Змеелов. Книга вторая (СИ) - Дорнбург Александр
Мельком скажу, что это был не тот известный профессор Лифшиц, что с физмата, а его однофамилец. Бодро выдававший себя за караима. Корректного игрока в карты.
В процессе охмурения женского пола, мне даже пришлось солировать под аккомпанемент рояля. А что? Голь на выдумки хитра. А песня — серьёзный фактор воздействия на окружающих. Недаром же сейчас девушки поголовно бегают и вешаются на разных Шаляпиных и П. Лещенко.
Сейчас добропорядочная интеллигенция, то есть те люди которые считают, что если будут ценить шампанское и балет, то это сразу отнесет их к сливкам общества, уже держит характерную фигу в кармане. Втихомолку критикуя страну и ее власти.
В моде меланхоличные песенки упадочного Вертинского. «Где Вы теперь? Кто Вам целует пальчики?» Или упадочного же Есенина. Из цикла «кабацких песен». От которых даже волосы в носу шевелятся. Эра декаданса, чего уж там… Подобные произведения считались полузапретными, таящими в себе яды иного социального строя.
А поскольку девушка играющая на рояле, выдала похожую мелодию, то я удачно вклинился и в тему спел для антуража:
— Дым сигарет с ментолом,
Пьяный угар качает…
Чем сорвал бурные аплодисменты. Прибавил плюс сто к харизме и обаянию. Недаром же я всегда был склонен думать, что атмосфера горячих кушаний способствует развитию чувственных струнок.
На фоне других любителей музыкальных куплетов, как правило вопивших благим матом, я смотрелся настоящим молодцом. И в награду я получил одобряющий взгляд Фимы Лифшиц. Ага, фигли нам, страшным бабам, бояться красивых мужиков? Похоже, дело на мази…
Я под ручкой с девушкой подошел к профессору Лифшицу и сказал, что без ума от его внучки. Мечтаю на ней жениться. Заняться чистой наукой и перебраться в Москву. Мельком нарисовал картину безбедной, счастливой семейной жизнь под моим чутким руководством.
Профессор, павлин расфуфыренный, изучил мою семитскую внешность, ладную фигуру, и в обтекаемых словах благословил мои намерения. При этом папаша так энергично кивал своим массивным шнобелем, как будто клевал какой-то корм.
Вот так к счастью, я был признан «либер фатером» «подающим надежды» и респектабельным. Ё-Ё-Ё!
Что тут сказать? Новая советская элита цветет и пахнет. Бронзовеет. Пытаясь создать закрытую касту, стремится заключать браки преимущественно в своем кругу. Чтобы не разбавлять коммунистическую «голубую кровь». При этом все режиссировалось из Кремля.
Так сын Берия, Серго, хотел жениться на дочке Сталина, Светлане. Но сам Лаврентий, зная шлюховатое поведение дочери генсека, сумел отговорить сыночка. Да и дурная наследственность колола глаза. Мамаша Светланы, несколько ненормальная особа, покончила жизнь самоубийством. Попытался покончить жизнь самоубийством в 19 лет и ее старший сын — Яков. Остальные дети покойной тоже вели себя как полные не адекваты. Так что Серго женился на другой «номенклатурной невесте». Марфе Пешковой — внучке «великого пролетарского писателя» Горького, которого так осыпал деньгами Сталин.
Незаконнорожденная же дочь Лаврентия Берии, Марта, «наследница великого родителя», в будущем вышла замуж за сына «небожителя», хозяина Москвы", Гришина. Благословил этот брак сам Брежнев.
Так что я мог опоздать. Но проскочил буквально в последний момент.
Эх, а жизнь-то налаживается!
Вот и славно. Еще один голос на ученом совете в мою пользу. Конечно, обещать — не значит жениться. Да и в Москву я не собираюсь. Это было бы глупо с учетом предстоящей войны. Но и на «Ташкентском фронте» мне такие знакомства пригодятся. Если же меня все же захомутают, то в СССР брак не приговор. Отнюдь! Коммунисты устроили в стране такую сексуальную революцию, что еще каких-то десять лет назад, в конце 20-х, средняя продолжительность брака в Советском Союзе составляла какие-то жалкие восемь месяцев.
На следующий день я скакал, как белка в колесе. Малость геморройно, но никуда не деться, приходится вертеться. Чуть свет, уж на ногах. Ничего, в поезде, в дороге отосплюсь.
