Русская Америка. Сухой закон 3 (СИ) - Дорохов Михаил Ильич

Я сделал вид, что просто слушаю. Ведь всё, что сейчас упомянул Исаак — сделали я и мои парни. Оказывается, я сильно усложнил Фэллону жизнь, раз он вынужден разгребать все эти инциденты после меня.

— Последний вопрос. Что вы знаете о судье Алонзо Доусоне? — я пристально поглядел на Исаака.

— Кхм… он, пожалуй, тот человек, с которым можно «иметь дело». И очень скользкий. Между нами говоря, он единственный, кто «тормозит» дело о скандале «Блэк Сокс» и помогает одному нашему общему знакомому… — вкрадчиво и тихо произнёс Ванжевский.

О как! На этом бейсбольном матче я сделал первые триста долларов в «новой жизни», после того как «провалился» в эту эпоху в тело юного Алексея Соколова. А вот Арнольд «Мозг» Ротштейн заработал на тех подставных матчах очень большие деньги. И насколько я помню подробности, он был одним из важных подозреваемых, что еле избежали наказания на суде, который скоро начнётся.

Сейчас против Ротштейна собираются доказательства. Игроков, сливших игру ради вознаграждения от букмекеров, сейчас таскают по комиссиям. И помимо спортивного комитета, немаловажную роль там играют и гражданские судьи. Значит, Алонзо — тот, кто помогает Ротштейну и покрывает его, всячески оттягивая начало официальных разбирательств. Скорее всего, за приличные деньги. Это плохо. Получается, что Арнольду Ротштейну мне звонить никак нельзя. Ведь в этом деле с Аунего я собираюсь «топить» его карманного судью. Это осложняло задачу и в перспективе могло привести к ухудшению отношений с «Мозгом». И все же ставки высоки. Значит, можно обратиться только к одному человеку.

Попрощавшись с Исааком и выписав ему чек в кругленькую сумму за раздобытую информацию, я вышел на улицу. Посильнее запахнув пальто, поскальзываясь на льду, отправился к ближайшей телефонной будке. Зашёл внутрь и дождался соединения с Атлантик-Сити.

— Алло! Наки! Рад тебя слышать!

— Ооо, Алекс! Ты никогда не звонишь просто так! Давай выкладывай — что у тебя? — послышался смех самого крупного теневого дельца восточного побережья.

— Помнишь, мы виделись с тобою на скачках, и ты сказал, что вкладываешься в предвыборную кампанию Уоррена Гардинга.

Как только Енох услышал имя кандидата в президенты от республиканцев, то сразу перешёл на серьёзный тон:

— Конечно, помню. Слушаю тебя, Алекс.

— Я кое-что нарыл на демократов в Конгрессе. И у меня есть идея — как приблизить победу Гардинга на грядущих выборах президента Соединённых Штатов! Интересует?

Глава 15

Театр на Гудзоне

На следующий день. 17:40. Мидтаун. Манхэттен. Нью-Йорк.

«Бронированный» иссиня-чёрный «Паккард» медленно подкатил к тротуару и остановился в одном из самых культовых мест на сорок четвёртой улице. Прямо напротив ковровой дорожки, в месте, где высаживали пассажиров, заранее заказавших столики в дорогом ресторане на первом этаже старинного красивого здания.

Несколько проходящих зевак с интересом бросили взгляды на красивый дорогой автомобиль. Порошила метель. Мягкие хлопья снега танцевали в причудливых вихрях холодного ветра, дующего со стороны Гудзона. Но даже по такой погоде на улице под длинным козырьком лежал ярко-красный подиумный «проход».

К машине тут же двинулся швейцар в форменном пальто. Я открыл дверь позади водителя и выбрался в ледяную стужу. Поднял голову и увидел на здании барельеф в виде надписи.

«Хадсон».

Я быстро обошёл авто и, сунув отворившему дверцу швейцару купюру, сам подал руку своей спутнице. На богатый ковёр ступила изящная ножка в чёрной туфельке. А затем тут же скрылась под складками массивной шубы. Тонкие пальцы Блум коснулись моей ладони, и я помог ей выйти из «Паккарда».

Швейцар уже раскрыл над ней от снега зонтик, что так и норовил улететь в сторону залива. Мисс Брауни взяла меня под заботливо подставленную руку, и мы пошли с ней в сторону больших распашных дверей театра.

