Андрей Саргаев - Е.И.В. штрафные баталлионы. Часть 1.
– А не сходить ли тебе, Миша, за грибами?
– Куда? – удивился парнишка. – Сушь третью седьмицу стоит, какие же сейчас грибы?
– А ты на болотце вдоль Змеиного ручья посмотри.
Минька недоверчиво покачал головой и поскрёб в затылке. Вот это да, сколько себя помнил, всегда запрещали туда ходить, а тут сам посылает!
– Боишься?
– Я? – возмущение захлестнуло парнишку. – Да я, между прочим, уже два раза… ой!
– Бывал, значит? – не вопрос, скорее утверждение. – Дашку с собой заберёшь. Понял?
– Чего не понять-то? Заберу.
– И это, Миш… – голос отчима дрогнул. – Удочки с собой ещё захвати, мало ли заночевать придётся, хоть уклеек в Вороньей речке наловишь. Всё не с пустым брюхом.
– Тута всего четыре версты.
– А я сказал – придётся заночевать!
Уходили из деревни огородами – очень уж отчим просил не попадаться солдатам на глаза. Дашка, несмотря на малый возраст, терпеливо перенесла ползанье по огуречным грядкам, перелезание через плетень, даже когда в заросли крапивы попали, и то не заревела. Не зря Минька показал её сберегаемого с самого Рождества леденцового петушка на палочке, и посулил отдать целиком за хорошее поведение.
Прихваченное лукошко, будь оно неладно, мешало ползать и лазать, но там кусок хлеба, две репки, и моток лесы из конского волоса. И величайшая для каждого мальчишки драгоценность – настоящий железный крючок. Не приведи Господь иноземцам на глаза попасться – обыщут и отберут сразу же. И откуда нехристей привалило? Куда ни глянь, всюду они. И много-много! Сам Минька умел считать только до сотни, но этих сотен тут видимо-невидимо. Пять, а может и все восемь. Кто-то прямо на костре ворованных поросей жарит, кто-то складывает на телеги связанных по ногам овец, иные просто сидят и гогочут, передавая друг дружке большие глиняные кружки. Не иначе у кого-то брагу отняли.
Сразу за огородами нырнули в высокую рожь. Мишка поначалу опасался, вроде как барское то поле, но потом решил, что от барина не убудет, если они немного потопчут, и потянул за собой сестрёнку. Жалко хлеб, а куда деваться, ежели везде красные мундиры?
Едва вышли на другой стороне, как Дашка потребовала обещанное:
– Питуска давай! – топнула босой пяткой, и набрала полную грудь воздуха, готовясь зареветь в случае отказа.
Делать нечего, пришлось доставать из-за пазухи завёрнутую в чистую тряпицу сладость. Развернул, облизал со всех сторон, будто бы проверяя сохранность вкуса, и протянул:
– Держи! Только всего сразу не ешь.
– Пасяму?
– Сладкая будешь слишком – непременно козюля ужалит. Мы же на Змеиный ручей идём, знаешь?
– Да? – девочка ненадолго задумалась, а потом решительно запихнула лакомство в рот. – Ты бойсой! Ты сех козюй убьёсь!
Минька аж поперхнулся от таких слов и не нашёлся чего ответить. Петушка, конечно, очень жалко, но и выглядеть в глазах младшей сестры последним трусом тоже не хотелось. Подумаешь, гадюки! Да он этих гадюк одной левой! Вот только выломать прутик покрепче… и всех…
Мальчишка представил себя богатырём, срубающим Змею Горынычу сразу три головы. Нет, лучше четыре! И хвост заодно! Дашка с восторгом и восхищением смотрела, как прутик со свистом рассекал воздух – вот он сбивает наземь васильковые и ромашковые вражьи полчища, вносит опустошение в репейную орду, а по неприятельскому генералу-чертополоху бьёт с такой силой, что того отбрасывает на несколько шагов.
И, кажется, будто земля дрожит и пыль клубится вдали – верный конь стучит копытами, спеша на помощь. Ну будет ужо врагу потеха!
– Кусна! – Дашка облизала большую деревянную ложку и отложила её в сторону. – Паси бох!
Девчонка осоловела после непривычно сытной еды, но всё равно с сожалением проводила взглядом уносимый котелок с недоеденной кашей. Глаза закрывались сами собой… клюнула носом… встрепенулась… И тут же завалилась на бок, не в силах бороться с непреодолимым сном. Сидевший рядом пожилой дядька хмыкнул, улыбнулся чему-то своему, и переложил ребёнка на сложенную в несколько раз попону.
– Сестра?
– Ага, – ответил Минька, торопливо работая ложкой. – Младшая.
Вопросы вопросами, но съесть нужно всё, что положили, иначе хозяева обидятся и не предложат добавки. Дядька-то вона какой сердитый! Хотя ни разу даже брови не нахмурил, но все остальные к нему и приближаться опасаются. А если подойдут, то непременно вытягиваются и называют Вашим Происходительством. Нерусский, наверное, с таким-то именем и прозвищем. Может татарин? Набравшись храбрости, Мишка решился спросить об этом напрямую.
