Расплата по счетам (СИ) - Романов Герман Иванович
Один из наглядных примеров японской пропаганды. Наглядная композиция — «и кто тут варвары»?
Глава 35
— Не знаю, как у них этот обряд называется, но «милым» его отнюдь не назовешь. Своих раненых солдат изрубить, чтобы они нам в плен не достались — это надо же такое удумать! Ладно, китайцы, это понять еще можно, но вот так с собственным госпиталем расправится⁈
— Азиаты, Роман Исидорович, что с них взять. Они могут во фраки облачиться, но от варварства их никто избавит — они в нем живут, и дышат. Да и о сдачи в плен речи быть не может — тут надо отдать самураям должное. Мух то сколько, прямо кишат в воздухе, лучше не подходить близко, и так дышать нечем, одна сплошная вонь!
Стессель едва сдержал рвотный позыв, прижимая ко рту спрыснутый одеколоном носовой платок. Вроде ко всему привык во время военной службы, и на «художества» башибузуков на Балканах насмотрелся, и здесь в Маньчжурии видел зверства хунхузов, но чтобы такое зреть, в жизни еще не приходилось. Вся ложбина была заполнена телами солдат в окровавленных повязках — их беспомощных просто закололи штыками и сложили. Отдельно лежали офицеры, что сами лишили себя жизни — вспороли животы себе короткими кинжалами, и тут же им отрубили головы «помощники». Выполнили специальный ритуал, который много веков практикуют. А вот врачей, судя по всему, просто обезглавили, причем те пошли на смерть явно добровольно — ни у кого руки не связаны за спиной. А ведь здесь кругом сопки, покрытые лесами и кустарниками, в любую сторону уходи, и на русских нарвешься — никто убивать не станет, Стессель специально приказал брать пленных японцев, спасая им жизни.
И было отчего — китайцы и маньчжуры, служившие в русской армии, озверели — и было отчего. Все местное население оккупантами было вырезано подчистую. Наступающие стрелки часто натыкались на погребения, чуть присыпанные землей, а то и вообще просто ямы, куда были набросаны тела несчастных — мужчин, женщин, детей, стариков — причем ритуально обезглавленных. Это как раз те крестьяне, что не ушли с русскими солдатами в Порт-Артур в июне. Или не сбежали на перешеек либо в город после высадки войск в Талиенванском заливе. И все — живых китайцев и маньчжуров еще не встретили, ни старого, ни малого — японцы истребили всех поголовно, фанзы везде пустые стоят, превратившись своего рода склепы…
Наступление шло третий день, и довольно успешно — 4-я дивизия Фока наступала от Дальнего и нангалинских позиций, 7-я дивизия Кондратенко атаковала неприятеля от порт-артурских укреплений, обойдя Волчьи Горы и выйдя к бухте Десяти Кораблей. Прошло всего три дня напряженных боев, и передовые части дивизий встретились у западных отрогов Зеленых Гор, что плавно опускаются к побережью Бохайского или Печелийского залива, по которому от Дальнего до Порь-Артура идет железная дорога. К счастью, пути японцы не разрушили, может быть потому, что сами ими пользовались, И это сыграло против них — наспех сооруженные бронепоезда показали себя в боях страшным для них противником. И все дело в том, что за полмесяца ожесточенных схваток в осадной армии генерала Ноги просто закончились боеприпасы — снаряды и патроны. Пушки на позициях под Порт-Артуром японцы установили, вот только боеприпасы к ним не подвезли, не успели — высадка десанта в Дальнем произошла на шесть суток раньше того дня, который должен был стать первым часом решительного штурма.
Опередили, это и сыграло определяющую роль!
Две недели дивизии генерала Ноги находились в оперативном окружении, не получая боеприпасов и продовольствия. Положение особенно ухудшилось, когда в течение суток войска отчаянно штурмовали нангалинские позиции и Дальний, рассчитывая на помощь Объединенного Флота. Однако дивизия Фока выстояла, а на море японцы потеряли «Асаму». И со следующего дня уже русские полностью блокировали побережье, и стали стягивать артиллерию, потихоньку выдавливая противника. Ожесточенные бои шли больше недели, японцы отчаянно сражались, но трудно воевать, когда на три выстрела у тебя только один, а потом диспропорция вырастает до десяти к одному. И позавчера наступил тот час, когда с диким криком «банзай» японцы перед рассветом пошли в атаку совершенно без стрельбы. Их встретили шрапнелью и пулеметным огнем — потери врага оказались ужасающими, и совершенно напрасными. И сегодня была еще одна такая атака — со штыками и мечами на бронепоезда и артиллерию, без малейшего шанса не то что победить, это теперь невозможно, но нанести хотя бы хоть какой-то урон «гэдзинам» — «чертям», а так японцы именовали русских…
— Ваше превосходительство, поберегись!
