Александр Михайловский - Однажды в Октябре
В это время дежурный, обозревавший через камеры наблюдения лестницу, сообщил, что у двери стоит какой-то усатый тип в кожаной куртке, в карманах у него, кажется гранаты, а за поясом, точно, пистолет. Или даже два…
Сталин, подойдя к монитору, посмотрел на изображение, улыбнулся, и сказал, — Это и есть товарищ Рахья, пусть он войдет…
Короче, Сим-Сим, откройся! И тут из прихожей я услышал слова, сказанные с незабываемым чухонским акцентом, — Мне тофарищ Сталин нужен… Кде я могу его найти?
13 октября (30 сентября) 1917 года, 07:15 Балтика, ТАКР «Адмирал Кузнецов»
Прежде чем отправиться обратно на «Баян», контр-адмирал решил посоветоваться командующим. Уж больно важные и интересные дела творились сейчас в Петрограде. Контр-адмирал с трудом переносил это новомодное название города, как будто, если мы воюем с немцами, можно похерить волю самого Петра Великого, нарекшего город Санкт-Петербургом. Получилось смешно — город, названный в честь апостола, «разжаловали», дав ему имя царя. Может с этого и пошел раздрай в головах, не понимающих, что есть вещи, которых лучше вообще не касаться, как не стоит касаться плавающей по поверхности воды рогатой морской мины.
Связаться с эскадрой, которая сейчас должна стоять на якорях у Кувайста, оказалось до смешного легко. В радиоцентре «Кузнецова» офицер-радист со странным погоном без просвета, но с двумя звездами (мичман?!), связался с рацией, переданной на «Баян», и протянул контр-адмиралу телефонную трубку вполне обычного вида.
— Алло, — прокричал в нее контр-адмирал Пилкин, — вице-адмирала Бахирева позовите к аппарату. Кто его спрашивает? Контр-адмирал Пилкин.
Примерно через пару минут, в трубке раздался знакомый голос, — Вице-адмирал Бахирев у аппарата, добрый день Владимир Константинович.
— Добрый день Михаил Коронатович, — ответил Пилкин, — У меня к вам вопрос.
— Слушаю вас, Владимир Константинович? — донеслось из трубки.
— Михаил Коронатович, — сказал контр-адмирал Пилкин, — Вам известно, что в Петрограде опять сменилась власть?
— Наслышаны, наслышаны, Владимир Константинович — засмеялся в трубку Бахирев, — господин Керенский сдался на милость победителя еще до боя, после первого выстрела в воздух.
— Так вот, Михаил Коронатович, — хмыкнул Пилкин, — хочу съездить, посмотреть на господина Сталина. Контр адмирал Ларионов, Виктор Сергеевич, утверждает, что теперь он наш царь, бог и воинский начальник на следующие полвека. Вон, при Петре Алексеевиче поначалу тоже лихо было, а потом оно совсем по другому обернулось.
— Поезжайте, Владимир Константинович, поезжайте, почему бы нет, — ответил Бахирев, — и людей посмотрите и себя покажете. А честно сказать, у нас тут второй день такое творится… Это я вам говорю, чтобы вы смотря на господина Сталина, понимали, что это за человек. Почти сразу после того, как вы убыли, прилетел еще один, этот вертолет, а на нем главарь Центробалта большевик Дыбенко и еще товарищи-матросы. Я уж думал что это по мою грешную душу, уж и помолился на всякий случай… Ан нет, совсем наоборот, товарищи прибыли по поручению господина Сталина и большевистского ЦК навести у нас строгий большевистский порядок и дисциплину, совсем как в ихней партии.
Хе-хе, Владимир Константинович, мы уже не стоим у Кувайста, а идем на юг, к Церелю, и никакие судовые комитеты нам в этом не мешают. Те, что вздумали бунтовать, были тут же распущены и переизбраны, а заводил «товарищи» тут же вывели в расход самым вульгарным способом. Так что мы тут немного оживаем, господа офицеры перестают вздрагивать от каждого шороха, а матросики вспоминают, что значит нести службу со всем тщанием. Дойдем до Ирбен, врежем германцу по Виндаве, чтоб жизнь им медом не казалась. Тут каперанг Иванцов убеждал меня, что и при большевиках адмиралы тоже нужны и необходимы. И социализм — это даже не конец света, а совсем наоборот. Ты поезжай, посмотри на этого Сталина, если будет возможность, поговори с ним. Если он и вправду такой, как мне рассказали, то буду служить верой и правдой до самой смерти под его командованием.
