Андрей Валентинов - Несущий Свет
Старик предупреждал: «Вокруг – смерть… подарок выручит и защитит…» Да, смерть рядом. Арцеулов бросил бесполезный карабин и, подумав, положил рядом гранату. Еще минута – и он просто сорвет чеку. Значит, напрасно Степан поил его водой на Белой и спасал среди руин Александровска. Как говорят господа матросы, амба…
Он вновь подумал о «подарке». Рука сама собой полезла в полевую сумку, но Арцеулов так и не решился достать рожок. Это казалось смешным: древняя, патриархальная магия, рассчитанная на отражение внезапного налета или ночных страхов, – и то, что двигалось к нему. Силы слишком не равны.
Внезапно бесконечный бег вокруг кургана прекратился. Твари замерли, словно готовясь к нападению. Грозные шаги подбирались все ближе, черные пятна тьмы стали редеть, сквозь них начали обозначаться смутные, колышущиеся контуры. Ослепительно-белый свет ударил из темного облака, словно у того, что двигалось к кургану, открылся громадный светящийся глаз. Но, странное дело, Арцеулову показалось, что белое око не испускает свет, напротив. То, что светилось среди черноты, словно втягивало свет в себя, желая выпить его, оставив лишь беспросветную тьму…
Твари у подножия кургана зашевелились. Вначале Ростиславу показалось, что они вот-вот ринутся в атаку, но затем он понял: предстоит иное. Враги быстро перемещались влево и вправо, освобождая широкий проход. Загонщики выполнили свою работу, настал час охотника.
«Вокруг – смерть… подарок выручит и защитит». Арцеулов вновь расстегнул сумку и нащупал рог. В спасение он не верил, но привычка выполнять приказы превозмогла. Пусть не думают, что он потерял голову от страха. Может, и не плохо, что последним звуком, который ему придется услышать, будет зов рога Гэсэра…
Арцеулов решился. Миг – и рожок уже в руках. Послышался громкий испуганный визг: серые твари вопили, указывая на него когтистыми лапами. Другие, отбегая назад, оглядывались на надвигающуюся смерть, словно прося поспешить.
Вновь блеснула надежда. Выходит, и на эту мразь есть управа! Ростислав приложил эвэр-бурэ к губам и резко затрубил. Наступила тишина. Враги застыли, и вот где-то совсем близко прозвучал ответ: ровно и чисто пропела боевая труба…
Послышался свист и резкий конский топот. Белое око погасло, клочья тьмы сгустились, словно пытаясь защитить исполинского охотника. Косматые твари отбегали назад, испуганно перекликаясь. Вновь пропела труба. Стена тумана поредела. Откуда-то с запада налетел сильный теплый ветер, разгоняя белую мглу. Ярко вспыхнул диск луны – серебристый свет упал на неподвижно застывшую сухую траву вокруг кургана. Страшные загонщики исчезли, пропав в редеющей туманной мгле. Топот усиливался, вновь послышался дружный, с переливами свист, а затем чей-то сильный хрипловатый голос прокричал:
– Гей, хлопцы! А ну робы грязь!
Из-за кургана вылетели всадники. Их было шестеро – крепких хлопцев в смушковых шапках и богатых кафтанах. Под луной сверкали вынутые из ножен сабли, породистые кони приплясывали и нетерпеливо ржали.
«Махновцы», – пронеслось в голове, но страха не было. В эту минуту Арцеулов был рад и махновцам.
Трое всадников повернули коней и бросились прямо на отступающую стену тумана. Ростислав видел, как тает белая пелена, как распадается на части страшный черный силуэт, исчезая без следа.
Трое других остановили коней у подножия кургана. Арцеулов медленно подобрал карабин и начал спускаться.
Двое всадников были молоды. Из-под смушковых шапок улыбались безусые лица, кафтаны были расстегнуты, лунный свет падал на дорогую сбрую. Третий, в котором Арцеулов сразу же угадал командира, был явно постарше. Длинные усы побило проседью, из под шапки свисал седой чуб. Одет всадник был просто – куда беднее, чем его хлопцы, – но из-за туго затянутого кушака золотой отделкой сверкали старинные пистоли, а на рукояти кривой турецкой сабли тускло поблескивали самоцветы.
– Здоров будь, хлопче! – голос казался хриплым, низким, в нем звучали добродушие и легкая насмешка. – Ще живый?
– Здравствуйте… – ухо привычно отметило малороссийский говор. Значит, все-таки махновцы или какой-нибудь из бесчисленных повстанческих отрядов, бродивших по таврической степи…
Ростислав поднял глаза и увидел, что туман исчез. Ночная степь дышала покоем, словно все случившееся просто пригрезилось.
– Панэ бунчужный! – трое всадников возвращались, пересмеиваясь и поигрывая саблями. – Чисто! Накажеш наздогнаты?
– Досыть з ных! – тот, кого называли бунчужным, бросил саблю в ножны и ловко соскочил с седла. – Бильш нэ сунуться!
