Константин Калбанов - Вепрь-2
Видно никак ему не хотелось мастерить два разных вида, было у него желание использовать универсальный запал. Неплохо бы было, да только не судьба. Без капсюлей такого не сделаешь, да и с капсюлем тоже, слишком разные задачи.
— Ну так, значит так. Завтречка с утреца и начнем твою придумку делать, а к вечеру думаю уж спытаем, я и мушкет старый наладил, нечего все оружие портить.
На этот раз испытания прошли на ура, с первого раза все срослось как надо. Конечно жалко было пользовать боевые гранаты, но важен был результат, а он-то как раз был. Теперь дело оставалось за малым, разработать прицел, что-то на подобии того, что был на подствольном гранатомете в известном Виктору мире и путем многократных повторений вычислить на нем градуировку. Ну, как за малым, относительно так, но ведь путь был известен, а дальше упорным трудом и затратой немалого времени.
* * *— Ну, здравствуй, Вепрь.
Едва услышав это, Виктор ощерился, словно волк загнанный в угол и быстрым взглядом осмотрел двор. В настоящий момент не меньше десятка взяли на прицел именно его. Да тут не меньше полусотни, сейчас разбегаются по подворью, за воротами видны еще всадники и судя по всему, они взяли постоялый двор в кольцо. Сопротивляться конечно можно, да только итог один, порвут как тузик грелку. Конечно немалое число из них поляжет, вот только проку от того никакого. Для него никакого. Ну, да продаст он за дорого свою жизнь, а как быть с Богданом, Беляной, пацанами, Гораздом, остальными ватажниками.
С другой стороны, а какие есть доказательства вины остальных, то что они проживают на одном с ним подворье еще ни о чем не говорит. Можно договориться. Он отдает себя в руки стоящего перед ним, а тот в свою очередь не трогает никого другого, удовлетворившись главарем, уж его-то рожу ни с чьей не перепутаешь.
Удивительно, что он вот так легко решил себя сдать? Да нет тут ничего удивительного. Непосредственных виновников той резни он нашел и покарал, ненависть к гульдам в целом никуда не делась, но стала не такой болезненной и всеобъемлющей, терпеть можно, так что главное он сделал, теперь можно и на покой. А вот если из-за него пострадают другие, те кто опять змейкой заползли к нему в душу и стали дороги, тогда не будет ему покоя и на том свете, он просто чувствовал это.
Взгляд Добролюба изменился, решимость загнанного зверя сменилась усталостью. Руки все еще на рукоятях кольтов, которые он носил на манер героев вестернов, очень удобно, правда лишь в погожие дни. Имелись и иные кобуры, те предохраняли от дождя. За состоянием пороха все одно приходилось следить постоянно, ему чтобы отсыреть, совсем не обязательно попадать в воду. Что поделать до унитарных патронов тут было еще ой как далеко.
— Если дашь слово никого более не трогать, отдамся без боя, — взгляд-то изменился, а вот решимости в голосе ничуть не меньше.
— Зачем мне это? Ты и так никуда не денешься.
— Это верно. Да только прихвачу с собой и тебя и еще кого из твоих людишек, а там и мои парни отмалчиваться не станут. Половина твоих поляжет, никак не меньше. Я из прошлого раза выводы сделал и у меня все оружные, даже бабы. Не улыбайся, я пустых слов бросать не привык, не всякий ветеран сможет тягаться с ними, — взгляд стоящего перед ним опускается на пистоли. И когда только успел, курки уж взведены, только направить на цель и нажать на спуск. Да, Вепря держат под прицелом, но отчего-то сомнений нет, его слова не пустая угроза.
— А еще у тебя всяких хитростей в достатке.
— И это есть, — легкий кивок, почитай одним подбородком.
— А от чего думаешь, что слово свое сдержу?
— От того, воевода, что слово боярина Смолина для тебя дорогого стоит. Опять же, долг он платежом красен, а ты кроме добра ничего от меня не видел. По разному выходило, когда я сам себя хранил, когда злобой исходил как змей ядом, да только все тебе было на пользу, настолько, что животом ты мне обязан, да не единожды. Не надо на меня так глядеть, я тебе сейчас не должок поминаю, а просто говорю, почему ты слова своего не порушишь. Сам не сможешь, иначе сам себя в своих же глазах потеряешь, потому как ты пока не правитель, а простой вой. Когда сядешь на вотчину многое поменяется, жизнь заставит, когда за других в ответе будешь, а сейчас ты живешь по иному.
Градимир только и смог что ухмыльнуться одним уголком губ. А что тут говорить, правда в словах скомороха, коли даст слово то порушить уж не сможет. Все верно, сейчас поговорка "ради честного словца, не пожалеет и отца", подходила к нему как сшитый по мерке кафтан. Честь воинская на первом месте. Хотя уж начинает меняться, потому как жизнью битый, понимает, что такими понятиями жить не получится, но пока есть отец, имеется и у него возможность жить так, как хочется, а не так, как потребно. Бог даст, еще поживет подобным образом да не один год.
