Александр Тестов - Варяги
Глава четырнадцатая Князь Боривой
Слепец не тот, кто не видит, а тот, кто не желает видеть.
Новгородский князь Боривой захворал. Его мучили слабость, жар и сильный кашель. Князь уже вторые сутки не выходил из своего походного шатра и ничего не ел. Он с трудом поднимался с ложа, чтобы дойти до ведра, справить нужду — и вновь возвращался назад, под теплую медвежью шкуру. Его поили медом, отварами, настойками, но ничего не помогало, князю не легчало. Боривой слег очень невовремя. Он потратил больше трех седмиц, чтобы собрать в единый кулак все союзные ему чудинские рода. Лично объездил все стоянки чудинов, поднимая их на борьбу с варягами. Согласились не все, но многие; прислали своих воинов. Он привел из Новгорода шесть сотен лучших воев. И вот теперь, когда на берегу Волхова под его рукой собралось полторы тысячи воев, он не может вести их в бой.
— Болотная стерва к ему присосалась, — шептались и чудины, и новгородцы, — вот и тянет она из князя жизнь.
Невмоготу было князю, пуще телесных страданий были муки душевные. «Сколько трудов — и все впустую, — сокрушался Боривой, — не надо было Радея пущать, сейчас бы он смог повести воев на вражеский борг».
— Эх, — вздохнул князь, — не загубить бы дело.
А Радей, его верный ипат, был сейчас далеко. Он сам отослал его к Вадиму, узнав о подарке Перуна и Даждьбога. Не ошибся, верно, князь в этом странном Вадиме, не ошибся. Сотню врагов сумел одолеть, самого ярла Гутрума побил, да еще и ладьи их захватил. Вот уж поистине боги на его стороне, а вот князя, видимо, они забыли.
— Эх, невовремя ты, князь, помирать собрался.
— Кто здесь? — тревожно спросил Боривой. Он тяжело поднялся на локтях, огляделся, но в шатре никого не было.
— Невовремя, — повторил голос. — А помнишь, как лихо ты начал, каким соколом летал?
— Поди прочь…, — выдохнул князь, — не желаю тебя слушать… поди прочь… По шатру прошел легкий ветерок и раздался тихий шелест.
— Помнишь, как словене прокричали тебя князем, честь тебе великую оказали. Помнишь? Боривой сглотнул.
— Помню… я все помню, — устало выдавил он, — зачем пришел? Что тебе надо?
— Вставать тебе, княже, надо, — твердо произнес голос, — вои тебя ждут.
— Вои… ждут, — как зачарованный повторил Боривой.
— Вставай, княже, пришло тебе время испытать свою судьбу.
Князь нашел в себе силы еще раз подняться на локтях. Он обвел взглядом шатер — тихо, пусто.
— Да кто ты?
— Не ищи невидимого, но верь в истинное…
На сей раз ветерок подул сильнее, отбросив со лба князя пряди седых волос. Масленый светильник, стоявший у княжеского ложа на низкой скамье, вспыхнул всего лишь на миг и тут же погас. Боривой в короткой вспышке света увидел высокую черную фигуру человека, успел разглядеть его морщинистое лицо с хищным носом и усы… желтого… золотистого цвета.
— Ты? — не поверил князь, глядя в темноту, туда, где только что стояла фигура.
— А ты сомневался? — спокойно спросил голос совсем с другой стороны.
— Нет, — твердо ответил князь. — Ты приказываешь мне встать, и я встану… — опустившись на ложе, он продолжил: — Но скажи, о великий, что ждет нас под стенами вражьего борга?
Боривой ждал, но ответа не последовало. Князь тяжело вздохнул, прикрыл глаза. Тяжелая медвежья шкура согревала его озябшее тело. Боривой почувствовал, как тепло, расходившееся внутри, убаюкивало, успокаивало. Захотелось забыться и уснуть.
Его мысли были сейчас не в лагере, не с Радеем и даже не в вражеском борге. Князь, засыпая, думал о своей встрече с волхвом Звеягой. Старец явился к нему перед самым походом и поведал князю о своем сне:
«Прошлой ночью детский плач разбудил меня. Мне снился страшный сон. Я видел гибель нашего рода. Городища наши разрушены. Новгород сожжен. Я видел голые кости под палящим солнцем… я спросил: «О великий Перун, за что ты посылаешь нам такие страдания? Чем мы прогневали тебя? Наши люди жили в мире, любили, растили детей, торговали. Наши ладьи ходили по многим рекам, в дальние края…»
У нас были враги, князь, но мы побеждали их. Но сейчас я боюсь и ничего не могу с этим поделать. Боги молчат. Чужаки пришли на наши земли, захватили многое, но хотят еще большего. Они мечтают покорить нас, превратить в рабов. Я просил: «О могущий Сварог, почему ты не выжгешь их глаза? Перун, почему ты не разобьешь их ладьи, своими огненными стрелами, чтобы они навсегда забыли дорогу сюда? «Боги всегда хранили нас. Но сейчас я не слышу их слов.