Позади Матвей тронул с места мой «бронеавтомобиль» в поиске удобного места для парковки и ожидания.

Бродвейский «Хадсон» был одним из старых театров, в которых ставили классические постановки. Здесь играли вечные шекспировские трагедии, комедии Мольера и Бомарше, даже античные спектакли Софокла. «Хадсоном» его прозвали следующие волны мигрантов из Союза. По принципу «как написано». На самом деле название было простое: «Гудзон». И коренные жители называли его иногда «Театром на Гудзоне».

Когда в Атлантик-Сити на скачках я предложил Блум сходить в Нью-Йоркский театр, она говорила именно о «Хадсоне»… Когда она позвонила мне вчера, будучи в городе, и предложила увидеться по нашим общим делам в Кентукки, я позвал её именно сюда. Ещё не зная — будут ли билеты?

Их не было. Даже резерва для высокопоставленных членов администрации города. Мой посыльный уговорил распорядителя театра отдать свои места. Ну как уговорил… Гигантская корзина роз зимой для его жены и приличный конверт с хрустящими купюрами. Проще оказалось забронировать место в ресторане «Хадсона».

Признаться, я и сам хотел в театр. За несколько месяцев в этом мире я не был нигде, кроме ипподромов. А тут ещё и с Блум. Получилось совместить два приятных дела сразу. Кто же откажется?

Внутреннее убранство первой половины холла «Хадсона» было временно стилизовано в строгом викторианском стиле. Театр сейчас переживал настоящий подъём и мог позволить себе менять панели и мебель вестибюля под главную постановку сезона. А дальше после гардероба всё буквально кричало о роскоши. Здесь ещё не было куполов с витражами от Тиффани, которые появятся через несколько лет, но театр уже заявлял о себе внешне как произведение искусства.

Сегодня давали «Кандиду» Бернарда Шоу — комедию о викторианских взглядах на взаимоотношениях в браке. Но то, что демонстрировала пьеса — было актуально в любые времена.

Оставив верхнюю одежду в гардеробе, мы с Блум прошли в ресторан. Из буфета на втором этаже уже доносился звон бокалов и шум посетителей, а здесь было намного тише. В углу на пианино тихонько наигрывал тапёр. Нас проводили за столик и после выбора блюда из рыбы Блум отложила в сторону меню и улыбнулась:

— Мы шли в театр, а попали на ужин? Вы всегда так решительны, Алекс?

— Не могу же я оставить даму голодной? — отшутился я, — Всего лишь способ занять время приятной беседой за бокалом вина.

— Вина? — подняла бровь Блум, — А как же Акт Волстеда?

— Посмотрите вокруг, мисс Брауни. У всех на столах вовсе не чай, — улыбнулся я.

— Ладно-ладно! Я шучу, Алекс. В Кентукки вообще не скрывают ассортимента. Бутылки стоят в некоторых ресторанах на самом видном месте.

— Значит, вы не отрицаете, что мы прямо сейчас потворствуем нарушению закона? — заговорщически понизил я голос.

— А через минуту ворвутся агенты бюро расследований и арестуют во-он того официанта! И бармена. И всё из-за нас! — притворно округлила глаза Блум.

— Не думаю. Здесь всё «схвачено». В самом деле, в этот театр ходит мэр. Не может же он без шотландского виски, — пожал я плечами, и поднося стакан воды к губам, — А вот и сомелье…

К нашему столу подошёл статный мужчина с завитыми, словно у Эркюля Пуаро, усами.

— Вот перечень наших вин! К рыбе я бы рекомендовал белое вино из Боргонии…

Я поперхнулся под удивлённым взглядом Блум.

— Всё хорошо, Алекс?

— Да… Да… Что вы сказали? — пристально посмотрел я на сомелье.

— Рекомендую белое вино из Бургундии двенадцатого года. Отличное шабли!

Бургундии… Я даже вздохнул с облегчением. Это у меня память так сработала, подкидывая один из моих любимых смешных моментов комедий с Челентано. Перед глазами снова возник образ Али с её пророчествами. Я качнул головой, отгоняя их, и шумно выдохнул. Затем посмотрел на встревоженную Блум:

— Подойдёт?

— Д-да… — неуверенно сказала девушка.

— Будьте добры! — кивком отослал я сомелье.

Спустя пять минут светской беседы, моя спутница неожиданно заявила: