Андрей Саликов - Жандарм
– Но что сделано, то сделано. Густав Эдуардович,[55] посмотрите списки арестованных. Наверняка большую часть можно отпустить.
– Хорошо, Михаил Казимирович, но мне потребуется помощь. – Барон Гейкинг выжидательно смотрел на подполковника.
– Возьмите Александра Никифоровича. Теперь вы, Павел Данилович, – обратился он к Белому. – Если начали, то соблаговолите и закончить…
– Михаил Казимирович, у нас возникла с Сергеем Петровичем интересная мысль…
Выслушав Белого, первым высказался Гейкинг:
– Господа, я против. Этим мы только еще больше привлечем к бунтовщикам внимание. А заодно и превратим в мучеников.
– Густав Эдуардович, эти меры будут применяться только к закоренелым государственным преступникам, – возразил я. – А с оступившимися и заигравшимися в революцию будет совершенно другое обращение. Вы лично много сделали, чтобы молодежь, выходя из-под стражи, начинала новую жизнь.
– Полноте, Сергей Петрович…
– Да, да, поэтому и вас ненавидят эти господа.
– Что же, – подытожил Езжевский, – приступаем к работе, господа.
Спустя два часа. Лукьяновка. Стефанович– Где этот комиссар? – услышал Яков.
– Туточки он.
– Открывай.
Заключенные в камере зашевелились.
– Не отдадим… Вставайте, товарищи…
Но все замерли, едва увидев, кто стоял за дверью. Вместо привычного старика надзирателя, дожидающегося отставки, в проеме возвышались трое конвоиров. На их фоне тюремный служитель выглядел гномом. Вне всякого сомнения, это были вчерашние жандармы. Но как они изменились. Словно злые великаны из легенд, эти были закованы в кирасы непривычного вида. Опоясанные амуницией, на головах шлемы с поднятыми забралами, но главное не это. Лица их были закрыты колпаками, как у палачей.
– Яков Стефанович. – Рык одного из них моментом вышиб любое желание конфликтовать.
Нетвердой походкой Стефанович пошел к нему. Едва выйдя из камеры, ему мгновенно скрутили руки. Грохот закрываемой двери резанул по нервам.
– Вперед, – услышал он.
И слитно, как манекены, конвоиры одновременно шагнули с левой ноги. Его шарканье забивалось мерным грохотом жандармских сапог. Мысли его метались: «Как, не может быть, его не должны казнить…»
– Готово, вашбродь.
Подняв голову до хруста в позвонках, Яков увидел вчерашних офицеров. Вот только младший был одет так же, как конвоиры, только на голове вместо шлема была повязка, как у пирата из книги.
– Думаете, имеет смысл вам с ним говорить, Павел Данилович? – полностью игнорируя Якова, спросил молодой офицер.
– Попытаемся, Сергей Петрович.
– Ну-ну, эй, орел, попытка нэ питка, – сымитировал тот кавказский акцент и хохотнул.
От этого хохота у Стефановича, пробежали мурашки. Все это походило на спектакль, этого не могло быть. Он отчаянно начал вертеть головой, но, увидев взгляд ротмистра, затравленно закричал.
* * *Нет, интересные люди эти революционеры. Как гадить, так они герои, а как отвечать, так сразу переводят «стрелки» на проклятое самодержавие. Синицын быстро заткнул рот начавшему было кричать Стефановичу.
– Короче, так. – Схватив того за подбородок, я нехорошо усмехнулся. – Либо ты, птенчик, поешь, как соловей, либо ты помираешь при попытке к бегству. Все, уговоры закончились.
– Итак, я хочу услышать о некоем Михаиле… – сказал Белый.
Попытка гордого молчания была пресечена, ребята, не оставляя следов, «помогли» раскаяться и написать «чистосердечное» признание. Оказалось, что по «Чигиринскому делу» проходит Михаил Фроленко, закупавший оружие для восстания. Далее он рассказал о некоем Дебогорий-Мокриевиче,[56] который предложил план восстания.
– Этого в одиночку. – И, дождавшись, когда закрылась дверь, продолжил: – Ну как вам эта беседа, Сергей Петрович?
– Да, копнули хорошо.
– Вот именно, давайте сюда Дейча.[57] Кстати, как там наши «сидельцы»?
– Антипов!
– Я, вашбродь.
– Что арестанты из третьей делают?
– Перестукиваются.
– Молодец, следи за ними далее.
– Думаете, сработает?
– Не сомневаюсь. Про ребят они уже знают и про то, что Яшку в прежнюю камеру не вернули, тоже. Тот достучаться ни до кого не сможет. Посидит до завтра, а спать мы ему особо не дадим плюс на нервах поиграем… В общем, он сам такое напридумывает… И эта парочка по тому же методу. Через неделю будем знать про этих революционеров все.