И без завтрака я, переполненный рабочим энтузиазмом, рванул в институт. Там работал с документами. Ощущение, конечно специфические. Напрягаться на пахоту с семи утра — это не что иное, как истязание, совершенное с особым цинизмом, колотунчик, бляха-муха…
Когда открылись продовольственные магазины, то я метнулся в бывший «Франкони, Павианишвили, Гойкоевич и сыновья», ныне магазин Моснархарча № 7 «Коммунарка», украшенный портретами вождей, в стиле «Головотяпство — живо», на фоне довольно скудного ассортимента, и соорудил себе завтрак. Чтобы пожрать. Как поэт выразился: «Все что требует желудок, тело или ум — все человеку предоставляет ГУМ». " Нечего на цены плакаться — в ГУМ комсомольцы, в ГУМ рабфаковцы!"
Потом до одиннадцати соорудил и завизировал себе ходатайство на «прибор для ночной ловли змей». Хотя меня и убеждали, что это все ерунда, змеи холоднокровные, но я отвечал что как раз на фоне остывающей ночью раскаленной почвы Туркмении змеи будут хорошо различимы по принципу негатива. Так сказать, аргументировал.
К обеду помчался в общественную приемную нынешнего хозяина Москвы. Первого секретаря горкома Лазаря Кагановича. В надежде подтолкнуть свое изобретение. Недаром же в Москве централизованно песни распространяют, понятные даже кобыле Буденного:
"Чтоб солнце улыбалось
Бетону-кирпичу
И Лазарь Каганович
Нас хлопал по плечу…"
В общественной приемной начальника московского горкома меня ждал облом. Спустили меня с небес на землю. Приземлили…
Таких как я — слишком много. Прием граждан и представителей трудовых коллективов раз в неделю. В очередь нужно записываться.
Записался через полмесяца. Не знаю, буду ли я в этот период в Москве. Право слово, я не до такой степени наивный оптимист! Скорее всего нет.
Но надо же начинать гнать волну! Прибор сам себя не сделает. И я его не сделаю. Уже один раз щиток починил. Так что здесь оказался. Значит надо кого-то озадачить. В крайнем случае, пущу письменное ходатайство по инстанциям.
Затем я вернулся в институт и снова окунулся в дебри бюрократии. Рожал кучу бумаг. Отрыжка советской эпохи. Без бумажки ты какашка…
Помогло мне то, что большую часть расходов я брал на свой счет. Черт с ним, не обеднею! Но все равно в бухгалтерии мне всю душу вымотали. Будто бы я мальчик на побегушках! Можно подумать, что я на львовщине вместо работы превращался в пасторального пастушка, вплетал в волосы разноцветные ленты и целыми днями играл на флейте! В конце концов, в науке отрицательный результат это тоже результат.
По ходу дела выкроил часок для посещения общественных бань, так как мыться из кружки уже изрядно надоело.
Вечером посетил свою коморку, взял еще несколько презентов и рванул на очередную вечеринку для тружеников науки. Надо вращаться. И лоббировать свою защиту. А здесь часто все решается заранее, в своем кругу. А мне в общую очередь становиться никак нельзя. У меня миссия…
Жизнь, она штука такая, по разному оборачивается. Поскольку Лифшицы опоздали где-то на час, я энергично атаковал внучку профессора Обручева, Ольгу. «Гадкого утенка» кордебалета. Под лозунгом: «Только раз бывает в жизни встречи!»
Сам профессор Обручев производил впечатление незадачливого священника, не имеющего прихода, а его внучка — серой мыши. Ай какая винтажная прелесть! В стиле «Твои прекрасные глаза, как брюк жандармских бюрюза»! «Фемина, всем феминам фемина!» Своего рода тень Смольного, этого учебного заведения для благородных девиц, словно повеяла на меня.
Пришлось включать привычный образ сексуального мачо Родриго Гильермовича. Я же как тот моряк, что начинает ухаживать, помня час отплытия своего корабля, поэтому никогда не теряет зря времени.
"Если б я был султан, я б имел трех жён
И тройной красотой был бы окружён".
Так как место моей официальной невесты было занято, то я щедро стал предлагать Ольге место моего личного помощника. Секретаря и соратника. Можно сказать, друга. По ходу дела я рассказал парочку интересных историй, как из собственного опыта, так и других, непонятно откуда взявшихся.
