Клаус Нойман - Правда об "Орловским инциденте"
Лейтенант успел перекинуться несколькими словами с пилотом, пока геликоптер ожидал “пиджака”. После того, как вертушка взлетела, лейтенант отдал приказ сменить дубинки, и бить по головам, на поражение, до смерти. Боевая задача – удерживать территорию госпиталя.
Вован, поначалу “упаковывавший” зараженных, как и все остальные, достал “телескоп” – раскладывающуюся дубинку из трех вложенных друг в друга стальных пружин с тяжелым шариком на конце – страшное оружие ближнего боя, в умелых руках легко ломающее кости. И вот тут началось. Поперли и спереди, и сзади.
Пока отделение Вована, с пришедшим на помощь третьим, держало вход и периметр от ломящихся больных снаружи, первое ожесточенно дралось на территории против безумных, не чувствующих ни боли, ни страха, бывших врачей и больничного персонала.
По прикидкам Вована, только на площадке перед входом в госпиталь они оставили под сотню трупов. Он сбился со счета на втором десятке, когда поперла особо плотная волна, и стало не до математики – только успевай толкать щитом, да бить в голову. Лейтенант сделал на этом особый упор: или в голову, или ломать шею.
Чуть позже, Вован лично убедился в правоте командира.
Невменяемый мужик, которому Вован раздробил колено, и который, по идее, должен был выть от боли, крепко схватил его за лодыжку, и пытался укусить. Естественно, защиту он не прокусил, но успокоился только после удара в голову, от которого мозги разлетелись на метр вокруг.
Вован, конечно, врачом не был, но даже его скудных медицинских познаний хватило, чтобы усомниться в официальной легенде. Что это за бешенство такое, что лечится проломом башни??? А у некоторых из нападавших так вообще, были раны с жизнью никак не совместимые. Ну не станет человек с рваным в клочья горлом лезть в драку. Однако, лезли.
Это напугало бы до усрачки любого, даже самого тренированного человека, но, к счастью, у Вована и его товарищей не было времени на то, чтобы думать, и тем более, пугаться. Нужно было держать оборону снаружи, чтобы парни из первого могли разобраться с угрозой изнутри, и обеспечить безопасную эвакуацию. Понятно же, раз от госпиталя ничего не осталось, значит и им тут делать нечего. Поэтому Вован с минуты на минуту ждал вертушки, которые вывезут отряд из этого бардака назад, в Подмосковье.
Вертушек все не было. Лейтенант, который, казалось, был вездесущим, в моменты своего появления в поле зрения Вована, не переставал переговаривался по рации.
Парни из первого, похоже, зачистили территорию, и тоже подтянулись ко входу с двумя оставшимися в живых медиками. К тому моменту прошла и легла у входа третья волна атакующих, а четвертая, совсем уж редкая, только медленно подтягивалась с выходящих на площадь улиц.
Лейтенант, подошедший с первым отделением, встал на один из ящиков, взял в руки матюгальник, повертел, отбросил.
Неожиданную для всех речь он толкнул, используя свой никак не слабый голос.
Плохая новость: их кинули.
Контролирующее площадь второе отделение, чуть не отвлеклось от выполнения боевой задачи, однако окрик командира отделения заставил Вована и его товарищей прекратить вертеть головами и роптать. Слушать – пожалуйста!
Но глаз от площади не отводить.
Хорошая новость: потерь нет. План простой: выходим из города в порядке для рассредоточения. Выступаем немедленно.
По дороге смотрим по сторонам в поисках подходящего транспорта.
Вопросы взаимоотношения с властями и бывшим руководством решаем после того, как покинем зону предполагаемого карантина.
Держа свое место в строю, Вован смотрел через прозрачный пластик щита на попадающихся зараженных, и чувствовал, что ночь будет намного хуже, чем он предполагал в самом начале
Успокаивало то, что лейтенант как всегда четко знал, что делать. Вован служил в его взводе уже третий год, и не помнил ни одного раза, чтобы слова лейтенанта расходились с делами. А это значит, что по любому выведет, раз сказал.
***
Убийца. У-бий-ца. Слово пульсировало в её сознании, повторяясь бесчисленное количество раз, дробясь на отдельные слоги, набор звуков, до тех пор, пока они не перестали значить ровным счетом ничего.
Сверхъестественным усилием воли Маша смогла заставить себя продолжить путь. Она прекрасно понимала, что Олины слова были сказаны лишь для того, чтобы приободрить её, смысла в них было меньше, чем в стонах зомби. И в то же время, без её смертоносных навыков, у Оли и её родителей нет почти никаких шансов. Это, пожалуй, была самая важная причина, по которой ей стоило идти дальше.
