Майкл Муркок - Повелитель воздуха
— Как только услышите щелчок — полный вперед! Поднимайте корабль!
— Есть, сэр.
— Открыть люки!
— Есть, сэр.
— Бросайте!
— Сделано, сэр.
— Угол подъема шестьдесят градусов! — приказал я. — Штурман, высота три тысячи футов! Дело сделано!
Корабль задрал нос, и мы схватились за поручни, когда рубка накренилась.
Шоу и остальные смотрели вниз. Я хорошо запомнил их лица. Дутчке сжал губы и нахмурился. Уна Перссон явно думала о чем-то своем. Ульянов тихонько посмеивался про себя. Шоу повернулся ко мне. Он широко улыбался.
— Сейчас она взорвется. Бомба…
Я и сейчас вспоминаю его красивое лицо, лучащееся радостью, когда за спиной Шоу полыхнуло ослепительно белым светом и четыре силуэта четко обрисовались на фоне нестерпимо яркого сияния. Потом раздался странный звук, точно один-единственный громкий удар сердца. И воцарилась тьма, и я знал, что ослеп. Я горел в невыносимой жаре. Помню еще, что дивился силе этого взрыва. Он, должно быть, уничтожил весь город. Может быть, и весь остров. Постепенно я начинал понимать всю чудовищность происшедшего.
«О Господи, — подумал я, — как бы я хотел, чтобы проклятые воздушные корабли никогда не были изобретены…»
Глава 8
Заблудившийся
— Так это было.
Голос Бастэйбла был хриплым. Он говорил без перерыва почти три дня подряд.
Я отложил карандаш и устало пролистал пачку листков, исписанных скорописью, — они содержали всю его фантастическую историю.
— Вы действительно верите в то, что пережили все это! — произнес я. — Но как же вы объясните свое возвращение в наше время?
— Меня выловили из моря. Я был без сознания, я временно ослеп, кроме того, имел довольно тяжелые, ожоги. Японские рыбаки, которые меня нашли, решили, что я моряк, пострадавший во время несчастного случая в машинном отделении парохода. Меня доставили в Хиросиму в местный морской госпиталь. Я был страшно удивлен, когда узнал, что это действительно Хиросима, поскольку был глубоко убежден в том, что город испепелен взрывом. Разумеется, только потом я сообразил, что приземлился в 1902 году.
— И что же вы предприняли? Я глотнул немного рома и предложил ему тоже выпить.
— Ну, как только меня выпустили из госпиталя, я отправился в британское посольство. Там ко мне отнеслись довольно дружески. Я опять утверждал, что страдаю потерей памяти. Я назвал свое имя, звание и номер; сказал, что последнее, о чем могу вспомнить, — нас преследуют жрецы Шаран Канга в храме Грядущего Будды. Они отправили телеграмму в мой полк, и оттуда пришло подтверждение: мои данные верны. Они оплатили мне дорогу и проезд поездом до Лакноу, где был расквартирован мой полк. С момента моего приключения в Теку Бенга прошло шесть месяцев.
— И ваш командир, разумеется, узнал вас. Бастэйбл горько усмехнулся:
— Он заявил, что я погиб в Теку Бенга, что я просто не мог остаться в живых после землетрясения. В известной степени я похож на Бастэйбла, сказал он, что не мешает мне быть отъявленным мошенником. Для начала, я старше покойного лейтенанта, и голос у меня тоже другой.
— Разве вы не вспоминали при нем о вещах, которые могли быть известны только вам?
— Разумеется. Он поздравил меня с прилежно проделанной работой и заявил, что, если я еще раз попытаюсь сделать нечто подобное, велит меня арестовать.
— И вы так просто это оставили? А что же ваши родные? Разве вы не пытались связаться с ними? Бастэйбл серьезно взглянул на меня.
— Я боялся. Знаете, это в своем роде не совсем тот самый мир, о котором я вспоминаю. Я не вполне уверен, может быть, это связано только с моей памятью. Все эти скачки во времени… С памятью что угодно могло случиться. Но вот некоторые мелочи — они просто другие… — он затравленно огляделся, точно вдруг заметил, что заблудился в хорошо знакомом месте. — Крошечные мелочи…
— Может быть, это опиум? — пробормотал я.
— Может быть.
— И поэтому вы боялись вернуться домой? Потому что могло так статься, что ваши родные вас бы не узнали?
— По этой самой причине. Думаю, я возьму немного выпить, — он прошел по комнате и налил себе большой стакан рома. На время разговора со мной он отказался от наркотиков. — После того как мой командир вышвырнул меня вон (а я его хорошо узнал), я отправился наверх, в Теку Бенга. Я поднялся до расселины. Естественно, весь город лежал в развалинах. У меня было ужасное чувство, что, если мне удастся перебраться через расселину, я найду в руинах труп. Мой труп. Так что я просто не стал пытаться. У меня было несколько шиллингов, и я купил себе кое-что из туземной одежды. А потом просил милостыню, пока пробирался через всю Индию. Иногда мне удавалось немного проехать на поезде. Поначалу я искал какого-нибудь подтверждения того, что я — это я. Какого-нибудь человека, который убедит меня в том, что я действительно еще жив. Я говорил с мистиками, встречавшимися мне по пути, и пытался выцарапать из них хоть что-нибудь разумное. Но все было бессмысленно. Тогда я решил попытаться забыть о том, кто я такой. Пристрастился к опиуму. Я отправился в Китай. В Шаньдун. Нашел Долину Утренней Зари. Не знаю, на что я надеялся, когда поехал туда. Она была такой же прекрасной, как и в моих воспоминаниях. Там находится теперь бедная маленькая деревушка. Местные жители были добры ко мне.
— А потом направились сюда?
— Да, после того как посетил целый ряд других мест.
Я не знал, что и подумать об этом парне. Мне не оставалось ничего иного, кроме как поверить ему на слово. Его голос звучал так убежденно.
— Думаю, лучше всего вам будет поехать вместе со мной в Лондон, — предложил я ему. — Навестить ваших родственников. Они должны вас узнать.
— Может быть, — он вздохнул. — Но знаете, у меня такое чувство, что я больше не принадлежу этому миру. Тот взрыв — тот ужасный взрыв над Хиросимой — он.., он забросил меня из того времени, к которому я принадлежал, в другое…
— Ах, глупости.
— Нет, это правда. Сейчас у нас 1903 год — или один из 1903-х годов.., но.., это.., это немой 1903 год.
Кажется, я понял его мысль, но почти не в состоянии был допустить, что подобное может иметь хоть что-то общее с действительностью. Я мог еще предположить, что человек совершил путешествие в будущее, а потом вернулся назад, в свою эпоху, но вот во что я уж никак не мог поверить, так это в возможность существования альтернативного 1903 года.
Бастэйбл взял еще выпить.
— И молитесь богу, чтобы это не был ваш 1973 год, — сказал он. — Одичавшие ученые, революционеры, бомбы, которые могут уничтожить целый город! — он содрогнулся.
— Но ведь там имелись и большие достижения, — заметил я не слишком уверенно. — И я вовсе не убежден в том, что туземцы, о которых вы говорили, были, в конце концов, так уж не правы.
Он пожал плечами:
— Различные эпохи позволяют одному и тому же человеку смотреть на вещи по-разному. Я сделал то, что сделал. Больше не скажешь. Сегодня я, вероятно, не стал бы этого делать. В этом нашем мире куда больше свободы, старина. Поверьте!
— Но она с каждым днем уменьшается, — возразил я. — И не всякий свободен. Я охотно соглашусь с тем, что существуют определенные преимущества…
Он поднял руку, умоляя меня замолчать.
— Ради всего святого, никаких дискуссий на эту тему!
— Ладно.
— Можете с тем же успехом разорвать ваши заметки, — добавил он. — Вам никто не поверит. А с какой стати? Вы не будете возражать, если я немного прогуляюсь? Чуть глотну воздуха, подумаю, что же мне делать дальше?
— Решительно не возражаю. Превосходно.
Я смотрел ему вслед, когда он, усталый, выходил из комнаты. Слышал его шаги на лестнице. Что за странным человеком был он!
Я еще раз бегло проглядел свои заметки. Гигантские воздушные корабли — монорельсовые железные дороги — электрические велосипеды — беспроволочный телефон — летательные аппараты тяжелее воздуха — все эти чудеса… Они никак не могли быть плодом фантазии одного-единственного молодого человека.
Я улегся на кровать, все еще размышляя над этим. Должно быть, я заснул. Помню, один раз я просыпался на короткое время и еще подивился — где может быть Бастэйбл. Потом я снова заснул и проспал до утра в полной уверенности, что он в соседней комнате.
Однако когда я поднялся, Рам Дасс сказал мне, что кровать моего гостя осталась нетронутой. Я отправился к Ольмейеру спросить, не знает ли он, где Бастэйбл, однако толстый голландец его не видел.
Я расспрашивал в городе всех и каждого, не встречался ли ему Бастэйбл. Кто-то рассказал мне, что видел поздно ночью молодого человека, неверными шагами бродившего по гавани. Его сочли пьяным.
Наутро из гавани ушел корабль. Может быть, Бастэйблу удалось пробраться на борт. Может быть, он бросился в море.
Я никогда больше о нем не слышал, хотя давал объявления и целый год провел в розысках. Но он исчез. Может быть, он действительно вновь прошел сквозь время и очутился — в прошлом, в будущем или опять в 1903 году, в своем, как он утверждал, 1903 году?
