богатой добычи. А то, что большинство заплатит за это увечьями, болезнями, жизнью, а то и того хуже – пленом да невольничьим базаром, – что ж, у кого какая планида. Зато сейчас гуляем! Лучше быть коршуном, чем вороном…
Или идти в стрелецкое московское войско. А служба государева – это не фунт изюму. Не воля вольная ушкуйной ватаги, совсем нет! Велит тебе полковник – делай. А коль не желаешь – тут уж деваться некуда, добро пожаловать в колодки, царёв ослушник! И – вот тебе пятьдесят горячих! Не смирился, мало? Ещё сто. Живой остался? Ступай в полк да не своевольничай более. А коль бежать надумаешь, поймаем – и тогда точно голова с плеч… Не обессудь уж, царёва служба така…
Нет, не для ушкуйной вольницы такой выбор. Не примут его люди. А посему – надо уходить. На восток – нельзя. Там сильные Булгарское и Казанское царства. Одно дело – лихой да быстрый набег. Другое – постоянное становище. Не потерпят ни булгары, ни казанцы у себя под боком многочисленное буйное воинство, ой не потерпят! Изведут всех поголовно. Не по причине звериной лютости, а лишь для собственного спокойствия.
На запад – тоже нельзя. Там народы с нравами чужими, суровыми. Воевать горазды, да и многочисленны они, а земли там немного. Да и привычка у них нехорошая: чуть кто не по-ихнему в Бога верует, того сразу в охапку – и на костёр. Говорят, мол в огне душа грешника очистится от скверны еретичества и безбожия. Нет уж, такая участь не для нас. На север – просто идти некуда. Тундра да снег. А дальше – Ледовитый океан. Не оленей же, в самом деле, пасти вместе с самоедами.
Остаётся одно – юг. Гриша сам бывал там и знал: земли в Подонье много, и земля там стоит пустая. Хоть и благодатные там места, да плохо приживаются на них люди. Потому как – часты там лихие гости. То татары крымские безобразничают, хватают кого ни попадя да волокут на волосяном аркане на невольничий базар в Геленджик или в Кафу. Да если бы только они! Тут все понемногу: и калмыки, и кочевые киргизы, с Кавказа заходят и отряды касогов и черкесов. Ну да ничего! Была бы земля, а уж как её к делу приспособить да от ворогов уберечь, мы разберёмся!
Значит, решено. Уходим на юг. Братве пока говорить об этом без надобности, дабы не смущать предстоящими переменами. Как оторвёмся подальше от Новоградчины, так и скажу…
Так, или примерно так, думал предводитель ушкуйников Гриша Рваное Ухо.
Что же касаемо нового лекаря Пашки, то лучше ему обо всём пока не рассказывать. А то ещё сбежит от радости, что ни в какой поход идти не надо, что ушкуйники сами уходят. Хотя припугнуть стоит, а то забеспокоится, что послания долго нет, может что-то заподозрить… Гриша велел крикнуть Пашку.
Пашка явился. Посыльный нашёл его на опушке леса. Лекарь бродил по кустам и насвистывал что-то. Когда посыльный его окликнул, он вздрогнул и подался вперёд, как бы собираясь бежать. Но не таких посыльных снаряжал Гриша для поручений, чтобы вот так просто от них сбегали люди. Нет! Пашка был остановлен (со страху он даже обмочил штаны) и препровождён к Грише. Первое, что увидел лекарь в Гришиной избе – это пенал, в котором он отправлял донесения Докуке и получал ответные распоряжения боярина. Пашка вторично обмочил штаны и даже чуть было не обделался, но вовремя спохватился. Решив, что убить его могли и в лесу, где он ждал верную дворнягу с посланием от Докуки, а раз не убили и привели к атаману, значит, есть до него дело. А посему не стоит унывать и надо попытаться набить себе цену в предстоящем торге. Гриша с усмешечкой наблюдал за переменой мыслей, чувств и эмоций на Пашкином лице. Лекарь был ему понятен как свои пять пальцев, как удар кистенём или как мысли подвенечной девицы. Выждав минутку для приличия и для весу, Гриша заговорил:
