Макс Мах - Под Луной
– Принято.
– И учти я хочу про это дело знать все, что возможно и даже больше!
– Сказал же!
– И так быстро, как только возможно.
– Понял уже!
– Я знаю, что понял, но должен же я показать тебе всю меру своей заинтересованности и обеспокоенности?
– Кстати об обеспокоенности… Слушай, Макс, а это правда, что Лонгва наверху бильярд поставил?
– Правда. Хочешь сыграть?
На самом деле, когда в двадцать втором обустраивали кабинет начальника управления, выяснилось, что прямо над ним – но уже под самой крышей – осталось изолированное после общей перестройки помещение бывшей мансарды. И лестница вдоль стены кабинета вела к потолочному люку, то есть именно туда, наверх. Вот кто-то из сотрудников – кажется, это был Малкин – и предложил оборудовать там комнату отдыха для начальника управления, пробив заодно выход на черную лестницу, что обеспечит начальству большую мобильность и секретность перемещений. Вообще-то такая роскошь, как личные апартаменты при начальственном кабинете, была в те времена еще не в ходу, хотя у некоторых вождей комнаты отдыха уже имелись. Зато другие, тот же Феликс Эдмундович, ставили себе койку без всяких буржуазных вычурностей прямо в кабинете. За ширмочкой, так сказать, а то без нее. Но в случае Кравцова такое решение подсказывала сама жизнь. Верхнее помещение было, что называется, не пришей кобыле хвост. Его трудно было использовать с любой другой целью, да и перекрытия над кабинетом начальника управления оказались тонковаты: нельзя было исключить факт подслушивания. И хотя перекрытия вполне можно было укрепить, лестницу сломать, а потолочный люк заделать, и отдать комнату под какую-нибудь второстепенную надобность, решено было "не плодить сущностей", и обеспечить начальника Управления Военконтроля нормальными условиями для отдыха, раз уж он, бедолага, горит на работе. Так возникла пресловутая комната отдыха, в которой если и было что ценное, так это старый кожаный диван, на котором можно было вздремнуть при случае минуток сто двадцать для поправки общего расстройства организма. Но в бытность свою начальником Управления Роман Войцехович поместил там изъятый у одного проворовавшегося красного командира бильярдный стол.
– Правда. – Подтвердил Макс бытовавшие в Управлении слухи. – Хочешь сыграть?
– Ну, если у тебя есть время…
– Времени нет. – Усмехнулся Макс. – Но у меня к тебе еще, как минимум, два поручения, и ты мне не рассказал, кстати, что там у тебя возникло вдруг в связи со словом "озабоченность".
– Не озабоченность, а обеспокоенность. – Поправил Семенов, поднимаясь вслед за Максом по крутой деревянной лестнице. – Охрану, как я понимаю, ты не возьмешь?
– Правильно понимаешь. Мне одного Гудкова за глаза и за уши хватает.
– Я бы наружку за тобой пустил… временно.
– Таптунов, что ли? – удивился Макс. – А их-то на кой хер?
– А чтоб посмотреть, не пасет ли тебя или Рашель кто-нибудь другой.
– А знаешь что… есть в этом что-то. – Макс задумался, представляя, как сам стал бы устраивать "охоту на крупного зверя". Выходило, что если нет принципиального решения на устранение, вполне могли повесить хвост. – Ладно, валяй.
Он выставил шары пирамидкой и убрал рамку.
– Двойку. – Сказал Семенов, примериваясь к столу.
– Заказные удары по пирамиде редко когда удаются. – Макс тоже взял кий и взвесил его в руке.
– Не учи, ученого! – Жорж выставил биток справа между ближней и средней лузами, прицелился, ударил. Биток пролетел поле справа от пирамиды, отскочил от заднего бортика и аккуратно послал крайний правый шар в основании пирамиды – двойку – прямехонько в лузу, под правый локоть Семенова.
– Браво! – Сказал Макс, по достоинству оценив скромность Жоржа. Сам бы он попробовал забить единичку в среднюю лузу, но хозяин, как говорится, барин. – Помнишь наши планы по поводу спецчастей?
– Не забыл.
– Надо к этой теме вернуться. Я тут обмозговал это дело на досуге, – откровенно усмехнулся Кравцов, вспоминая свои досуги в округах. – Нам нужны городские боевики, уж не знаю, как их назвать. Группы захвата? Группы силовой поддержки? Надо еще подумать, но смысл ясен: это должны быть бойцы, способные организовать задержание вооруженного преступника, устроить засаду, ворваться на защищенный объект… Квартира, там, или еще что…
Что это может быть еще, Семенов, надо полагать, и сам догадается. Не маленький.
– Это раз. А два, соответственно – настоящее воинское формирование. Для начала две-три роты… или сотни. Максимум полк. Больше не потянем, да и товарищи из Наркомата не позволят. Но полк – вполне. Люди, способные взять вооруженных бандитов, диверсантов или шпиЁнов на местности. В лесу, в поле, в горах. Выследить, приблизиться, взять, по-возможности, бессшумно. Догнать, если потребуется. В конце концов, устроить засаду и всех в ней положить.
– Ну, это не проблема. – Ответил Жорж, резко отправляя в путь очередной шар. – В Туркестане сейчас таких хватает, да и на Украине, в Белоруссии. В Чоне поискать еще можно. Они с бандами все время воюют, опыта накопили выше головы! Есть там рукастые мужики, которым на гражданке голодно и скучно.
Еще один шар в лузе.
– Дуплет… А вот городские… Лучшие уже давно в ОГПУслужат.
– А у нас? – Макс достал из кармана трубку и стал ее неторопливо набивать. – У нас что, таких нет?
– Таких нет. – Про группу Колядного Жора, разумеется, не знал, это были тайны другого уровня. – Пятерка!
– Нет, значит, надо учить.
– Научим. – Пожал плечами Степанов.
– Найди приличных людей. – Предложил Макс, провожая взглядом очередной шар, отправившийся в замысловатое путешествие меж трех бортов. – Сам все не делай и Павлуновскому скажи, что это не в обход субординации, а из уважения к нему. Впрочем, не надо, я сам с Иваном Петровичем поговорю. На нем Оперативный отдел, а тебе, мне кажется, эта тема будет куда интересней.
– Допустим. – Согласился Семенов и, отложив кий, вопросительно посмотрел на Макса.
– Пока пусть будет в качестве силового отделения Оперативного отдела…
– "Силовой" – звучит нехорошо.
– Вот и придумай название. В переспективе это твой собственный отдел. Что-нибудь вроде активных операций… ну, не знаю! Думай!
– Принято. Что-то еще?
– Я хочу создать отдел разведки… ну, не разведки, разумеется. Активная контрразведка. Собственная разведка Военконтроля… Не знаю, но смысл понятен, или нет?
– Понятен. – Кивнул Семенов. – А я тут при чем?
– Подумай о кандидатуре. – Сказал тогда Кравцов и улыбнулся. – Это я по дружбе прошу, а не как начальник. Мне на эту должность волк нужен с лисьим умом, никак не меньше…
2
До полудня колесо вертелось так, что, как говорят на Руси, не дыхнуть, не пернуть. Дел накопилось множество, тем более, что Макс не только восстанавливал разрушенное, он и новое строил, предполагая ввести в практику контрразведки такие приемы и методы, до которых не додумались еще и признанные мастера этого дела – немцы да англичане.
"Ну, ничего! – думал Кравцов в азарте. – Дайте срок! Такого монстра вырастим, ЧК от зависти удавится!"
Были у него и другие – вполне наполеоновские – планы. Теперь были, чай, не двадцать первый год на дворе. Макс только не знал пока как подступиться к главному, как не решил пока и того, каким должен быть, пусть не идеальный, но приемлемый – с точки зрения соотношения "цена-качество" – искомый локомотив истории. Он твердо решил, чего не хочет допустить на пути в Комуну, оставалось понять, что из оставшегося – люди и обстоятельства – возможно и достаточно, чтобы в конце концов сделать там остановку.
– Март восемнадцатого. – Сказал Кравцов. – Ты встречала Котовского в марте в Елизаветграде?
– В Екатеринославе. – Кивнула Маруся. Ну, что хочешь с ним делай, а назвать Никифорову Марией Григорьевной он не мог. Даже мысленно. Только мысленно, поскольку "бандитка" Маруся Никифорова была казнена белыми в сентябре 1919 года.
– В Екатиринославе… Что он там делал?
– Бежал с фронта. Ты же помнишь, немцы начали наступление, взяли Киев…
– Я был в Одессе с Муравьевым. – Макс пыхнул трубкой, прищурился, вспоминая Котовского. Григорий Иванович командовал сотней, входившей в Тираспольский отряд. Среднего роста – ниже Кравцова на голову или даже больше – но крепкий, жилистый, из тех, про кого говорят силач, едок. Ел много. Макс как-то раз видел, как Катовский умял яичницу с салом из двух дюжен яиц. Еда в нем сгорала, видно, иначе давно должно было разнести, но полнеть Григорий начал, как рассказывали Кравцову, значительно позже, после тяжелых ранений, то есть уже году в двадцатом. А тогда, зимой восемнадцатого, о "дородности" не могло быть и речи. Был быстрым, решительным, но при том нервным, дерганным. Иногда начинал вдруг заикаться, да и в глазах у него было нечто…
"Ну, да! – Вспомнил Кравцов. – Он же эпилептик!"
