Спасти СССР. Манифестация II (СИ) - Большаков Валерий Петрович

Академику перехватило горло. Он вдруг представил себе всю эту громаду, колоссальные пространства стран СЭВ, заселенные полумиллиардом человек. Как в суматохе желанных, но почти несбыточных реформ сохранить «завоевания Октября»? Как не увязнуть в мещанском болоте, не отдать инициативу пройдошливым «расхитителям социалистической собственности»?

- Неплохо… - Косыгин чуть сдвинул в улыбке уголок рта. – Но до чего же не просто… - он снова помрачнел. – Знаете, какой вопрос мучает меня постоянно? Почему мне в 1965 году не дали провести экономическую реформу? Да от одной потребкооперации сколько пользы было бы. В стране появились бы в достатке одежда, обувь, продовольствие! Мы после НЭПа лишились мастеров – тех же портных или сапожников... Умелый портной – это как талантливый художник, его за один день не подготовишь. Где сегодня хороший костюм заказать? Мне-то сошьют в кремлевской мастерской. А другим? Раньше в Москве на каждом углу сидел сапожник в будке. Мелкий ремонт, почистить обувь за копейки – пожалуйста! Пирожки горячие на каждом углу предлагали… А мне возражают: подорвем твоей реформой устои социализма! Это частник-портной подорвет устои? Бред какой-то…

- Согласен, - порывисто выдохнул Кириллин и наметил улыбку, подумав, что повторяет за Косыгиным. – От реформы был бы толк, но она уперлась в засилье монополий и отсутствие рынка. А без него, без конкуренции, происходит только рост цен!

Закивали все. Дымшиц – задумчиво, Смиртюков – понимающе, Косыгин – хмуро.

- Ох, уж эти цены… - желчно забурчал Алексей Николаевич. – если бы вы только знали, как мне приходилось бороться за то, чтобы цены хоть на некоторые товары поднять до уровня рентабельности! Ценообразование должно стимулировать производительность труда, окупать издержки и двигать народное хозяйство вперед! А у нас цены не менялись и даже снижались. Политическое достижение? Допустим. Но по таким ценам невозможно выпускать товары высокого качества. Вот их-то у нас и не хватает…

- Ох, как же нас ругали тогда, как костерили! - хихикнул Смиртюков. – И «нэпманами» обзывали, и «душителями плановой системы»! Помнишь, Веня?

Дымшиц кисло улыбнулся, и сложил руки на столе, как примерный ученик.

- Я вас немного оспорю, Владимир Алексеевич, - вежливо заговорил он. - Не кажется ли вам, что, прежде чем переходить на единую валюту в рамках… э-э… Восточного общего рынка, необходимо сначала уйти от двухконтурности денежного обращения в СССР, когда есть внутренний наличный рубль и внутренний безналичный? Причем, что характерно, отсутствует единый эмиссионный центр «безнала», а именно он и является основным при расчетах между предприятиями. В общем, первым действием изложенной вами задачи должна быть хорошо обдуманная и подготовленная ликвидация этой самой двухконтурности, а уже затем можно переходить и на привычную для мира денежную систему с Государственным банком, как единым эмитентом валюты.

- Согласен… - растерянно вытолкнул Кириллин, испытывая горячий прилив благодарности к «недругу», хоть и окрашенный смущением. – Простите, Вениамин Эммануилович, я даже не ожидал, что вы копнете так глубоко. М-м… - он заспешил, словно боясь, что ему помешают договорить: - Знаете, мне кажется, что самые яростные споры вызовет не сам переход от двухконтурности, а его последствия. Ведь придется отказаться от товарного фондирования в пользу денежного финансирования, а это, в свою очередь, потребует наличия рыночных горизонтальных связей между предприятиями. Неизбежная демонополизация отраслевых министерств и разукрупнение главков вызовет конкуренцию…