С каждым днем врагов прибывает все больше — я это вижу! Они хотят нашу землю, эти алчные и голодные псы. Варяги храбры, но разве мы нет? Будет война, княже, кровавая война. Я вижу! Многие погибнут! Я стар… я не слышу богов, но, может быть, ты, князь, услышишь их? Не прогоняй незнакомцев — один из них сделает больше, чем дружины! Ты должен сделать все, чтобы наши дети спали спокойно!».
Боривой судорожно дернулся под шкурой. «Как же пуглив этот Звеяга. Сам выжил из ума, и людей стращает. Не слышит он богов, а я? Я слышал богов. Я видел… Незнакомцы? Ах да, те трое из Каргийоки. Но кто их них? Кто? Я узнаю!», — подумал во сне князь и успокоился. Больше в эту ночь его ничто не потревожило.
По шатру прошел едва ощутимый легкий ветерок и затих в дальнем углу тихим шелестом.
* * *
Как только забрезжил рассвет, князь оделся и вышел из шатра. Он чувствовал себя бодро и гадал, а не приснилась ли ему его хвороба? Не было ли это наваждением, посланным Мораной? Стоявший у шатра в карауле новгородец от изумления выпучил глаза и широко разинул рот.
— Княже…
— Что рот раззявил? — бодро спросил Боривой, — а ну-ка буди воинство, пора выступать.
Через несколько минут весь лагерь ожил, и люди зашевелились, как встревоженный пчелиный улей. Воины с воодушевлением приняли добрую весть об исцелении предводителя.
— Князь одолел хворь, — радостно шумел лагерь.
— Болотная стерва отстала…
— Князь здоров! Боги спасли его…
— Слава Боривою!
Новгородцы и чудины споро разобрав походные шалаши и позавтракав на скорую руку, облачались в доспехи.
Боривой лично проводил полусотню вершников — это все, что у него осталось после нападения на переправе. Конники ушли берегом, вперед, разведывать пути к вражескому боргу. Князь поторапливал, ему казалось, что слишком много времени он потерял, борясь с хворью, и теперь надо было наверстывать упущенное.
Следом за вершниками вдоль берега двинулись десять сотен союзных чудин из восьми соседних родов. Лагерь пустел. Последними снялись новгородцы. Словене, погрузившись на одиннадцать круглобоких ладей, выгнали свои суда на середину реки, где течение подхватило их и понесло. Боривой шел на первой в строю ладье. Он облизнул палец и поднял руку над головой. Свежий ветер холодом обжег намоченный княжеский перст.
— Ставь паруса, — громко приказал князь.
Тяжелые реи поползли вверх, освобождая серые паруса, которые хлопнув несколько раз, надулись, набрав полный ветер. Весла убрали — ветер и течение хорошо разогнали ладьи.
Боривой не сомневался, что Радей и Вадим поспеют вовремя, тогда они разом ударят с двух сторон, и варягам не усидеть в их борге. Долго, ох долго ждал этого часа новгородский князь. Выжидал, копил силы, искал союзников. И вот теперь близился день расплаты. Он сам хотел поквитаться с ярлом Гутрумом, но боги судили иначе, ярл нашел свою смерть раньше, чем смог до него добраться князь — так тому и быть. На все воля богов.
Могучий Волхов легко нес ладьи новгородцев к заветной цели, с каждым пройденным изгибом приближая их к Альдегьюборгу. К Устьице, к бывшему словенскому поселению, которое десять лет назад захватил и разорил ярл Гутрум и срубил на этом месте свой борг, перекрыв новгородцам выход к озеру, лишив их торгового пути и обильной охоты на нерпу. Тяжело тогда стало в Новгороде. Варяги часто спускались по Волхову к самому городу и разоряли его окраины. Жгли веси, уводили людей и скот. Три лета терзали чужаки словен и чудинов, разоряя и убивая. Дважды выходил Боривой с дружиной на перехват Гутруму и дважды был жестоко бит. Лучших дружинников потерял князь в тех сечах, сам в последней схватке едва жив остался. И не оставалось ему ничего другого, как заперевшись за стенами града смотреть на поднимающиеся из-за леса столбы дыма. Смотреть на разорение своих земель. В бессильной злобе сжимал князь кулаки и скрежетал зубами, но выйти и вновь сразиться с врагами он не мог. Не было у князя дружины, а с мужиками-ополченцами, от сохи взятыми, много ли навоюешь. Нет, нужны для сечи опытные вои, да только где их тогда было взять.
Так и сидел он с последней своей сотней за новгородскими валами, за крепкими да высокими стенами града, сидел и терпел. Однако варяги не спешили подступаться к стенам словенского града и брать его штурмом. Видно не до того им было, или незачем. Добыча их и без того была обильна, а многие чудинские роды сами пожелали платить ежегодную дань.
