Барбара Картленд - Цветок пустыни
Но в то же время она почувствовала какую-то неловкость рядом с ним – таким незнакомым, почти чужим он вдруг ей показался.
Вита понимала: это оттого, что Мануэль неожиданно оказался частью ее прежнего мира, того самого мира, который, как ей представлялось, она оставила позади себя, окунувшись в мир пустыни, арабских шейхов, их кровавых ссор и странных, суровых законов. Она почувствовала себя частью этого мира, к которому, как она думала, принадлежал и он.
И вот теперь они встретились на равных. И он, и она – европейцы, и у обоих длинный ряд славных предков, происхождение, положение в обществе… ей трудно было сразу привыкнуть смотреть на все с такой точки зрения.
Когда они произнесли торжественные фразы свадебного обряда на латыни, звучавшие вот уже многие столетия, Вита вознесла в своем сердце короткую молитву, прося Господа помочь ей сделать счастливым человека, за которого она вышла замуж, чтобы забыл он всю боль и ненависть, что носил в своем сердце последние годы.
Возможно, думала девушка, для него будет очень трудно отвыкнуть от его прежней жизни и вернуться снова в цивилизованный мир, но она будет рядом и обязательно поможет ему.
«Наши религии могут быть различны, – говорила себе Вита, – но Бог у всех один, и если его это сделает счастливее, я с радостью перейду в католичество. Хотя вряд ли для него это важно, ведь он столько лет прожил в крае, где поклоняются иному Богу, и научился уважать и это обличие Всевышнего. Ибо, как бы ни величали Бога, с помощью каких бы обрядов к нему ни обращались, Бог – один для всех».
Так думала Вита, стоя перед алтарем.
Когда дон Мануэль надел на ее палец обручальное кольцо, она едва сдержалась, чтобы не крикнуть на всю церковь: «Я люблю его!»
Видимо, глаза ее говорили красноречивее всяких слов, потому что ее муж, улыбаясь, незаметно приложил к губам палец, а затем прильнул к ее устам таким страстным и долгим поцелуем, что у девушки закружилась голова, и она была вынуждена прислониться к нему, ища поддержки и опоры.
Они вернулись в консульство, где их ждал великолепный обед.
Угощение было восхитительным, беседа за столом – оживленной и остроумной, так как собрались вместе весьма интересные люди, однако Вита едва могла оценить как одно, так и другое.
Единственное, что сейчас занимало ее, – это мужчина, сидевший возле нее, человек, которому она теперь принадлежала душой и телом.
Она почти не замечала, что она ела или пила, – все утонуло в странном тумане, и когда капитан и миссис Бертон наконец уехали в свой загородный дом и Вита поднялась к себе в спальню, она знала, что наступил момент, которого так ждала и страшилась.
И сейчас ничего больше не имело значения.
Вита с помощью служанки переоделась на ночь и, накинув белый пеньюар поверх тонкой ночной рубашки, подошла к окну и задержалась, любуясь призрачным серебристым светом луны, залившим притихший город.
Тихая красота лунной ночи находила отзвук в ее сердце, полном любви и предвкушения волшебства. И когда она услышала, как открылась дверь, то не повернулась, а продолжала стоять, не в силах справиться с охватившим ее трепетом.
Вся комната была погружена во тьму, и только серебристый свет проникал снаружи, освещая белую, словно прозрачную, фигуру стоящей у окна девушки.
Мануэль пересек комнату и остановился возле нее. Не поворачивая головы, Вита чувствовала на себе его взгляд, надеясь всем сердцем, что ему нравится то, что он видит. Почему-то именно теперь у нее не было в этом уверенности.
– Ты на самом деле существуешь или просто приснилась мне? – спросил он тихо, и в его глухом голосе ей послышались незнакомые нотки.
Вита повернулась и встретилась с ним взглядом.
– Я существую… и я твоя… жена!
– Я едва могу в это поверить, – ответил Мануэль. – Даже сейчас я ловлю себя на мысли, что боюсь вновь ощутить ту боль, которая еще совсем недавно разрывала мне сердце. Я знал, что должен отказаться от тебя, отправить тебя домой и никогда больше не видеть. Я должен был это сделать, но, боже мой, как это было невыносимо!
– А… что ты чувствуешь сейчас?
– Что я безмерно благодарен судьбе за этот дар, – отвечал он, осторожно привлекая ее к себе. – И все еще не могу поверить, что такая красавица принадлежит мне навеки.
Он осторожно прижимал ее к себе, в этом жесте было нечто благоговейное, и Вита с тихим счастливым вздохом прижалась головкой к его плечу. Она молчала, и через секунду Мануэль опять заговорил:
– Я никогда не отпущу тебя, любимая. И если только ты когда-нибудь попытаешься проделать то же, что твоя кузина Джейн… клянусь, я убью тебя!