Дядька смеялся долго, пока торчащие в стороны усы не опустились вниз, намокнув от текущих по щекам слёз. И чего такого смешного нашёл?
– Ты что, малец, никогда гусар не видел?
– Ладно врать-то! – каша кончилась, поэтому можно говорить начистоту. – Какие же вы гусары? У гусар мундиры в золотых узорах да кивера высокие с бляхами… а у вас?
– А что у нас? – "происходительство" сдвинул на ухо смушковую шапку с алым верхом, перекрещенную голубым шнуром, и стукнул кулаком по колену, обтянутому сукном блёклого зелёного цвета. – А у нас полевая форма Ахтырского полка, высочайше утверждённая самим императором Павлом Петровичем.
– Так ты гусар?
– Бери выше – целый генерал-майор.
– И сабля есть? – косой быстрый взгляд на ножны. – Пока не покажешь, ни в жисть не поверю!
– Ну и хитрец! – генерал раскусил немудрёную уловку и, вытащив оружие, протянул рукоятью вперёд. – Держи.
– Навовсе? – ахнул Минька.
– Ну уж нет. Хотя… Иван Дмитриевич!
– Да, Ваше Превосходительство! – гусар в точно таком же мундире возник буквально из ниоткуда.
– Иван Дмитриевич, – продолжил генерал. – Вы не находите, что важные сведения о противнике, доставленные… э-э-э… Как там тебя?
– Нечихаи мы.
– Да! Сведения, доставленные Михаилом Нечихаевым, заслуживают определённой награды?
– Пожалуй, верно! Наградим прямо сейчас?
– Непременно!
У Мишки спёрло дыхание и мысли лихорадочно заметались в голове. Кабы гривенником пожаловали! Али пятиалтынным. И мамка не так будет по корове убиваться… Может, полтину дадут? Урожай собрать, так и зиму получится протянуть… Рубля бы хватило…
Награда разочаровала – тот, кого генерал назвал Иваном Дмитриевичем, ушёл на минутку, потом вернулся и протянул мальчишке самый настоящий кинжал.
– Вот, владей! С турецкого янычара в бою взят, – гусар рассмеялся и похлопал Миньку по плечу. Но, вглядевшись в наполнившиеся слезами глаза, забеспокоился. – Али недоволен?
– Всем доволен, барин, спаси тя Хосподи!
– На меня смотри! Почему ревёшь?
– Я не реву.
– Не ври командиру, гусар Нечихаев!
– Я… – мальчишка хлюпнул носом, изо всех сил сдерживая рыдания. – Барин ножик всё равно отберёт, а у нас англичане корову зарезали…
– Вот оно что! – генерал переглянулся с Иваном Дмитриевичем. – А не тот ли это случай, господин подполковник?
– Вы имеете в виду государев приказ?
– Именно.
– Почему бы и нет? Гусар Нечихаев!
– А? Чево?
– Не "чево", а "я, Ваше Высокоблагородие!" Понятно?
– Ага. То исть – я!
– В полк пойдёшь на службу?
– Когда, прям сейчас? А надолго?
– На всю жизнь, Миша, на всю жизнь. Корову матери купишь с первого жалования. Вот завтра и купишь.
– Жалование?
– И мундир.
– А Дашка?
Подполковник оглянулся на спящую девочку и покачал головой:
– Девиц в гусары не берут.
– Жалко.
– Ну, ты согласен?
– Ага.
– Не ага…
– Ага, Ваше Высокоблагородие!
– Тьфу, да чтоб тебя!
Джон Смит не такое уж редкое имя в старой доброй Англии. Честно сказать, так вообще очень частое – в их роте восемь Смитов, из них пять Джонов. Иногда удавалось исхитриться и жалование за двоих получить. Тут главное что? Главное – успеть его потратить до того, как ошибку обнаружат и начнут бить. Гады они все ползучие! Ладно бы просто били, а то ещё пожалуются господину капитану… Ох и страшная штука – плётка из бегемотовой кожи.
Часовой поёжился от неприятных воспоминаний, и покосился в сторону костра, где его товарищи распивали туземное пиво со смешным названием braga. Они тоже гады. Жрут жареную свинину, веселятся, а ему наверняка оставят только обглоданные кости. Ублюдки!
– Джонни, малышка, лови! – здоровенная мотолыжка больно стукнулась в поясницу. – Как тебе угощение?
– Засунь это угощение себе в задницу, придурок! – огрызнулся часовой, и на всякий случай решил отойти подальше от костра.
Подумаешь, темнота! Зато ветер сносит заманчивые запахи, и у пирующих мерзавцев не будет искушения бросить ещё чем-нибудь. Вот же ослы валлийские! Ну ничего, и без них есть чем утешиться.
В потайном кармане, пришитом предусмотрительным Джоном, приятно булькал настоящий ямайский ром. Собственно, булькал не сам по себе, а залитый в замечательную, украденную у лейтенанта Пемброука фляжку. А эти бараны пусть лакают отвратительное пойло.
