Андрей Посняков - Демоны крови
— Конечно, нужен! Давай! Ты молодец, Максюта…
Парнишка улыбнулся и, пригладив волосы, подошел к мотоциклу:
— Поеду… Еще, может, кого расспрошу.
— Эй, эй, — Ратников придержал его за локоть. — Ты это… не торопись, притормози пока. А вечерком я тебе разыщу… ну или звякну, лады?
— Лады, дядя Миша! Только вы это… если вдруг Маша придет, мне тоже звякните.
— Само собой, Максим, само собой…
Подросток разбежался, разогнал мотоцикл, завел с толкача и, прыгнув в седло, укатил все с тем же страшным треском. Проводив парня взглядом, Ратников зашел в дом и, расстелив листок на столе, вчитался:
«Ленка + Колька = Любовь до гроба дураки оба»,
«7 + 8 + 6 = X — У»,
«3 + 1 +»,
«Колька дурак»,
«АРИЯ»…
И дальше снова пошли какие-то арифметические примеры — кто-то считал в столбик…
— …под светом звезды по имени Солнце… — все так же пел Цой, магнитофон Ратников так и не выключил, правда, и звук не прибавил.
Звезда по имени Солнце… да… Интересно, кто тогда на острове подал знак, где следует искать браслеты? Кто-то, кто явно помнил песни «Кино». И знал, что Ратников их тоже помнит. Да-а… Что тут и говорить? Запишем пока в загадки.
А что мог написать на трансформаторной будке мужик в старомодной шляпе? «Колька дурак»? Или производил в столбик личные финансовые подсчеты? Икс от игрека отнимал… вернее — игрек от икса… И эти еще странные цифры — три и один. Три и один… три плюс один плюс… незаконченный какой-то пример получается.
Группа крови на рукаве,
Мой порядковый номер на рукаве…
Группа… группа крови? Ну да… Ратников хорошо запомнил — у парней-побегушников первая и третья положительная, у двух девчонок — вторая… Первая и третья… Три и один… Три — плюс, один — плюс… А может, не так все читается? Никакая это не арифметика! Третья — положительная, и первая — положительная… И потом оба парня с нужными группами — пропали… Ай-ай-ай…
От подобной догадки у Миши едва волосы дыбом не встали! Вот ведь оно как получается, вот как выходит… Выходит, медсестричка-то точно при делах, если не сам директор!
Группа крови на рукаве,
Мой порядковый номер на рукаве,
Пожелай мне удачи в бою,
Пожела-а-ай мне…
Глава 12
Лето. Окрестности Чудского озера
ЖЕНЩИНА И РОЗЫ
Все будет сведено к чему-то более банальному, чем сама реальность.
Поль Вен. Как пишут историю. Опыт эпистемологииМаша не зря вспомнила про Тему, скорее всего — именно из-за странного своего подарка — бирюзовых осколочков, как две капли воды похожих на те, коричневато-желтые. Уж конечно же об их происхождении девушка догадалась, не дура. И вот, когда что-то такое случилось, произошло, непонятно пока что, но что-то не очень хорошее, Машенька о своем подарке вспомнила, указала… место, где ее искать? Гм… скорее — путь к нему А для этого указания должны были быть условия, да такие, которые, наверное, можно бы назвать экстремальными — кто-то входил в дом или подъезжал, и Маша точно знала, что добра от незваного гостя (или гостей) ждать нечего. И не успеть было написать записку, указав все свои подозрения (а, может быть, и специально не писала, боялась, что найдут) вот и сообразила — вытащила из рамки фотку… «Артему!!!»
Значит, Артем тоже знал что-то… и тогда его самоубийство — очень даже странное, быть может, это и не самоубийство вовсе. Медсестра сделала укол… потом — таблетки… Одно снотворное на другое и… Нет, с этим делом все до конца не ясно! И еще — побегушники… группа крови, написанная пижоном с ретро-«мерса» на старой трансформаторной будке.
Что-то такое несчастный мальчишка знал, это точно. И хотел склеить браслетик, бирюзовый, с синеватым отливом, подарить Светке… Такой же браслетик имелся сейчас и у Миши. Витой, в виде змейки с рубиновыми глазками.