Вита была несколько удивлена силой страсти, прозвучавшей в его голосе, но она не испугала ее.
– Со мной такого не может случиться, – сказала она тихо. – Я думаю, что в жизни кузины Джейн все произошло из-за того, что она просто искала настоящую любовь. Если бы она сразу вышла замуж за человека, которого любила так, как своего шейха Меджула, она была бы счастлива с ним, зная, что нашла то, что ищут все женщины на свете, – мужчину, которому они могли бы принадлежать душой и телом навеки.
– Мне нет никакого дела до кузины Джейн, мне важно знать лишь одно: ты любишь меня?
– Ты сам знаешь, что… да.
– Скажи это, скажи, чтобы я был уверен, что в твоей жизни нет другого мужчины.
– Я люблю тебя… и ты единственный мужчина… для меня единственный на свете. – Вита откинула голову и заглянула ему в глаза, сверкавшие в лунном свете.
– Если ты когда-нибудь посмотришь таким же взглядом на кого-нибудь другого, я привезу тебя назад, сюда, в пустыню, и сделаю из тебя настоящую жену бедуина, которых, как тебе известно, наказывают, чтобы научить покорности и смирению.
Девушка улыбнулась шутке, но неподдельная страсть, прозвучавшая в его голосе, заставила ее задрожать.
– Тогда я не буду смотреть ни на кого, кроме тебя.
– Я буду безумно ревнивым, властным, требовательным мужем…
– А я все равно буду любить тебя… и сделаю так, чтобы ты был со мной счастлив.
Мануэль продолжал нежно смотреть на нее, затем произнес, словно говоря сам с собой:
– Ты так прекрасна! Неправдоподобно прекрасна!
Затем его голос зазвучал более резко:
– Есть еще очень многое, чего следовало бы тебе знать о браке бедуинов, когда женщина полностью подчинена мужу и когда у нее нет и не должно быть своих мыслей или своих желаний, так как вся ее жизнь без остатка принадлежит ее мужу и господину!
– Я готова быть для тебя тем, чем ты хочешь, чтобы я была, – сказала Вита. – Или как говорят бедуины: «Я… у твоих ног».
– Если бы это было так, я, может быть, не стал бы сходить с ума от ревности! Но только ты не «у моих ног», любимая, ты – в моем сердце, и я не просто люблю тебя, но преклоняюсь перед тобой и боготворю тебя… И в то же время я умираю от желания обладать тобой как женщиной!
При этом в его голосе неожиданно прозвучала такая незащищенность, что Вите захотелось тут же броситься ему в объятия. Однако какое-то внутреннее чувство подсказало ей, что между ними осталось что-то недосказанное, что надо было выяснить, прежде чем они смогут забыть обо всем в объятиях друг друга.
И снова, словно прочитав ее мысли, шейх сказал почти нетерпеливо:
– Я сделал все распоряжения, чтобы мы могли уехать отсюда уже завтра. Мы отправимся сначала в Неаполь, так что ты сможешь забрать там все свои вещи и увидеться с дамой, которая тебя сопровождала.
Заметив по реакции девушки, что это ее мало волнует, он продолжал:
– Когда мы доберемся до Испании, я смогу дать тебе очень многое, чтобы доказать свою любовь, но у меня уже сейчас есть для тебя свадебный подарок, который, я думаю, тебя порадует.
– Какой подарок? – живо заинтересовалась Вита, втайне надеясь на несбыточное.
– Я распорядился, чтобы Нокта, который, к счастью, не пострадал в схватке с людьми шейха Фариса, вернулся в лагерь и отвез мое письмо к Хеджазу. Я все объяснил ему и сообщил, что больше нет никаких причин для вражды между племенами Мезраба и Хассейна.
– Я так рада! – воскликнула Вита.
– И еще я распорядился привезти сюда трех лучших лошадей из моего табуна. – Он помолчал немного, затем закончил с улыбкой: – Двух из них я отправлю твоему отцу в качестве выкупа за невесту, ну, или, если угодно, в качестве подарка от жениха в надежде на примирение с разгневанным отцом. А третью кобылу, Шерифу, ты возьмешь с собой в Испанию.
– Ты не мог бы сделать для меня лучшего подарка! О мой дорогой! Мой любимый… муж! Спасибо тебе!
И в порыве благодарности Вита прижалась к нему со всем пылом своего юного сердца. Он сжал ее в объятиях, чувствуя, как тает тот невидимый ледок отчуждения, который возник между ними, когда он предстал перед ней не в облике шейха, а в роли знатного испанского дворянина. Но теперь они снова были просто мужчиной и женщиной, влюбленными и сгорающими от страсти. Он наклонил голову и заглянул ей в глаза.