Кондратенко вздрогнул, обернулся, и сильно удивился — из кучи мертвецов выскочил один «труп», окровавленный, в изодранном обмундировании, но с мечом в руках, которым размахивал. Лицо японца было искажено ненавистью, он бросился на генерала, заорав привычный «банзай».
— Любят трупами притворяться, собаки, — урядник конвоя даже не удивился «воскрешению», только ухватился за рукоять шашки. Но грохнул выстрел, и стрелок тут же передернул затвор трехлинейки. Японец упал, и в его спину казак тут же воткнул пику, проверяя, жив или нет сраженный враг. Но тот уже не притворялся, действительно помер.
— И так каждый раз происходит, ваше превосходительство. Всегда кто-то пытается среди трупов спрятаться и лежит спокойно, даже кишками обмотанный. А там улучат момент, и на наших бросается, первый раз трех стрелков зарубил, ловкий дьявол. Но сейчас мы каждого штыками колем для проверки, покойник ли, или притворяется.
Командир роты нисколько не удивился «воскрешению», и теперь генерал понял, почему солдаты подходили к трупам крайне осторожно, наклонив к ним граненые штыки. Действительно, мало приятного, когда вот так на тебя набросятся, неожиданно, когда не ждешь.
— До конца сражаются, вроде и ранен, кровью истекает, а все норовит своим мечом или ножом кого-то из стрелков ткнуть. Тут ухо востро держать надобно, чуть оплошаешь, и зарежут. Поручик Андреев из седьмой роты так погиб — наклонился над «трупом», а ему мечом по животу и полоснули, все потроха и вывалились из распоротого живота. А надо было или из револьвера в голову, или ткнуть штыком в сердце для проверки. Но кто же знал, что они настолько люто воевать будут?
Офицер пожал плечами, сохраняя спокойствие, причем не напускное — вид куч неприятельских трупов у него не вызывал душевных терзаний. А вот стрелки ворошили их, переворачивали, и как заведенные тыкали тела штыками — тут осторожность соблюдать надобно, для полной уверенности, что ночью вот такой «герой» не доберется до тебя с остро наточенной сталью в руке. Война такая пошла, на истребление и без всякой жалости — сибиряки сильно разозлились, глядя на истерзанные тела китайцев. Приказ приказом, но если офицер не видел, то японца вполне могли и прикончить, если и не русский, то в каждой роте полтора десятка китайцев или маньчжуров — те без размышлений излишних японцев сразу убивали.
— Видел, Роман Исидорович, как япошки притворяться могут⁈ Ничего, еще три-четыре дня, и мы с ними покончим — раз сдаваться не хотят, истребим всех без жалости. Они наших солдат плененных растерзали, печень вырезали — обычай такой есть. Там наши фотографы хлопочут, снимки делают — а там всех корреспондентов привезу, пусть посмотрят. Да тьфу на них, пойдемте туда, покурим, тут все трупными миазмами пропитаны.
Стессель сплюнул, и подхватив шашку с георгиевским темляком живо отправился вниз, широка шагая. Кондратенко пошел следом за ним, стараясь отойти подальше от страшного места. Но страшных картин он уже насмотрелся, они его не удивляли, но привыкнуть к таким «жертвоприношениям» невозможно, как и к тлетворно-сладковатому трупному запаху…
— Ветер от нас идет, но запашок нам мундиры пропитал, теперь его даже стиркой не вытравишь. Хорошо, что душистый табак его полностью перебивает. Меня Вера Алексеевна теперь курить заставляет, и Фока тоже, хотя тот плюется от папирос. Надо все эти трупы сжечь, а то до эпидемии недалеко будет. Но да ладно, недаром один из французских королей однажды сказал, что нет приятней запаха, чем от трупа врага или предателя.