Почему бирюзовый, а не коричнево-желтенький? Да потому что это совсем другой ключ, ключ к дверям, которые ведут вовсе не в Средневековье, а… совсем в иную эпоху! Вот хоть взять Кнута — парабеллум, пиджак по моде тридцатых, немецкий модный журнал… опять же — за тридцать шестой год. Тридцать шестой… или чуть позже. Скорее всего, это время — незадолго до Второй мировой войны… Иначе бы Кнут вполне мог обзавестись и более серьезным оружием. Мог… А мог и не обзавестись, всяко бывает. Но если допустить конец тридцатых… Кстати, и те парни-поджигатели, что общались с кем-то на борту «Гермеса» — самоходной баржи Николая «Узбека» Кумовкина, они ведь тоже были одеты именно по той, довоенной, моде. И тот флигель, странно проявившийся во время перемещения: портрет какого-то угрюмого человека с квадратным подбородком, коротко стриженного, патефон с пластинками, картина — стоящий перед окном скрипач. Мазня? Да нет — стиль такой. Явно не соцреализм… постимпрессионизм, скорее. Значит, хозяин флигеля… или просто жилец… человек для своего времени весьма продвинутый — любитель искусств, как же — патефон, пластинки, картина…
Конец тридцатых… Кстати, остров тогда принадлежал Эстонии. Независимой Эстонии. И это плохо, очень плохо. В Средних веках хоть документы не спрашивают, а здесь… Тогда была пограничная зона, как, впрочем, и сейчас. Можно, конечно, нахрапом, но лучше подготовиться, хотя бы чуть-чуть. Если они — черт знает пока, кто конкретно — Машеньку забрали с собой, а не убили вот прямо здесь, сразу, да еще обставились, запутывая следы, — типа сама уехала, то какое-то время все-таки есть. Какое-то время… Еще бы хорошо и здесь кое-кого проверить. Как вот только? Да так! Внаглую! Съездить в поселок — там таксофон — позвонить по телефону доверия, инкогнито или вымышленным именем назваться. Сказать… А что сказать-то? Некую девушку похитили пришельцы из прошлого? М-да-а… А тогда про Артема! Дескать, мальчишку убили… И что, хватит доказательств? Да и вообще, по этому делу заключение медэкспертизы имеется, весьма двусмысленное, кстати. И так, и всяк трактовать можно — ну, это уж дело следствия. Хотя… какое следствие? По самоубийству проверку Димыч ведет… Ладно, с ним еще разок потолковать можно. Опять же Ганс должен приехать — оставить ему, на всякий случай, подробную записку о всех своих подозрениях, о всем, что здесь творится, без указания на пришельцев, разумеется — просто бандиты, похищают людей, главный подозреваемый — пижон на красно-белом «мерсе»… и кто-то из команды «Гермеса». Об этом и по телефону доверия сообщить — мол, принимают ворованный металл, увозят на барже в Эстонию. Пусть пошерстят, проверят — Коле Узбеку лишняя заморочка, хоть он и не при делах, наверное. А может, и при делах, кто его знает? Димыч когда еще говорил — по всем документам — дела у Кумовкина идут ни шатко, ни валко. Так на какие шиши жирует? Хм… Да ясно на какие — «паленый» лес на пилорамке своей пилит… как и многие прочие.
И тем не менее все это надобно в письме отразить. Эх, самому бы «Гермес» этот проверить, да только как? Да и некогда — Машу искать надо. Что там искать — спасать, вытаскивать!
Ладно. Написав записку Ганзееву, Михаил вложил ее в конверт… подумал и заклеивать не стал, лишь подписал — «Веселому Гансу». Максим Гордеев — подросток воспитанный, чужие письма читать не будет. Впрочем, ему-то как раз и можно эту записку показать, нужно даже.
Итак, в поселок! Заодно колеса на шиномонтажку отвезти да вернуть председательские — это первое дело. Потом — к Максику, потом… Потом видно будет! Да, позвонить еще, не забыть.
Новенький красный таксофон висел на торцевой стене продмага. Подъехав, Ратников нарочно выждал, когда пройдет народ, затем, сняв трубку, набрал нужный номер и тихонько заговорил нарочито хриплым голосом:
— Эт-та милиция? Милиция, спрашиваю? Ага… А я, значит, Иван Степаныч Колобков, с поселка Советского дачник. Сообщить хочу! Записываете? Ага… Тут у нас такие дела творятся! На пароходе «Гермес» ворованный металл в Эстонию возят… «Гер-мес»… Да-да, именно так. Ах, знаете? Ну, тем лучше… И еще это — в детском лагере здесь детишки убегают, а медсестра их неправильно лечит… И вот еще…
Взгляд Михаила упал на висевший тут же, рядом, плакат, призывающий граждан активно «стучать» на сбытчиков наркоты. Плакат из тех, что вызывают, мягко говоря, недоумение — это что же, получается, опер из отдела по борьбе с наркотиками не знает, что у него на «земле» делается? Или что гораздо хуже — знает, но «в доле»? Как хочешь, так и понимай.
— И вот еще про наркотики… Тут у нас один, на красно-белом «мерседесе» ездит, старинном… анашу продает, гад! В запасном колесе ее прячет. Записали? Да-да… Коробкин меня зовут, Степан Иваныч…
Быстренько повесив трубку, Миша откашлялся и, пройдя к оставленному аж за клубом «уазику», поехал на шиномонтажку. Управился быстро: отвез колеса Михалычу, затем вызвонил Максима Гордеева, встретился с ним за клубом, передал письмо:
