Василий Кононюк - Шанс-2
– Скажи Богдан, откуда тебе известно, что тот, кто тебе является, святой Илья, а не враг рода человеческого?
– Сердцем чую, отче. Да и сам посуди, учил нас Господь, по плодам узнаете их, не может доброе дерево худого плода родить, а дерево злое, плодов добрых. А от святого Ильи, ничего, кроме добра я не видел.
Тут началась у нас бесплодная дискуссия, в которой отец Василий пытался отстоять точку зрения, что испытания сии тяжкие, от которых пытаюсь убежать, и остальных с собой прихватить, посланы нам Господом, чтоб укрепить нас в вере нашей, а меня искушает лукавый, чтоб мы этих испытаний избежали. Я придерживался диаметрально противоположной точки зрения, что это враг рода человеческого, хочет добрых христиан извести полностью, чтоб плодились лишь те, кого он уже сбил с пути праведного, а Господь не хочет этого, и посылает помощь детям своим, кто истинной веры не отрекся. При этом я прямо ссылался на соответствующий абзац, где черным по белому написано, что лукавый предложил Всевышнему испытать род человеческий, чтоб выяснить чего он стоит, на что получил добро от шефа. Любому здравомыслящему человеку с этого абзаца совершенно ясно, что лукавый такой же слуга шефа как, допустим, ангелы, просто выполняет другие, скажем так, деликатные поручения. Ведь в любой солидной канторе должна быть секретная служба, проверяющая сотрудников, и только дураку может придти в голову идея, что ее начальник борется с шефом.
Поскольку в любом солидном сочинении, а Библия, безусловно, к таковым относится, можно найти цитаты, подтверждающие любые две противоположные идеи, каждый из спорящих может стоять на своем. Это я понял еще когда теорию Маркса и Ленина в университете изучал. Дальше ситуация заходит в тупик, и выигрывает тот, у кого больше децибел в глотке, либо тот у кого припасен некий нестандартный ход способный выявить правого и наказать виноватого. Поскольку децибел у отца Василия было побольше, предложил альтернативный вариант решения нашего спора.
– Учит нас Святое писание отче, что никто не знает будущего ни ангелы, ни черти, даже сын Божий и тот не знал, когда настанет Судный день, и прямо нам сказал, мол, только отец мой на небе то знает. Нигде ты в Святом писании не найдешь что лукавому или ангелам будущее открыто. Значит, святой Илья мне является, отче, только он может от Господа будущее знать, и нам сказывать.
Отец Василий надолго задумался, видно сбил я его с мысли, но как настоящий философ нашел аргумент, который невозможно оспорить, ибо аргументов против фаталистов и софистов не придумано.
– Ты правильно сказал, Богдан, что разрешил Господь лукавому искушать род людской. А раз так, то должен был Господь лукавому и будущее открыть, иначе не смог бы он людей искушать.
Ну что тут сказать, в огороде бузина, а в Киеве дядька. Дальнейшая дискуссия теряет всякий смысл.
– И скажи мне, откуда ты так добре Святое писание знаешь, Богдан?
– То не я знаю, то святой Илья мне те слова подсказывает, что тебе сказать надобно. Так что отче, не со мной ты споришь, а со святым Ильей. Вижу, нет у тебя веры ко мне, отче. Давай соберем товарищество на круг, и каждый из нас скажет, что он думает. Пусть казаки решают. Решат головы под сабли класть, жен и детей в неволю к басурманам готовить, муки терпеть, которых избежать можно, чтоб веру свою укрепить, значит, так тому и быть, как все, так и я.
– Ишь ты, что придумал, кто ж на такое пойдет. Если открылось тебе будущее, теперь обратного хода нет. Святой Илья то тебе открыл, или враг веры нашей, на то никто не посмотрит. Будут казаки думать, как беду отвести. Ты не о том должен думать Богдан, а о том, как душу свою не потерять, и не верить на слово тому, что тебе поведают. Ибо сказано, не идите торной дорогой, что ведет в пропасть, и нею многие идут, ибо тесные те врата и узкая дорога, что ведет к жизни, и мало тех, кто находит ее. То твое испытание, тебе решать, мы тебе только советом помочь можем. – Отец Василий явно давал задний ход, видимо, вести диспут в широком коллективе легковозбудимых участников, у него желания не было.
– Так я уже все решил, отче. Если ты видишь, что идет дитя к яме, и можешь его остановить, ведь не будешь ты, отче, думать, а может лучше пусть погибнет невинное, ведь если поймаю его, грешником может стать, и душу свою погубит. То его жизнь, и как она сложится, никто не знает. Так и тут. Если могу спасти жизни братьев своих, значит должен то делать, а станет кто из них грешником, то не моя печаль, отче.
– Вижу крепок ты, Богдан в вере своей, или в заблуждении своем, то мне не ведомо, и не мне то судить. Мешать тебе не стану в делах твоих, ибо сказано, не суди, да не судим будешь. Если же помощь тебе потребуется, то отдельно толковать надо. Все ли поведал что на сердце твоем?
– Еще одно хотел сказать тебе, отче. Дюже мне этот мед сподобился, вызнал я в этом походе секрет у латинянина, как такой мед варят. Хочу теперь у нас такой мед варить, но нет мне пока в этом деле удачи. Еще придумал я отче, как доски пилить можно, по пять, за раз, теперь пробую такое сделать. Что ты на то скажешь?
– То дело доброе. Рассказывали мне, что ты бражку бочками варишь, но ничего не выходит путного с того. Но сказал Господь, просите, и будет вам дано, стучите, и вам откроют. Так что не теряй надежды, Богдан, может выйдет и у тебя, что доброе. А теперь иди, мне нужно к вечерней молитве готовиться. И знай, нет у меня веры к тому, кто с тобой толкует, буду смотреть я на дела его. Если на благо они, не стану противиться, но если увижу замысел лукавого в деяниях твоих, прямо о том скажу.
– Добре, отче. Буду тебе сказывать все, что мне святой Илья поведает.
Надеялся я на большее, но осторожный отец Василий не повелся на радужные перспективы, что с одной стороны было неплохо. Иметь дело с неглупым и осторожным человеком всегда лучше, чем наоборот. Глупым проще манипулировать, но это, как правило, рано или поздно вылезет боком. Оставишь без внимания, такого наломает, что проклянешь тот день, когда с ним связался. Недаром народ говорит, лучше с умным потерять, чем с дураком найти. Подпишусь под каждым словом.
Дни понеслись дальше заполненные тренировками, самогоноварением и конструированием лесопилки. Иногда приходилось принимать участие в посиделках, где Богдан в основном любовался Марией, а я, иногда принимал участие в разговорах, а в остальное время продумывал последующие детали пилорамы, способ их расположения, и взаимную установку. После изготовления основной, двухметровой, шестерни, мы приступили к изготовлению первой передающей шестерни, с коэффициентом повышения пять. Человеческим языком, это означает, что она, за один оборот основной шестерни, должна сделать пять своих. Поскольку внутренний диаметр основной шестерни, без зубьев, был метр восемьдесят, следовало изготовить шестерню с внутренним диаметром тридцать шесть сантиметров, или в новых единицах три ладони и три пальца. Несмотря на кажущуюся простоту, с ней тоже пришлось повозиться. Нужно было ее так изготовить, чтоб все усилия передавались перпендикулярно волокнам древесины, и не было возможности раскалывания детали при нагрузке. Для этого пришлось внутреннее кольцо сегментировать, каждый зуб шестерни выпиливать отдельно, а потом врезать в кольцо.
На этот же вал с передающей шестерней, планировалось изготовить и посадить, практически стандартное колесо около метра в диаметре, только помощней. Оно должно было входить в состав второй передаточной пары, соединенной между собой кольцевым ремнем, с коэффициентом повышения три. Таким образом, я получал общий коэффициент повышения пятнадцать, что должно было хватить для нормального движения пакета лучковых пил. Окончательную регулировку предполагалось осуществлять, меняя поток воды на колесо. Последний вал, предполагал закрепить в опорном столбе на аналог шаровой опоры, так чтоб он имел определенную степень свободы. На нем, с одной стороны, должно было сидеть второе передаточное колесо, тридцати трех сантиметров в диаметре, которое соединялось ремнем с первым, а с другой стороны на нем крепилось колесо с шатуном, шестидесяти сантиметров в диаметре, которое и должно двигать пилы. Шаровая опора давала возможность, двигать вал на втором опорном столбе, с помощью клина регулировать натяжение ремня, и при необходимости, разъединять силовые механизмы. Шатун, при вращении колеса, будет толкать вверх-вниз пакет пил по вертикальным направляющим, а по горизонтальному желобу, к пакету пил, будет подаваться бревно.
Таким был общий план будущей пилорамы. Жаль, что в уме он рисовался значительно быстрее, чем на практике, где в любом месте плана возникало дополнительно десятки мелких проблем, которые нужно было решать. Только сверел нам батя с десяток скрутил, разного диаметра, потому что спокойно смотреть, как они долбят гнезда под зубья шестеренки, стамесками, у меня не получалось. По моему рисунку, батя изготовил из металлического прутка коловорот, в конце которого сделал гнездо под сверло квадратного сечения. Приковав к каждому сверлу концевик, из квадратного прутка такого же размера, получился нормальный инструмент. Правда, сверла приходилось клинить в гнезде, чтоб не выпадали, но сверлить было несравнимо проще, и необходимые гнезда намного быстрее было высверливать, а стамеской только подравнивать контуры. Не хочу говорить о бесконечном множестве деревянных шипов, которыми все это крепилось в силу дороговизны гвоздей, и под которые нужно было сверлить дырки.