— Слово, боярина Смолина. Коли отдашь себя в руки, никто твоих домашних за твои грехи не тронет, пока я жив, так и будет.
— А что же ватажники?
— Им тоже вреда не будет, коли проявят покорность.
— Горазд!
— Да Добролюб, — послышалось от дома, где у окон разместились все ватажники и обитатели подворья с оружием на перевес, контролируя все подворье. То что боевые холопы боярина рассыпались по всему подворью, включая и задний двор, мало им помогло бы, здесь потери были бы просто опустошительными, иное дело, что конец был бы один.
— Я предаю себя в руки боярича. Сопротивления не оказывайте, вас никто не тронет.
— Добролюб!.. — И этот туда же Аника воин.
— Богдан, не дури! — Резко оборвал кузнеца Виктор. — Мало мне твоей семьи, хочешь чтобы и твоя жизнь, и жизни остальных повисли на мне? Дайте уйти с миром в сердце, одних-то покарал, а тут не судьба. Не приказываю я, прошу, сделайте как сказываю и никто не пострадает. Уберите оружие, слово боярское дорогого стоит, никто вас не тронет, а моя песня спета.
Виктор спустил курки и медленно достав кольты, протянул их рукоятями Градимиру. Тот внимательно глядя ему в глаза, принял пистоли. После этого в пыль полетели пояс со справой, ножи из всех тайников. Все существо восставало против этого и требовало драться, но Волков сумел подавить это желание и всячески выказывал полную покорность судьбе. Откуда-то из тайников, из самого дальнего уголка выполз страх и сдавил сердце холодной удавкой. Надо же, а он оказывается не разучился бояться. Все это время страх был в нем, просто железная воля загнала его так далеко, что он просто позабыл про его существование. Миг он не мог понять, отчего тот проснулся, но тут же пришло и понимание. Здесь не казнили просто так, во всяком случае, к татям, а уж тем более к таким вот как он, перед лишением живота неизменно применялись пытки. Никто не даст ему просто так умереть и вот именно мысль, еще не осознанная, не оформившаяся, только слабый намек и разбудила тот страх, понимание же пришло только сейчас. Ну да, потерявши голову за волосами не плачут. Выбор сделан, теперь как Отец небесный назначит. Может и припомнят ему его заслуги перед смертью.
— Пошли в дом, Добролюб, — взвешивая в руках кольты, проговорил Градимир и сделав знак людям оставаться на своих местах, без страха обошел Виктора и направился к крыльцу.
А это что еще за здравствуй жопа новый год!? Ладно, там видно будет, на дыбу всегда успеется. Виктор прямой, словно кол проглотил, направился вслед за бояричем. Решил поиграть? А вот хрена тебе, не стану тебя ни о чем просить!
— Пиво-то есть, — устроившись как ни в чем не бывало за столом в обеденном зале, поинтересовался Градимир. Спокойно так поинтересовался, словно и не держат его на прицеле нескольких стволов.
— Оружие уберите, — устало бросил Виктор, махнув рукой, а затем нашел взглядом Беляну. Час был ранний, а потому служившие здесь девки из Приютного еще не пришли, да и не к чему, постояльцев сегодня не было, опять же воскресенье, нужно церковь сходить. — Пива принеси, да пару кружек. Как боярич, позволишь пивка выпить, пока в железо не взяли?
— Да какое железо, — с нескрываемой угрозой проговорил Зван. Хм. А этот-то чего, вроде только страх и держит подле Добролюба. — Он сам сейчас у нас в руках, так что его холопы все сделают, что не прикажем.
— Охолонь, Зван, — резко бросил Виктор, — Не все так просто. Коли он вошел сюда, стало быть, знает что делает. Ничего для нас не поменялось, там на дворе он тоже был в моей власти и он это знал и холопы его, но никого это не остановило.
— Верно мыслишь, Добролюб. Ну чего стоишь-то, садись, выпьем, да за жизнь поговорим, — кивнув на принесенный напиток и кружки, произнес Градимир. А чего же не выпить. Это за всегда можно, а уж коли последняя… — Гадаешь, что происходит?
— Да вот, силюсь понять, но ничего не выходит.
— А ведь просто все. Нешто ты думаешь, что службу твою верную кто позабыл или не помним о том, что две ватаги татей ты со своими людишками извел. Оно конечно, и пограбить успел, да только то что в Гульдии творится нас мало касается, а то даже и на пользу Брячиславии. Вот и выходит, что вреда от тебя для княжества нет, а одна сплошная польза. Но то, только пока. Еще чуть шагнешь за грань и там уж один сплошной вред. Сегодня уж к Великому князю прибыл посол гульдский, все по твою душу, требует чтобы князь пресек действия разбойника по прозвищу Вепрь.