А у Коли, похоже, нет совсем никаких шансов, даже с учетом её ган-каты. Ноги передвигает, но ни на что большее не способен. Глаза пустые, молчит, бледный, как те мертвые. Самый интересный, и, что уж там темнить, перспективный мужчина в отряде превратился в обузу. Но и бросить его нельзя. Совсем неправильно будет. Даже для девушки-убийцы.
Поэтому двигаться надо медленно, и очень осторожно.
Маша шла по пустому, слабо освещенному коридору второго уровня, стараясь производить как можно меньше шума. Не сказать, что вокруг стояла мертвая тишина. Скорее наоборот, на фоне ровного гула каких-то машин и электрического потрескивания, до Маши доносились слабо различимые отзвуки криков, грохота, и даже нескольких выстрелов. Звуки исходили явно не с этого уровня, но совсем непонятно было, приближались они, или удалялись.
Впрочем, насчет возможного столкновения с мертвыми она совсем не беспокоилась. Пять заряженных “беретт” и с десяток оставшихся полных магазинов. Это мертвецам надо её опасаться. Она же убийца. Осознание того, что это она убила Игоря и женщину наверху, пугало её гораздо сильнее, чем возможная встреча с мертвецами. А как жить после убийства двух человек, один из которых был тебе ближе всех людей на Земле, Маша не знала. Если бы можно было все забыть, как это уже случилось после смерти Игоря. Но два раза на такое везение вряд ли можно рассчитывать. Оставалось лишь сосредоточиться на насущных проблемах. Основная – вывести своих спутников к отряду, и уехать из города.
– Сейчас налево, – прервал её размышления хриплый Колин голос. – Там служебная лестница есть… с выходом на Покровскую.
Оказывается, недооценила она Колю. Двигается, может, еле-еле, но еще соображает.
Слева, действительно, находилась неприметная дверь с надписью “Служебный вход”. Маша приложила к ней ухо.
Тишина. Подергала ручку. Дверь оказалась заперта. Замок, конечно, ставили больше для проформы, да и сама дверь – кусок фанеры. Маша потянулась за “Береттой” но её снова прервал Коля.
– Не надо… Возьми гантель, – он снял руку с плеча
Олиной мамы, и выдернул из-за пояса оставшуюся булаву. – Прислоняешь к замку, и чем-нибудь тяжелым стукаешь… Так тише будет… Я б сам вскрыл, но что-то мне нехорошо…
Маша подошла к нему вплотную. Заглянула Коле в глаза.
Зрачки расширены. Белых полосок, как у мертвых, нет. Или заражение еще не проявилось, или вообще обойдется. А нехорошо ему, потому что пол-ноги оттяпали.
Она взяла булаву, прислонила гриф торцевой частью к замку. Оглянулась в поисках чего-нибудь тяжелого. Ничего подходящего в пределах видимости не нашлось. Маша перехватила булаву двумя руками, замахнулась, ударила. Дверная ручка с треском вылетела, и, звеня, покатилась по полу.
Железяка застряла в тонкой фанере на месте замка.
– Ты б еще с разбегу долбанула, – подал голос Коля. – Надо было аккуратненько тюкнуть…
Вот же мужики! Мало того, что его тащат на себе, так он еще и язвит. Маша выдернула булаву из пробитой двери, подошла к Коле, и заткнула ему за пояс.
– Кому не нравится, могут ломать двери самостоятельно. Николай не нашелся с ответом, лишь скривился. По идее, он должен выть от боли, а не показывать маршрут, и, тем более, не острить. Может шок… Совсем непонятно.
Но на размышления и постановку диагнозов времени у них не было. Маша толкнула дверь и первой вошла в узкий, метра в два, тускло освещенный проход. За ней Олины родители с висящим на их плечах Николаем. Оля зашла последней, аккуратно прикрыв дверь за собой.
Недлинный коридор оканчивался Т-образным перекрестком.
– Сейчас налево. – Коля все еще показывал дорогу. – И там лестница.
– Откуда ты знаешь?
– Я же здесь родился… Когда маленькими были, излазили всё…
Понятно. Остается надеяться, что память парня не подвела. И что мертвецы не догадаются воспользоваться служебными ходами.
Как и ожидалось, левый коридор заканчивался еще одной дверью, за которой находилась тесная лестничная площадка.
Вверх и вниз уходили узкие бетонные пролеты с высокими ступеньками и хлипкими на вид перилами. Маша спустилась чуть вниз, перегнулась через перила, заглянула на площадку этажом ниже. Тишина и спокойствие. Она махнула рукой, мол, пошли, и медленно зашагала вниз по ступенькам.