- Социалистическую конкуренцию, Владимир Алексеевич! – весомо сказал Председатель Совмина. – Понятно, что министерские окажут сопротивление новациям, а вот готова ли партия избавить народное хозяйство от мелочной опеки? Вопрос! Тут всё зависит от того, какой ответ даст ЦК. Если положительный – пускай тогда заводы и фабрики сами устанавливают цену на продукцию и платят зарплату, договариваются друг с другом или закупаются на товарно-сырьевых биржах! – Алексей Николаевич выпрямился, и будто вырос, помолодел даже. - Подготовим пакет документов, чтобы предприятия одного государства-члена СЭВ могло свободно открывать филиалы на территории другого, причем по упрощенной схеме. Приоткроем границы для обычных «неорганизованных» граждан. Пусть без жестких ограничений перемещаются из страны в страну - в пределах социалистического содружества, разумеется. Но зато с любыми целями – хоть устраиваясь на работу в каком-нибудь Секешфехерваре или Пльзене, хоть «диким» туристом…

- А если ответ отрицательный? – Смиртюков поскреб мизинцем вопросительно вздернутую бровь.

- Тогда пропадем, - сухо ответил Косыгин.

Будто пугаясь его слов, зазвонил телефон-«вертушка». Алексей Николаевич тяжело поднялся, опираясь руками о столешницу, и двинулся к своему мощному столу. Поднятая трубка оборвала трель.

- Слушаю. Здравствуйте, Михаил Андреевич… Что? Да, товарищ Кириллин у меня, как раз обсуждаем… Да-а? К сожалению, люди принимают коллегиальность лишь в разрезе ответственности. На что уж Байбаков умница, а в общий строй не спешит. Дескать, мое дело – планировать, а цены – это не к нам! Да, почти по Райкину… Что? Михаил Андреевич, цитировать и я умею… Хотите, Сталина процитирую? Да? Сейчас… М-м… «Говорят, что товарное производство всё же при всех условиях должно привести и обязательно приведет к капитализму. Это неверно. Товарное производство приводит к капитализму лишь в том случае, если существует частная собственность на средства производства, если рабочая сила выступает на рынок, как товар, который может купить капиталист и эксплуатировать в процессе производства, если, следовательно, существует в стране система эксплуатации наемных рабочих капиталистами». По-моему, дословно. Да, Михаил Андреевич… Нет, никакого возврата к прошлому мы не допустим, это совершенно исключено. Да? Ага… А вот за это спасибо. Ну, как не за что… Есть за что. Хорошо… До свиданья, Михаил Андреевич.

Не оглядываясь, Косыгин положил трубку на клацнувшие рычажки и достал из ящика тощую красную папку.

- Ну, все на сегодня, товарищи, - официально объявил он, и добавил без тени улыбки: - А вас, Владимир Алексеевич, я попрошу остаться.

Смиртюков весело подмигнул академику, выходя, а Дымшиц отделался кивком, аккуратно закрывая за собою дверь.

- Получено разрешение, наконец-то, ознакомить вас с совершенно секретными материалами, Владимир Алексеевич, - медленно проговорил Косыгин, возвращаясь к малому столу. - Мне это приятно вдвойне… - он нетерпеливо обернулся к дверям, и створка, будто повинуясь взгляду, распахнулась, пропуская молодого человека в элегантном синем костюме, при галстуке в тон, и с плоским чемоданчиком.

Прокрутив код на замочках, молчел открыл дипломат и достал тонкий журнал в коленкоровом переплете.

- Распишитесь, пожалуйста, здесь… и вот здесь, - вежливо велел он Кириллину, и предложил ручку.

Зам Предсовмина послушно вывел пару подписей. Человек с чемоданчиком забрал журнал, а взамен выдал красную папку с бумагами.

- На прочтение – ровно час, товарищ Кириллин, - уведомил он академика. – В двадцать минут четвертого я вернусь за материалами.

Поклонившись, молчел удалился.

- Ознакомьтесь, Владимир Алексеевич, - спокойно сказал Косыгин, расстегивая папку. - Совсекретной информации… м-м… по этому делу много, несколько блоков – военный, социальный, политический… Весь комплект даже мне не показывают, а здесь то, что нас касается, - он шлепнул по кожаной обложке, - экономический блок. Читайте.

Академик раскрыл папку, и его брови вздернулись.

- Ого! – пораженно воскликнул он. – «Особая папка» - «Закрытый пакет»! С таким уровнем секретности я еще не сталкивался…

Кириллин вчитался, недоверчиво хмурясь, а Председатель Совмина с мрачным удовольствием следил за тем, как менялось выражение лица у заместителя.

- Это… серьезно? – с запинкой выговорил зампред. – Информация из будущего? Но… Как?!