Он был невысок ростом, пониже Ростислава, но широк в плечах и костист. Чувствовались долгие годы, проведенные в седле, среди битв и походов.
– Подполковник Ростислав Арцеулов! – рука привычно взлетела к козырьку. – Благодарю вас, господа! Выручили.
Хлопцы недоуменно переглянулись. Ростислав не понял, что их так удивило – не появление же врангелевского офицера возле линии фронта!
– То пан нэ простый жолнеж? – бунчужный виновато покачал головой. – А я його мосць хлопцем назвав! То пан полковник такый молодый…
– Помилуйте, что за счеты! – Арцеулов даже рукой махнул. – Вы меня от смерти спасли…
– То нэ смэрть… – бунчужный оглянулся. – То нэ смэрть, панэ Ростиславэ. То мара. Воны вжэ сами мэртви – погынули в давни викы. Тилькы в таку нич воны сылу мають… Ну що, хлопцы, перепочинэмо…
Всадники соскочили с коней и окружили Арцеулова. Он заметил, с каким интересом они разглядывают его форму и оружие. Ему самому стало любопытно: повстанцы (если его спасители, конечно, из их числа) были обмундированы крайне живописно. На ум тут же пришла известная картина Репина из Русского музея. Впрочем, он слыхал, что махновцы и прочие «батьки» любили щеголять в давних запорожских нарядах.
– З якой армии, панэ? – поинтересовался один из хлопцев с серьгой в левом ухе и большим шрамом через все лицо. – Чи нэ поляк?
– Почему поляк? – поразился Ростислав. – Русский я, из армии барона Врангеля.
Ответом было удивленное перешептывание. Бунчужный покачал головой:
– Нэ дывуйтэся, хлопци! Пан Ростислав и сам здывувася… Кого тилькы вночи не зустринэш!.. А ну, краще зложить багаття. Пересыдымо до ранку – и гайда…
Арцеулов не понял, что означает «багаття», но тут же сообразил: хлопцы принялись собирать сухую траву и какой-то деревянный хлам, валявшийся на кургане. Вскоре вспыхнул огонь, и тьма отступила. Ростислав машинально отметил еще одну странность: один из хлопцев зажигал костер не спичками и не зажигалкой, а неким приспособлением, высекавшим искры.
«Наверно, огниво, – Арцеулов лишь покачал головой. – Ну надо же!..»
Впрочем, разруха, охватившая бывшую империю, приучила и не к такому.
– Сидайтэ, панэ Ростиславэ, – пригласил бунчужный. – Посыдымо, люлькы попалымо.
Арцеулов опять не понял, но все стало ясно, когда тесно сгрудившиеся у костра хлопцы достали большие, украшенные резьбой трубки и стали неторопливо набивать их из вышитых кисетов.
– Папиросы, господа! – Арцеулов поспешил достать пачку «Дюшеса». Ответом были удивленные взгляды. Ростислав пожал плечами и щелкнул зажигалкой.
Хлопцы переглянулись, руки несмело потянулись к пачке. Лишь бунчужный, усмехаясь, поблагодарил, но закурил все-таки свою «люльку».
– Хытро, – заметил один из хлопцев, дымя «Дюшесом». – Нэ бачив такого. Хиба що з Нимеччины прывэзлы…
Арцеулов уже не удивлялся. В самом деле, в ночной таврической степи можно встретить кого угодно. Даже тех, кто никогда не курил папирос.
– Що ж вы нас, панэ, так пизно покликали? – поинтересовался бунчужный, затягиваясь «люлькой». – Чи сами думалы нежить розигнаты, як Козьмодем'ян?
– Растерялся, – честно признался Арцеулов. – Да и не верил как-то, что рог поможет…
– То риг знатный, – старшой внимательно оглядел подарок Джора и вернул Ростиславу. – Сыла в нему велика – з морського дна пидняты можэ. В тэбэ песыголовци мэртво вчепилися. Самого позвалы!..
«Самый» – то, что надвигалось, окутанное тьмой. Даже у горящего костра старый воин не решался произнести его имени. По телу Арцеулова пробежала запоздалая дрожь.
– Тилькы здаеться мени, помылылыся воны, – продолжал бунчужный. – Не вас йим було потрибно. Того, що вони шукали, в вас нэмае…
Вначале Арцеулов не понял, а затем вспомнил. Камень! Он отдал камень Степану! Он представил, что Косухина тоже перехватили в пути. А ведь у краснопузого нет с собою подарка Джора!
– Мы… Мы с другом были в Безбаховке, – нерешительно начал он. – Там…
– Знаю, хлопче, – кивнул бунчужный, похоже, забыв на время о том, что к Ростиславу надлежало обращаться «пан». – Велыка за вамы сыла, якщо старый граф передав вам цэ… А за свого товариша не бийся, йим його не взяты. Пэкэльный вогонь на ньому…
И вновь Арцеулов ничего не понял. «Пэкэльный», вероятно, означало «адский». Конечно, он под горячую руку именовал краснопузых «антихристами», но не в буквальном же смысле!