— Ну, Михаил Коронатович, тем лучше, — сказал контр-адмирал Пилкин, — я постараюсь коротенько, одна нога здесь, другая там. Мы тут тоже и с адмиралом Ларионовым беседовали, и с генералом Бонч-Бруевичем. Была у меня мысль к англичанам податься. Так я теперь понимаю, что нельзя этого делать, ни в коем случае нельзя. Мне тут Михаил Дмитриевич порассказал, чего про их шашни против нас наша разведка нарыла. Только вот Государь ко всем их словам был глух, а Временные у британцев были вообще на коротком поводке. Будем надеяться на то, что чтобы ни делалось — все делается к лучшему.
— Будем надеяться, — завершил разговор Бахирев, — Удачи вам, Владимир Константинович, и ни пуха, как-никак в логово льва идете.
13 октября (30 сентября) 1917 года, 07:35 Петроград. Суворовский проспект, дом 48
Во влип! Жизнь закружила и понесла, только успевай отплевываться. Если бы кто-нибудь дней эдак десять назад сказал мне, что я попаду в Питер накануне Великой Октябрьской Социалистической революции, и буду запросто сидеть за одним столом и пить чай с самим товарищем Сталиным, то я бы послал этого сказочника… В общем, в дальнее пешее эротическое путешествие. А может быть и морду бы набил, чтоб не издевался. А теперь мое отделение назначено охранять товарища Сталина, а я, выходит, начальник его личной охраны. Доверие вождя, знаете ли, надо еще заслужить.
Во-первых, вчера вечером, Надя Аллилуева так и крутилась вокруг меня. Тьфу, вертихвостка. Знаю я про нее все, читал. Вон мамаша ее, при живом и рядом сидящем муже, к Александру Васильевичу подкатить пробовала, но получила облом — наш Дед по чужим огородам не лазает. Ну, так и я не дурак, к хозяйским дочкам вежливо и аккуратно, а дальше ни-ни. Яблоко оно от яблони недалеко падает. Так и Надежда вся пошла в свою маман. Слышал я, сколько крови у товарища Сталина она выпила, такую жену только врагу и пожелаешь. Ирина Владимировна — это совсем другое дело, иметь такую жену и я не прочь. Но куда уж нам — не доросли.
Ночью, когда ложились спать, постелили мне на полу, рядом с диваном товарища Сталина. АПС под подушку, «ксюху», под бок, можно и отдохнуть. Так нет ведь, Иосиф Виссарионович, железный человек, сам больше суток не спал, и мне не давал. Все расспрашивал про нашу жизнь в XXI веке, про Брежнева, того я совсем не помню, он умер, когда я еще не родился, про правление Горбачева я тоже ничего рассказать не мог, меня тогда тоже не было, вот Ельцина я уже помню, в дефолтном 98-м пошел в школу. Короче, едва мы дошли до новогоднего обращения Бориса Алкогольевича, Сталин окончательно отрубился. Даже захрапел болезный.
Когда утром мы с ним шли от Алилуевых на Суворовский, то нашли то место, где ночью наши «летучие мыши» немного намусорили — завалили трех ночных «стопорил». Наша работа видна сразу. Во-первых все дырки только по делу — в сердце или в голову. А во вторых стрельбы никто не слышал, а глушаки на оружии есть только у наших. Товарищ Сталин перекинулся парой слов с местным дворником — здоровенным усатым татарином в белом фартуке, и мы пошли дальше, оставив позади неизменную кучку зевак.
На Суворовском мы с товарищем Сталиным наскоро попили кофе. Тут я узнал еще одну новость. Оказывается, мне предстоит отправиться в мой родной город — Выборг. В город, в котором я родился и вырос. И отправиться не просто так, на экскурсию — полюбоваться на замок и Анненские укрепления, а для выполнения ответственного партийного задания.
Когда я узнал, что это было за задание, то я снова был в шоке! Мне предстояло встретиться с еще одним, может быть самым главным, персонажем нашей истории, с самим Лениным! Да-да, с тем самым Владимиром Ильичем, вечным жильцом Мавзолея. И не просто встретиться, а обеспечить его охрану и оборону при его путешествии из Выборга в Петроград на большом противолодочном корабле «Североморск». Кроме меня обеспечивать выполнение задания должны двое бойцов из моего отделения, и личный связной Владимира Ильича Ленина, товарищ Эйно Рахья. Мне о нем, в свое время, рассказали на уроке истории. А вот теперь я с ним лично познакомлюсь.
Финном товарищ Рахья оказался изрядно обрусевшим. Дело в том, что родился он в Кронштадте, потом, правда, лет десять работал железнодорожником в Великом княжестве Финляндском. Перед Февральской революцией он снова вернулся в Петроград и, работая на заводе за Невской заставой, вращался в основном среди русских. Вид у него был крайне устрашающим — рослый мужик с лихими «буденовскими» усами, из-за пояса которого торчат два нагана, а карманы кожаной куртки топорщатся от гранат. Только непонятно, что он с ними собрался делать? А так вид прямо как у какого-то полевого командира. Похоже, что нам с ним скучать не придется.