– Вот, кстати, почитайте о нашем следующем «клиенте». Занимательно и поучительно. – С горькой усмешкой ротмистр придвинул мне личное дело Дейча.
А вот и он, легок на помине. Так же запел свою песню… Сначала – «как вы смеете»… Потом – «ой, это не я, так партия решила».
Пока Белый «беседовал» с ним, я прочитал его, так сказать, «биографию». Особенно меня поразило, что на пару с таким же отморозком попытались убить раскаявшегося Гориновича.[58] Ладно, мне понятно, что его показания многим навредили, но выливать на человека серную кислоту, чтобы труп не опознали. Брезгливо смотрю на эту тварь. Борец за счастье народа, мать его. И снова смотрю на фото.[59] Женщина, как положено, стоит по правую руку, мужчина сидит. Вот только выглядит он как человек-невидимка из романа Уэллса. Лицо закрывает маска, на голове шляпа. Все. Обыденно и страшно.
– Вы не имеете права, я буду жаловаться, – причитал он.
– Ах, ты…
– Отставить, Синицын, значит, права не имеем? Это ты, Лейба, точно подметил, а у тебя, значит, есть право? Смотри сюда, сука! – сунул под нос ему фото. – Узнаешь? Язык проглотил? Павел Данилович, а ведь он простой уголовник. При чем тут прокуроры и возмущенная общественность? Это просто уголовник, и колоть мы его будем соответственно.
Дальше ребята, услышав такое, мгновенно его «выпотрошили».
– Сергей Петрович, вы не в поле… Поаккуратнее в следующий раз, – пожурил меня Белый.
Дунайская армия. Князь МещерскийЗа окном валил снег, совсем как в России. Это напоминание здорово его разозлило. Вместо того чтобы блистать в столице, он вынужден прозябать здесь. К тому же эти варвары умудрились перейти Балканы, хотя все цивилизованные люди заявляли, что это невозможно. Проклятье! Как он устал от всего. Особенно от этих довольных рож солдат. Хамы, быдло. Упрямые скоты, готовые хоть сейчас пройтись по Европе «паровым катком». Себе он мог признаться честно – он ненавидел и боялся этот народ. Теперь особенно. То, что сотворил этот народ, повторить невозможно.
Пройдя к столу, он на мгновение зябко пожал плечами. Было от чего. Свою миссию он провалил. И если с Горчаковым еще можно было побороться, то с Ротшильдами – нет. Эти еврейские выскочки без колебания уничтожат его. Черт, черт, ну почему именно сейчас? Спокойно, спокойно, нужно взять в себя в руки, джентльмен не имеет нервов. Хотя ему доставило истинное наслаждение видеть лицо английского военного агента Уеллеслейя,[60] когда тот узнал о начале движения колонны Радецкого. Вдобавок неприятность с караваном, везшим груз. Он словно растворился. Хорошо, хоть это касалось только его кошелька. И жандармы… Да, недооценили мы этой угрозы, кто бы мог подумать, теперь приходится пожинать плоды своего легкомыслия.
На глаза некстати попалось письмо от Когана. Чертов жид. И не пошлешь. Придется лезть на глаза, пытаясь вытащить из тюрьмы Горвица. Ох, как не хочется впутываться в это дело.
Киев. ЛукьяновкаПоследнего, Ивана Бохановского,[61] допрашивали без меня. Мне пришлось сыграть роль цербера, в роли Аида выступал Лукьяновский замок, а барон Гейкинг – в роли самаритянина. В течение четырех часов пришлось мотаться по камерам, вытаскивая очередное непутевое дитятко. Присутствие родителей заметно взбодрило сопляков, но хамить они все же не решались, да и сами родители, едва завидя меня с парой штурмовиков за спиной, старались стать как можно меньше.
– Кажется все, Густав Эдуардович, – обратился я к усталому ротмистру. – Закончили.
– Знаете, а действительно все, – удивился тот. – Сколько мы с вами работали?
– Часа четыре, не меньше, пора и перекусить. Война войной, а обед по расписанию.
– Сергей Петрович, вы ведь начинали рядовым?
– Да, – удивился я.
– Почему тогда вы так ненавидите революционеров? – Гейкинг словно хотел уяснить для себя нечто важное.
– Я действительно самая настоящая «черная кость». Выслужился в офицеры благодаря удачливости и знаниям. Но то, что болтают эти бунтари… Они не борются за свободу, большинство из них играет на публику. Я вижу, вы меня пока не понимаете. Они должны получить образование, а затем на заводах, с помощью инспекторов, добиваться нормальных условий рабочим, вместо этого забросили учебу, создали себе врагов в нашем лице, чтобы бороться за счастье народа.
